Ведущий в погибель

— Нам направо, — на миг оборвав повествование о сложностях, связанных с мощением улиц, бросил стриг мимоходом, и Курт молча свернул вслед за ним.

Интересно, что скажет фон Вегерхоф, если прямо потребовать связи с вышестоящими? Если на минуту принять как истину его служение в Конгрегации, то отсюда проистекает следующий вывод: агент такого уровня и подобной уникальности должен иметь хоть что-то, хоть какое-то средство, дабы в случае надобности быстро снестись с руководством. Если барон Александер фон Вегерхоф и впрямь из числа служителей — а такой вариант допускать приходится — такое средство у него есть наверняка, и он предоставит оное по первому требованию. Если же выкладки, произведенные минувшей ночью, имеют под собою большее основание, то стриг из кожи вывернется, чтобы не оказать ему ни малейшей помощи, что и будет нагляднейшим доказательством справедливости сделанных выводов.

— Прошу, — торжественно объявил стриг, когда Курт остановился у первой ступени широкого каменного подъема. — Оплот порядка сего славного града. Имей в виду еще кое-что, — продолжил фон Вегерхоф уже чуть серьезнее, ступив на лестницу первым. — Зная ситуацию, к каковой ты наверняка привык, а оттого и избаловался, хочу предупредить: здешние бюргермайстеры — не то, что в Кельне. Ульмские, как и полагается по закону, избраны на год. И их двое. Как и полагается по закону. Воли у них немного, с прибытием же в эти места поставленного Императором фогта от нее и вовсе мало что осталось, а посему на особенно большую помощь от них не надейся. Кроме того, светские власти Ульма к Конгрегации относятся не столь радушно, и все, на что ты можешь уповать, это расчетливая учтивость. В лучшем случае. И самое главное: нынешние бюргермайстеры — оба полные болваны. Городу на это наплевать, ибо в дела горожан они не мешаются, добра не делают, однако и худа не творят, переизбрание уже на носу, посему никто и не суетится. Говорить тебе надо не с ними. Твоя цель — благоволение канцлера. Это единственный, кто знает свое дело, знает город и горожан. Полагаю, это — оттого, что письмоводитель не избирается на столь короткий срок, а служит многие годы до конца дней своих… Однако, сейчас не станем погружаться в общественно-политические диспуты, — повысил голос стриг, когда Курт поморщился и попытался было возразить. — Иоахим Зальц. Вот кто тебе нужен. Подводя итог сказанному, я бы заметил, что он единственный, имеющий в этом городе истинное влияние и положение — не столько de jure, сколько de facto. Если в данный момент не проводится какое-нибудь сложное судебное заседание, где необходимо наличие нотариуса, он сейчас свободен, а посему, минуя главную залу, мы направимся прямиком в его рабочую комнату. Нет, — удержав Курта за локоть, одернул стриг, когда он двинулся вперед по широкому освещенному коридору. — Не сюда. Этим путем ты попадаешь именно в главную залу; а там, судя по тому, что я слышу, сейчас вовсю идет обсуждение горестной судьбы какого-то нечестного торгаша. Стало быть, народу — не протолкнуться: эти заседания обыкновенно заканчиваются чем-нибудь любопытным вроде запускания подсудимого в воды Донау или изгнания négligé, а то и nu за городские ворота… Сюда.

Не будь рядом фон Вегерхофа, он ни за что бы не подумал отворить маленькую дверцу, с виду ведущую никак не более чем в кладовую; за дверцей, однако, открылся другой коридор, чуть уже, освещенный не факелами, а рядом частых окошек не шире средней бойницы. Стриг шагал вперед уверенно и не задерживаясь подле иных дверей, остающихся по левую руку, не озираясь и не припоминая пути.

— «Деловые связи», ты сказал? — усмехнулся Курт, с некоторым трудом поспевая за его стремительным шагом. — Теперь понимаю, откуда столь тесное знакомство с ульмским канцлером. А ведь, насколько мне известно городское законодательство, местным замковым владетелям запрещается иметь в городе собственность и вмешиваться в торговые дела?

— Собственности в Ульме у меня нет, — возразил фон Вегерхоф. — Как я упомянул уже несколько минут назад, мой городской дом арендован. И ни единая буква закона мною преступлена не была.

— А дух?

— А spiritus, Гессе, ubi vult spirat[31]… Сюда.

В дверь, пригнувшись под низкой притолокой, фон Вегерхоф прошел первым, не замешкавшись на пороге; Курт, войдя, прикрыл створку за собою и замедлил шаг, исподволь оглядывая светлую комнату, уставленную полками, все свободное место от каковых занимали два внушительных стола, один из которых был завален свитками, стопками бумаги и книгами. За другим, чуть более свободным, восседал грузный сутулый, как мост, человек, низко склонившийся над разверстой перед ним книгой устрашающих размеров. На скрип двери он оглянулся с раздражением, при виде фон Вегерхофа поморщась, точно от внезапного приступа ревматической боли.

— Господин барон… — без особенной радости поприветствовал канцлер, и стриг широко улыбнулся, коротко кивнув:

— Майстер Зальц. Доброго вам утра.

— Дня, — поправил тот, с неудовольствием обронив взгляд на замершего поодаль майстера инквизитора. — За полдень, позвольте заметить, и у людей занятых — день, господин барон.

— Сии слова означают, что мое присутствие нежелательно? — уточнил фон Вегерхоф, усевшись на скамью у окна, и, закинув ногу на ногу, привалился спиной к подоконнику; канцлер нахмурился.

— Что это с вами за юноша, глядящий на меня так, словно я новая статуя с фонтаном?

— Дайте подумать, — попросил стриг неспешно, заведя глаза к потолку. — Мрачный, как смерть, весь в коже, точно наемник, оружием увешан, словно праздничная ветвь — сластями… ах, да, на шее у него Знак инквизитора; что б все это значило?

— Александер! — осадил Курт, и тот умолк, с нарочитой обидой отвернувшись. — Курт Гессе, следователь первого ранга, — представился он, подступивши к столу ближе, и Зальц болезненно покривился снова. — Насколько мне известно, мое появление в Ульме не является неожиданностью.

— Верно, рат[32] направлял просьбу прислать к нам инквизитора, — согласился канцлер со вздохом и, упершись в стол ладонью, начал грузно подыматься с низкого глубокого стула; Курт вскинул руку:

— Сидите, сидите.

— Благодарю вас, — искренне произнес Зальц. — Эта работа убьет меня когда-нибудь… Весьма рад, майстер Гессе; однако — отчего вы почтили вниманием мою скромную персону, а не кого-либо из бюргермайстеров? Я всего лишь нотариус и архивист, и городские дела подобной серьезности — не сказал бы, что они входят в число моих полномочий и обязанностей.

— Я не diplomat, — отозвался Курт с дипломатичной полуулыбкой и, придвинув стоящий у соседнего стола табурет, уселся напротив. — Посему не стану погружаться в околичности и скажу как есть. До меня дошли некоторые сведения, говорящие о том, что оба бюргермайстера люди… занятые, по каковой причине ожидать от них особенно большого внимания к подобным проблемам, а также ощутимой помощи — не следует, и что именно в ваших руках сосредоточено некоторое влияние на жизнь города. Кроме того, полагаю, собственно помощь архивиста мне весьма пригодилась бы в этом деле, ибо — кому как не вам знать, не происходило ли в истории города нечто подобное в прошлом, как часто и как давно.

— «Влияние на жизнь»… — повторил Зальц, бросив взгляд на стрига, и вздохнул. — Сдается мне, я понимаю, откуда подул этот ветер. Однако господин барон человек молодой, майстер инквизитор, и временами спешит с выводами. Как архивист (вы правы) я знаю многое, что проходит мимо внимания прочих должностных лиц ратуши, а также то, что оные уже не помнят или не могут помнить, и как нотариус — да, я слежу за соблюдением законности также и вышеупомянутыми лицами. Если вам кажется, что я могу оказать какое-либо содействие, я, разумеется, к вашим услугам, хотя и слабо представляю, чем могу вам помочь.

— Не отбрыкивайтесь, майстер Зальц, — усмехнулся стриг, — скромность — не ваш конек. Вы загнали его в стойло лет двадцать назад, где он благополучно издох от недостатка ухода и полнейшей обездвиженности…

31

дух // дышит, где хочет (лат.).

32

Рат — городской совет.