Когда он был порочным

Впервые в жизни Майкл понял, почему Джон так трепетно относился к своей работе в парламенте.

Но Индия не сделала его счастливым. Он обрел здесь в некотором смысле покой, что было даже парадоксально, учитывая, что трижды он едва не распрощался с жизнью, даже четыре раза, если считать и рукопашную схватку с индийской принцессой, весьма ловко владевшей кинжалом (Майкл всегда утверждал, что вполне сумел бы обезоружить эту особу и остаться невредимым, но все же признавал, что выражение лица у нее было довольно кровожадное, и с тех пор он усвоил, что никогда не следует недооценивать женщину, которая полагает себя — пусть и ошибочно — униженной).

Однако если не считать эпизоды, связанные с угрозой для жизни, пребывание в Индии научило его многому. Он наконец-то делал что-то сам, он стал что-то представлять собой.

Но главное, Индия принесла ему душевный покой потому, что он мог жить здесь, не мучаясь постоянным сознанием того, что Франческа находится буквально за углом.

Жизнь не стала лучше оттого, что между ним и Франческой пролегли тысячи миль, но она определенно стала легче.

Однако давно уже было пора посмотреть в лицо суровой правде жизни и привыкать к ее пребыванию поблизости, так что Майкл упаковал свои пожитки, уведомил своего камердинера, который был немало обрадован, что они убывают в Англию, заказал себе роскошную каюту на борту «Принцессы Амелии» и пустился в путь домой.

Разумеется, ему придется встретиться с ней лицом к лицу. От личной встречи никак нельзя было уклониться. Ему придется посмотреть в эти синие глаза, воспоминание о которых преследовало его непрестанно, и попытаться стать ей другом. Дружба — это было то единственное, чего она ждала от него в те мрачные месяцы, последовавшие за смертью Джона, и как раз это он был не способен ей дать.

Но может быть, теперь, по прошествии благодетельного времени, благодаря разделявшему их целительному пространству он сможет. Он был не так глуп, чтобы надеяться на то, что Франческа переменилась, или что он увидит ее и вдруг поймет, что больше не любит, — этого-то, он был совершенно уверен, никогда не случится. Но Майкл перестал наконец при словах «граф Килмартин» оглядываться в надежде увидеть позади себя своего двоюродного брата. И может быть, теперь, когда горе поутихло, он сможет установить с Франческой дружеские отношения без того, чтобы считать себя вором, замышляющим похитить у покойного брата неизменный предмет своих мечтаний.

Можно было также надеяться, что и она отошла несколько от потрясения и не станет требовать от него, чтобы он взял на себя выполнение всех обязанностей Джона, кроме одной.

И все же он был рад, что будет только март, когда он сойдет на пристань в Лондоне, слишком рано для Франчески, которая прибывала в город в начале сезона.

Он был храбрым человеком и доказывал свою храбрость множество раз — и на полях сражений, и при других обстоятельствах. Но он был и честным человеком, достаточно честным, чтобы признаться, что перспектива оказаться с Франческой лицом к лицу пугала его больше, чем целая французская армия или тигр-людоед.

Может, ему повезет и она вообще решит не ехать в Лондон в этом году.

Это было бы величайшим счастьем.

Было темно, и она никак не могла уснуть, и в доме был собачий холод, и, что хуже всего, все это было по ее собственной вине.

Впрочем, что до темноты, тут она, пожалуй, ни при чем, решила Франческа. Ночь есть ночь, в конце концов, и воображать, что солнце скрылось за горизонт по ее вине, — это уж чересчур. А вот вина за то, что дом не успели должным образом подготовить к ее приезду, лежала целиком и полностью на ней. Она забыла сообщить, что собирается приехать в этом году в Лондон на месяц раньше, и вот результат: из прислуги в Килмартин-Хаусе нет никого, а запасы угля и восковых свечей почти истощены.

Утром все наладится, после того как экономка и дворецкий совершат безумный набег на магазины Бонд-стрит, но сейчас Франческе оставалось только дрожать в своей постели. День выдался на редкость ненастный, и от резкого ветра было гораздо холоднее, чем обычно бывает в это время в марте. Экономка попыталась было пожертвовать всем имеющимся в доме углем для господского камина, но Франческа не разрешила: графиня там не графиня, а не могла она допустить, чтобы из-за нее все остальные в доме спали в нетопленых спальнях. Кроме того, господская спальня была необъятных размеров, и натопить ее было непросто, особенно если остальные помещения в доме тоже не были должным образом натоплены.

Библиотека! Вот решение проблемы! Библиотека была маленькой и уютной комнатой, и если закрыть дверь в коридор, то тепло от камина сохранится до утра. Более того, в библиотеке есть отличная кушетка, на которой вполне можно спать. Кушетка эта, конечно, невелика, но лучше спать на ней, чем погибать тут, в спальне, от холода.

Приняв это решение, Франческа выпрыгнула из постели и, ежась от холода, кинулась к своему халату, висевшему на спинке кресла. Халат этот представлял собой не слишком надежную защиту от холода — Франческа не подумала, что ей может понадобиться в Лондоне халат потеплее, — но это было лучше, чем ничего, к тому же, напомнила себе Франческа, в безвыходной ситуации выбирать не приходится, особенно человеку, у которого ноги совсем заледенели от холода.

Она поспешила вниз, скользя на натертых ступенях, так как на ногах ее были толстые шерстяные носки, и едва не упала, но, к счастью, удержалась на ногах, и сразу же помчалась по ковровой дорожке к библиотеке.

— И скорее развести в камине огонь, огонь, огонь, — шептала она на бегу. Вот добежит она до библиотеки и сразу же вызовет звонком прислугу, и очень скоро в камине разгорится веселое пламя. И нос ее отогреется, и пальцы утратят этот кошмарный голубоватый цвет, и…

Она толкнула дверь в библиотеку.

И пронзительный вопль сорвался с ее губ. В камине уже пылал огонь, и возле него спиной к ней стоял мужчина, протянувший к пламени замерзшие руки.

Франческа огляделась, ища что-нибудь, что можно было бы использовать в качестве оружия.

И тут мужчина обернулся.

— Майкл?!

Он никак не думал, что она окажется в Лондоне. Ему, черт возьми, и в голову не пришло, что такое возможно! Не то чтобы это что-то изменило, но все же он был бы готов к этой встрече. Он бы потренировался изображать на лице мрачную усмешку или по крайней мере побеспокоился о том, чтобы к решительному моменту одеться безупречно и как следует войти в роль неисправимого повесы.

Так нет же! Вместо того он стоит теперь перед ней разинув рот и старается не обращать внимания на то, что из одежды на ней одна только темно-пунцовая ночная рубашка и пеньюар из такой тонкой и прозрачной ткани, что легко различить очертания…

Он нервно сглотнул. Не смотреть. Ни в коем случае не смотреть.

— Майкл? — снова вырвалось у нее.

— Франческа, — отозвался он, так как надо же было сказать что-нибудь. — Что ты здесь делаешь?

И кажется, тем вывел ее из оцепенения.

— Что я здесь делаю? — переспросила она. — Это ведь не я предположительно должна находиться сейчас в Индии. Что ты здесь делаешь?

Он небрежно передернул плечами:

— Я подумал, что пора мне вернуться домой.

— Написать ты не мог?

— Тебе? — спросил он, приподняв бровь. Ирония, как и задумывалось, достигла цели. Она не написала ему ни единого письма за все время его странствий. Он отправил ей три, но, после того как стало очевидно, что отвечать она не намерена, всю переписку стал вести через свою мать и мать Джона.

— Да хоть кому-нибудь, — ответила она. — Тогда кто-нибудь был бы здесь, чтобы встретить тебя.

— Ты же здесь, — заметил он. Она нахмурилась:

— Если бы мы знали, что ты приедешь, то подготовили бы дом к твоему приезду.

Он снова передернул плечами. Это движение вполне соответствовало образу, который он так отчаянно старался создать.

— Дом вполне готов.

Она зябко обхватила себя руками, тем самым полностью закрыв от его взоров свою грудь, что, он не мог не признать, было только к лучшему.