Избранное

Меня провели в небольшую комнатку рядом с алтарем, напоминающую приемную. Газовая печка старой конструкции горит сильным голубым пламенем — мускулы на лице начинают сразу же расслабляться. У самого входа, положив руки на колени и низко опустив голову, меня ждет молодой человек. Раздвоенный подбородок заглядывает мне в глаза:

— Я вам не нужен?

Я отрицательно качаю головой, и он, пожав плечами, покидает комнату. Знакомство происходит без всякого представления, само собой. Я никак не могу сообразить, о чем следует спрашивать этого юнца, и мне совершенно безразлично, будет присутствовать Раздвоенный подбородок или не будет. Сажусь за облупленный кое-где черно-золотой чайный столик напротив молодого человека. Этот хрупкий детский затылок не особенно подходит старшему группы — видимо, начальнику тех молодых ребят, которые сидят сейчас в храме. И его лицо, которое он поднял, распрямившись в ту самую минуту, когда я опустился на свое место, точно такое, каким его можно представить себе, глядя на затылок. Будто отполированная, нежная детская кожа. Мягкая линия подбородка — не поймешь, юноша перед тобой или девушка. Если бы не следы выбритых редких усов — губы совсем девичьи. Форма носа тоже неплохая. Правда, глаза странно-темные, диковатые, напоминают легковоспламеняющуюся нефть. И в то же время такие слабые мускулы… кажется, самое большее, на что он способен, — это нагонять страх на детей и командовать ими. Видимо, он был лисой, облеченной властью тигра. В таком случае со смертью братца он лишился опоры, на нем может сосредоточиться давняя злоба остальных, и сейчас самое подходящее время, чтобы по возможности выведать у него все, что меня интересует. Правда, если он, не имея мускулов, искусно владеет ножом да еще до безумия отчаянный парень, тогда не пропадет. С помощью насилия можно выдвинуться среди своих товарищей. Для спорта, для драки, для убийства требуются совершенно разные данные. Даже тигру не сравниться с голодной одичавшей собакой.

Хорошо, но все-таки какую цель преследовала женщина? Для чего хотела она познакомить меня с этим молодым человеком? Вряд ли это пришло ей в голову неожиданно и она не имела возможности или случая предупредить меня об этом. Такой же точно значок в виде молнии, какой носил покойный. Может быть, это эмблема организации, именуемой «Синдикат услуг Ямато». Коль скоро этого юношу называют старшим, не значит ли это, что ребята, выстроившиеся вдоль дороги, — караул, находившийся в непосредственном подчинении умершего?.. но постой, действительно значок этого молодого человека такой же, как у Раздвоенного подбородка, однако… нет, он точно такой же формы, как у него, во цвет другой… у этого голубой значок, а у Раздвоенного подбородка — ярко-красный… по возрасту тот, пожалуй, старше, но, видимо, цвет нужно понимать не как различие в возрасте или положении, а как различие в принадлежности к той или иной группе. Следовательно, группа покойного в том же «Синдикате услуг Ямато» была, возможно, самостоятельной организацией.

Чего же хочет женщина?

Здесь ли, на месте, пришла ей в голову эта мысль? Или, может быть, до последнего момента было нечто, заставлявшее ее опасаться нашего знакомства? А возможно, она решила, что ей удастся извлечь выгоду из этой встречи, воспользовавшись тем, что я не был к ней подготовлен?

— Старшие у вас меняются?

— Нет.

Бесстрастный, официальный тон, конечно, напускной. Отсутствие выражения — казалось, он выгладил и расправил мельчайшие морщинки страстей, чтобы уравновесить в себе абсолютное подчинение и абсолютный протест. Расположить к себе такого парня не в тюрьме, а в обычных условиях почти невозможно. Есть лишь один выход: сесть вместе с ним в тюрьму и бросить ему вызов в опасной игре «кто кого». Сейчас же такой возможности нет и…

— Трудно, наверно, и вам тоже — такая неожиданная смерть начальника группы…

— Трудно.

— Теперь вы сами будете возглавлять группу? Или, может быть, назначат нового начальника?

— Распустят, наверно.

— Почему?

— У босса было много сложностей с начальником нашей группы… Несовершеннолетних ведь легко выследить… будь то просто убежавшие из дому, будь то такие, из которых шайка кровь сосет… а уж как выследят — глаз не спускают, морока… дело с ними иметь хлопотно…

Ребята, убежавшие из дому… в сердце что-то оборвалось, даже дух захватило… значит, это ребята, убежавшие из дому?.. и тот был начальником группы в синдикате, использующем убежавших из дому ребят, и, значит, у него, естественно, была совершенно иная, чем у нас, точка зрения на него, человека, который исчез. Знала ли об это женщина. Не исключено, что, зная все, она и решила познакомить меня с этим юношей.

— Я от имени всех прочел надгробную речь. — Может быть, из желания разрядить гнетущую атмосферу, он сел более непринужденно. И вдруг вызывающе: — Ха, я даже плакал. Начальник группы любил людей. Да, я плакал. Сколько ни делала налетов полиция, ни один из нас даже рта не раскрыл. И мы ни за что не хотим теперь домой возвращаться. А боссам невдомек… все любили начальника группы… прямо влюблены были в него… ну ничего, просто так это не пройдет…

— Но если известен преступник, нужно отправить его в полицию.

— Что вы глупости говорите? Его ведь убили-то по ошибке. Начальника группы застрелили из пистолета. А разве у тех рабочих были пистолеты?

— Кого же вы подозреваете?

— Ну знаете…

— А самый старший босс, наверно, не согласен?

— Может, он потому и пугает, что распустит нашу группу?

— А как же деньги, они будут и в дальнейшем поступать?

— Да, конечно, наши клиенты все первосортные. И потом, мальчики, те, которых вы видели на улице, тоже стоящие.

Я наконец с трудом начинаю постигать характер деятельности этой группы. Мне как-то не приходило в голову, что на стоянке микроавтобусов у реки не было никого из этой группы… клиенты… стоящие мальчики… я начинаю понимать… группа мальчиков… торгующих собой… и тот человек — их наставник… и если все это делается достаточно ловко, никакой закон им не страшен… но далеко не каждый способен вести такое дело… если не быть с ними в одной упряжке, выполнять роль пастыря трудно… когда выгода не сочетается со склонностью, дело проваливается. Рассудив, я кажется, начинаю понимать, почему такое тягостное впечатление произвели на меня эти похороны. Теперь никто не знает, что делать с этой группой. Потому-то начальство быстро ретировалось, оставив в качестве своего представителя управляющего. Одна лишь выгода не заставит этих обезумевших животных подчиняться новому начальнику. Если не быть человеком, способным вызвать к себе любовь этих юнцов и самому не любить их…

— Вы все прикреплены к определенным заведениям?

— Конечно. — Глаза его подозрительно сужаются. — С той компанией мы не имеем ничего общего. Вам, наверно, не понять… нет, конечно, не понять… сразу видно, что у вас к этому вкусу нет… члены нашего клуба все очень уважаемые клиенты… вы находите меня привлекательным? Глядя на меня, вы испытываете волнение?

— Да, вы красивый юноша.

— Ну а станете вы терпеть от меня побои? Станете пить мою мочу? Станете лизать подметки моих ботинок?

С трудом выдерживая его необыкновенно твердый, неподвижный взгляд, я ответил:

— Воздержусь, пожалуй.

— Ну вот. Одни грязные старики, мешки с деньгами… иногда актеры с телевидения — вот и все…

— Хочу спросить… вы, наверно, знаете… начальник группы не говорил недавно об одном владельце топливной базы?

— Владелец топливной базы? Клиент нашего клуба?

— Ну ладно, не слышали — и не надо.

— Вопросы там всякие, не люблю я их. Звон от них только.

— Тогда еще один последний… вы не скажете, где до недавнего времени жил начальник группы?

— Начальник группы был справедливым человеком. И поэтому у него не было противной привычки долго жить у кого-нибудь одного.

— Но вещи-то ведь у него были. Чемодан, к примеру, в котором он держал самое необходимое…