Страница 17 из 20
М.X.: Когда я пришел в компанию, себестоимость производства продукции была 12 долларов за баррель, это очень много. Сейчас эта себестоимость — 1,5 доллара за баррель, она самая низкая в стране. Когда я пришел в компанию, она производила 44 миллиона тонн нефти в год и падала со скоростью приблизительно 7 % в год. Сейчас компания производит около 80 миллионов тонн нефти в год и растет темпами порядка 20 % в год. Когда я пришел в компанию, у нее были долги перед бюджетом и подрядчиками в размере 3 миллиардов долларов, сейчас компания в год платит налогов от 3 до 4 миллиардов долларов каждый год и имеет дополнительные деньги на развитие новых инвестиционных проектов, таких, как сложные месторождения в Восточной Сибири, Эвенкии, Якутии и так далее. Если говорить о том, что я был назначен, хотя, наверное, это было не так, то могу без ложной скромности сказать, что, на мой взгляд, это было неплохое назначение, судя по результатам. Когда я говорю о политическом аспекте проблемы ареста Лебедева и так далее, я считаю, что политическая борьба может приводить к самым разным результатам, включая изменение законодательства. В некоторых случаях возможна даже возмездная национализация или, наоборот, приватизация. Но все это должно вестись либо в пределах правил, принятых в цивилизованном обществе, тогда мы можем называть себя цивилизованной страной, либо это может вестись без правил, тогда, в принципе, можно своих политических противников просто кушать на обед. И такое тоже есть в нашей современной истории, но не России, правда, а некоторых африканских стран. Из этого спектра политической борьбы, начинающегося с нормального обсуждения вопросов в парламенте и заканчивающегося тем, что врагов кушают за обедом вместе с политическими союзниками, мы можем выбрать свое место, которое считаем достойным для нас, как для России.
В. Б.: Практически у каждого нашего предпринимателя — такова реальность нашей страны, где прозрачность в бизнесе пока только идеал, — есть, как говорят англичане, свой «скелет в шкафу». А нередко — и целая дюжина. Не исключено, что где-то существует своего рода общероссийский кадастр такого рода «скелетов». Кто и по какому принципу, на ваш взгляд, принимает решение о том, какой «скелет» вытащить на свет божий, а какой — попридержать?
М.X.: Что касается нашей компании, мы работу по вытаскиванию «скелетов» начали сами в 1999 году. Все свои «скелеты», которые у нас были в шкафах, мы начали вытаскивать на свет божий и смотреть, что с ними можно сделать. Но поскольку, в отличие от «скелетов» в экономике, все вещи исправимы, нам много что удалось поправить, более того, я думаю, что нам удалось поправить практически все. Конечно, наверное, где-то еще есть что-то, что можно было бы и нужно было бы почистить. Мы над этим постоянно работаем. Но вот те дела, которые вытащила из шкафа Генпрокуратура, на наш взгляд — абсолютно чистые, и при внимательном рассмотрении, наверное, и у других специалистов возникнет аналогичное ощущение. То, что Генеральная прокуратура начала не просто работать, а арестовывать людей на базе этих чистых дел, свидетельствует о том, что, во-первых, им немного, что есть на нас вытащить, а во-вторых, о том, что они абсолютно уверены в торжестве силы над законом. Видно, там полагают, что любое дело в неправовом режиме может быть истолковано так, как им нужно. И зря так считают. Я полагаю, что все происходящее вокруг нашей компании порочит сам институт Генеральной прокуратуры. Наше общество сейчас все более склоняется к тому, что прокуратура, по крайней мере, в нашем случае, не является правоохранительным органом…
В. Б.: Депутат Дайхес (КПРФ) обратился в Генпрокуратуру по поводу «нарушений налогового законодательства РФ» ЮКОСом в результате использования схем ЗАТО, офшоров, в частности, в городе Лесной Свердловской области. Другие депутаты в своих запросах указывают, что ЮКОС покупает у собственных подразделений не нефть, а «скважинную жидкость» по так называемой «внутрикорпоративной цене». В результате, как утверждается в одном из докладов Счетной палаты, доля сырьевых налогов, взимаемых от цены (10 процентов роялти и 6–16 процентов на воспроизведение минерально-сырьевой базы), уменьшается где-то со 128 до 32 рублей за тонну. Что вы можете сказать по этому поводу?
М.X.: Каждое из этих обвинений и десятки других (я хочу напомнить еще раз, что в год у нас проходит более тысячи проверок) неоднократно исследовались с разных точек зрения юристами. С учетом нашего несовершенного законодательства по каждому из этих вопросов бывает несколько мнений у юристов и ровно потому, что это обычная практика, у нас в год идет порядка 150 процессов. Надо сказать, что и в мире это — нормальная практика. У British Petroleum в постоянном режиме идет около 3 тысяч процессов, причем в разных странах мира. Это нормально. Какие-то процессы мы выигрываем, какие-то — проигрываем, мы открыты в этом отношении. Мы даем об этом информацию в своих корпоративных отчетах. Что касается статистики, то могу вам сказать, что мы платим за тонну добываемой нефти не меньше, а больше, чем многие из наших коллег по цеху. И уж во всяком случае, никаких существенных отклонений от того, что платит, например, «Роснефть», в меньшую сторону у нас нет. Более того, в отличие, например, от компании «Роснефть», мы платим достаточно большие деньги и нашим акционерам, и выплачиваем их в рамках конкурсов и аукционов, когда государство продает новые месторождения. Что касается «скважинной жидкости» — это такой уже более специальный вопрос, и он неоднократно рассматривался. Но что же поделаешь, если в России мы действительно добываем не чистую нефть, а жидкость, в которой нефти всего 3 или 10 %. Или в среднем по компании, если взять ЮКОС, — 30 % нефти, остальное — вода, соль, металл и так далее. Это специфика наших месторождений. Вот то, что мы добываем, называется «скважинная жидкость», а потом, после различных технологических переделок, достаточно непростых, в рамках которых работают тысячи людей, огромные установки, уже получается чистая стандартная нефть, соответствующая требованиям ГОСТа, которую мы и сдаем в систему «Транснефти». Она называется по-разному. Есть Siberian Light, есть Urals, если брать международные термины. Между скважиной и ГОСТовской нефтью, которую мы сдаем в систему «Транснефти», лежит труд тысяч людей над вот этой самой «скважинной жидкостью». И заявления о том, что все это сделано исключительно с целью куда-то от кого-то и как-то спрятаться, не выдерживают критики. Для этого достаточно один раз побывать на месторождении и посмотреть, что на самом деле мы добываем из скважины.
В. Б.: Председатель Счетной палаты РФ С. В. Степашин сказал, что особых претензий у его ведомства к ЮКОСу после проведенных проверок нет. Считаете ли вы, что этому способствовала та работа по развитию прозрачности в ЮКОСе, которая была проведена при вашем активном участии? Расскажите, что удалось в этом плане сделать?
М.X.: В 1999 году мы приняли для себя решение, что будем отстраивать работу компании по западным стандартам. Что это означало? Во-первых, подготовку финансовой отчетности по международным стандартам. Мы выбрали стандарты US GAAP. Чем эти стандарты отличаются от российской отчетности? Как вы знаете, российская бухгалтерская отчетность, скорее, запутывает финансового аналитика, чем помогает ему осознать реально, что в действительности происходит в компании. В частности, у нас в российской финансовой отчетности нет понятия «консолидированного налогоплательщика» или «консолидированного предприятия». ЮКОС сегодня — это более 400 юридических лиц. И когда мы говорим — «ЮКОС по российским стандартам», мы имеем в виду только 1 % от общей численности работающих компаний. Поэтому первое, с чего мы начали, это ввели стандарты US GAAP, в соответствии с которыми мы уже несколько лет публикуем ежеквартальную отчетность, представляем ее на своем сайте. Она показывает всю компанию в целом в разных разрезах. Помимо этого к международным стандартам отчетности относится проверка компании независимыми аудиторами. То есть аудиторами, которых назначает не менеджмент компании, а независимые директора.