Страница 26 из 27
– Хорошо, что он покойный, этот ваш наместник, – процедил Тарик. – За такое мудрое решение его следовало бы самого повесить на стенах города.
– Остынь, самийа, – мрачно осадил нерегиля Аммар. – Ты мало людей вздернул на сук? Выпей стакан крови, если тебе так неймется.
– На совести этого Инальчик-хана – семьдесят тысяч жизней, – тихим страшным голосом ответил Тарик. – Убийство посла и купцов открыло армии джунгар путь в долину Мерва через Мухсин. Силат сказали, что кочевникам пропели дорогу на крови.
– Что это значит? – рявкнул Аммар.
– Что мне нужно срочно послать голубя в Фейсалу, – побледнел ибн Худайр. – Пока там не произошло то же самое, что в Мерве.
Когда отряд ханаттани влетел на большую площадь у Ибрагимовых ворот, стало понятно, что и голуби, и гонцы опоздали.
На каменном помосте в центре площади стояла высокая виселица. В петлях под прочной карагачовой перекладиной висело пятеро человек. Четверо в длинных халатах стеганого шелка, с выбритыми лбами и черными косичками – ханьцы. Пятый был одет в кафтан из грубой ткани, отороченной мехом, и кожаные штаны – посол Эсен-хана. По тому, как высоко болтались его босые ноги, становилось понятно, что ростом джунгар был гораздо ниже, чем купцы. Ступни и щиколотки кочевника почернели от огня и до сих пор сочились кровью – его пытали перед смертью.
Тарик, увидев тела на виселице, охнул и скрючился в седле потного, роняющего клочья пены коня. Тяжело дыша, самийа медленно провел рукавом джуббы по серо-желтому от пыли лицу и размотал платок, защищавший нос и губы от мелкой пыли.
– Что теперь делать, господин? – спросил Саид.
Его вороной храпел и мотал вверх-вниз головой, пытаясь успокоиться после быстрой скачки.
– Отправляйтесь в цитадель и ждите повелителя, – бесцветным голосом отозвался самийа и устало махнул в сторону замка на соседнем холме.
Нерегиль тронул коня и, мотаясь в седле, медленно поехал к воротам Ибрагима. Саид не решился спросить господина Ястреба, куда тот направляется.
Впрочем, выехав вслед за самийа на опоясывающую стены шахристана[22] широкую улицу, Саид понял, что Тарик скорее всего поехал прочь из города – на юг. Благословенная долина Фейсалы лежала с другой стороны, к северу от холмов. С востока к городу подступала плывущая вершинами в облаках горная гряда – Биналуд. А к скалам Мухсина и к степи Фейсала обращала неприступные, сложенные из цельных каменных глыб укрепления. Ложбина между парными холмами, на которых высились башни цитадели и шахристана, была вся застроена глинобитными домишками предместья, которые лепились один к другому и к высоким желто-серым городским стенам. Выползавшая оттуда неторная караванная тропа долго тянулась вниз по пологому каменистому склону, а потом терялась среди пологих рыжевато-белесых холмов. На их склонах ветер полоскал сероватую полынь и карликовые ирисы. Далеко на юге маячили Ворота Теней – две парные скалы причудливой формы. За ними даже с холма у Ибрагимовых ворот различались плоские, иссеченные неведомой рукой спины камней Зачарованного города – так люди называли лабиринт источенных ветром скал на плоскогорье Мухсина.
Саид долго стоял у ворот, то поднимаясь в стременах и прикладывая руку к глазам, то со вздохом опускаясь обратно в седло. Наконец, он увидел, как на заброшенную южную дорогу, по которой уже несколько веков не ходили караваны, из предместья выехал одинокий всадник. Саид провожал его взглядом, пока медленно плетущийся среди желтоватой пыли конь с поникшей в седле фигуркой не исчезли среди холмов.
– …Вон он! – Воин показал на крошечную светлую точку в белесом мареве над пустой дорогой.
Самийа мчал к городу со скоростью ястреба, летевшего над ним в выцветшем от тонкой пыли небе. Кви-ии, кви-ии – падал с неба ястребиный крик.
– Где ж тебя носило, сволочь ты эдакая… – прошептал Аммар, чувствуя, как злость в нем сменяется радостью и чувством невероятного облегчения.
Халиф получил известия о произошедшем в Фейсале, бросился в город и обнаружил, что самийа уж сколько дней как уехал. Да так и исчез, будто сгинул. И тут Аммар испугался. Сильно. А вдруг волшебный воин его покинул? Мало ли, может, он, Аммар, совершил нечто непоправимое, и теперь таинственные силы, давшие ему в руки самийа, отобрали сумеречника. И вот теперь, по прошествии восьми полных тревоги и военных хлопот дней, нерегиль возвращался.
Вскоре вдали уже можно было рассмотреть фигурку всадника в светлой джуббе, во весь опор несущегося к городу. За спиной нерегиля во все небо вставала грозовых размеров туча серой пыли. Через плоскогорье Мухсина шли сто пятьдесят тысяч сабель Эрдени-батура, хорчина[23] Эсен-хана.
Ибн Худайр показывал халифу грамоты, привезенные злополучным посольством кочевников. В предназначенной лично Аммару бумаге, исписанной киданьскими иероглифами, говорилось, что Эсен-хан покорил все царства Северного Хань. Теперь стало понятно, почему Мерв и Беникассим не атаковали сразу, как открылась эта проклятая «дорога на крови». Свирепое отродье степных шайтанов в течение четырех предшествующих лет уничтожало империи киданей, тангутов и найманов, до сего времени процветавших между Большой степью и северными границами Ханатты. Ханьцы-купцы, приехавшие в Беникассим и в Фейсалу, не были союзниками джунгар. Они были их рабами. Их послали на смерть, как предназначенный в жертву богам скот. Джунгары-послы, видимо, тоже знали, на что шли, – шайтан их знает, возможно, Эсен-хан избрал такой способ казни для неугодных родственников: и прибыльно, и выгодно.
Еще в высланной Аммару грамоте сообщалось, что поведение «северного царя» разгневало Тенгри. И Эсен-хан даже не может сказать, что случится теперь с северным царем, его народом и землями. Все в воле Тенгри – так завершалось послание.
Чтоб тебе вечно гореть в самой жаркой смоле преисподней, подумал Аммар.
Тем временем всадник на сером сиглави уже подлетал к предместью. Там царил оживленный хаос бегства: люди пытались выбраться из запруженных тачками и арбами узеньких кривых улиц и, кидая взгляды на заволоченное страшной тучей небо, начинали метаться в панике. Аммар отрядил три полусотни гвардейцев с приказом гнать всех плетьми к цитадели и за стены шахристана. «Прямо лупите их по спинам и по рукам, если будут цепляться за поклажу, идиоты набитые», – напутствовал он воинов. Очищенное от людей предместье предстояло сжечь.
К северу от города, в долине, тоже поднимались к небесам жалостный вой и крик, людей древками копий выталкивали из домов, разрешая взять с собой лишь самое необходимое. Ну и припасы на пять дней. В долине носились от деревни к деревне, от усадьбы к усадьбе воины Правой гвардии, сгоняли, не разбирая кто есть кто – феллахов, хозяев богатых домов, их рабов и домочадцев – в огромные толпы и уводили в горы. Многих приходилось отыскивать в укрытиях и оросительных каналах и гнать прочь от домов плетьми – люди все не могли поверить, что конец света, конец Фейсалы уже при дверях.
…Тарик быстро шел по стене – как всегда прямой, с высоко поднятой головой и спокойно-невозмутимым выражением бледного лица. Впрочем, сейчас самийа был с ног до головы покрыт белесой пылью – даже черная грива волос стала серой там, где выбивалась из-под повязанного вокруг головы платка. Аммар заметил, как на нерегиля оглядываются и показывают друг другу люди – все облегченно вздыхали и, поднимая лица к небу, радостно складывали ладони в молитвенном жесте благодарности. «Вернулся, вернулся! – Занятые сбором навоза мальчишки бросили лопаты и со всех ног припустили в лабиринт улиц: – Ангел вернулся, ангел здесь, ангел вернулся к повелителю верующих!»
– У меня есть плохие новости и хорошие новости. Плохие новости: их действительно много. Хотя, конечно, не сто пятьдесят тысяч сабель, где-то на треть меньше, – не стал тратить время на приветствия нерегиль. – Хорошая же новость такова, что половина этого войска – сброд. Самих джунгар – не более пяти туменов. Но они гонят перед собой пленников – киданей и найманов.
22
Шахристан – городские кварталы, обнесенные стеной.
23
Букв. «колчаноносец» – титул приближенного хана в джунгарской государственной иерархии.