Страница 8 из 211
Строго говоря, это сказки не только для детей, но и для взрослых, или, как уточняет сам автор, для больших и маленьких детей. В них за светлым сказочным вымыслом, обращенным к детской душе, все время ощущается хотя и отодвинутая в сторону, но зримо присутствующая, окрашенная в сатирические тона реальная жизнь, свидетельство того, что писатель думает и о взрослом читателе. Так, например, в «Щелкунчике», действие которого происходит в пределах одной комнаты, описание сражения между куклами и мышами дано с такой комической серьезностью, столько в нем язвительных намеков на совсем недавно отгремевшие военные события, что вся эта ироикомическая «эпопея» воспринимается как явная пародия на официальные реляции и трескуче-хвастливые газетные сообщения «с поля боя».
Все в этих сказках отдано во власть всепокоряющей богини фантазии, доброй к добрым, беспощадной к злым, щедрой рукой рассыпающей для своих любимцев драгоценные самоцветы поэзии и юмора, не требуя от них при этом никакой платы, кроме простодушной веры в то, что прекрасное существует, вопреки всем его врагам и гонителям. Фантазия Гофмана ищет поэзию не у «солидных бюргеров, не признающих ни черта, ни романтизма, ни поэзии», не у людей благородного звания, «нрав которых должен быть чисто баронский, а отнюдь не поэтический», — она находит поэзию в душе детей, живущих одной жизнью с природой, и в душе тех «больших детей», которые вместе с автором принадлежат к единоспасающей церкви искусства, одним словом, в душе человеческой — «самой дивной сказке, какая только может быть на свете».
Сказка «Крошка Цахес, по прозванию Циннобер» — один из тех поэтических шедевров Гофмана, которые навсегда определили его место в немецкой литературе как оригинального и выдающегося сатирика.
Она была опубликована в 1819 году, на исходе короткого, но чрезвычайно плодотворного творческого пути писателя. Однако русский читатель узнал ее только четверть века спустя, в годы, когда почти все написанное Гофманом было переведено на русский язык и имя автора «Фантазий в манере Калло», «Серапионовых братьев» и «Кота Мурра» являлось предметом оживленных споров в литературно-философских кружках обеих российских столиц. В 1840 году Белинский писал Боткину: «Цахеса» нельзя и подавать в цензуру: еще с год назад он был прихлопнут целым комитетом. Премудрый синедрион решил, что не прежде 10 лет можно его разрешить, ибо-де много насмешек над звездами и чиновниками»[6]
Осторожность царских цензоров имела веские основания. «Крошка Цахес» — социальная сатира, открывшая новую страницу в творчестве Гофмана, свидетельствовала о том, что писатель-романтик нашел наконец выход из круга бытовых и эстетических тем и впервые посмотрел на мир глазами гражданина, озабоченного не только судьбами искусства и художника, но и судьбами своей страны и своего народа.
«Крошка Цахес» принадлежит к тому же типу «современной сказки», что и «Золотой горшок», но она неизмеримо богаче содержанием, смелее по сатирической остроте образов, конкретнее по социальным обобщениям. Действие происходит в столице маленького немецкого княжества, где осуществляет свое «божественное право» выживший из ума князь Барсануф; герои сказки — обыкновенные немцы: студенты, профессора, чиновники, придворные вельможи. Фрейлейн фон Розеншён — единственная «фея», сохранившаяся от тех чудесных времен, когда в стране особым указом князя Пафнутия еще не было введено «просвещение», но и она, покорившись воле «просвещенного» правителя, вынуждена по совместительству служить смотрительницей женского приюта.
Не питая никакого уважения к коронованным особам и их титулованным лакеям, ко всему, что вызывало благоговейный трепет у немецкого обывателя, Гофман с большим чувством превосходства, зло и весело казнит своей всевластной иронией и остроумными насмешками всяких князей, обер-гофмейстёров, гофмаршалов и камергеров, развенчивает их мнимое величие, широко и мастерски пользуясь при этом средствами фантастического гротеска и буффонады. Смешно и нелепо выглядит кукольное государство, управляемое кукольным монархом при помощи кукольного двора, все нити которого фактически, в качестве первого министра и временщика, держит в своих кукольных ручонках уродливый карлик. Сказка не оставляет никаких сомнений в том, что речь в ной идет о всех больших и малых монархиях, больших и малых деспотах, которые вкупе составляли готовую рухнуть феодальную систему бывшей Священной Римской империи германской нации. При этом социальную широту сказке придает то, что позади всего этого нелепого маскарада, праздника дураков, разыгрываемого князьями, вельможами, профессорами и лакеями, стоят народные массы, на труде которых и держится вся эта ироикомическая армия господ и их прихлебателей. Не случайно, что в конце сказки появляется возмущенный народ, готовый броситься на штурм дворца развенчанного урода, который возвысился с помощью лжи и обмана.
С большой социальной темой в «Крошке Цахесе» сливается другая не менее значительная философская тема, на которую Гофман намекает в предисловии к другой своей сказке — «Принцесса Брамбилла», говоря, что «целого арсенала нелепостей и чертовщины еще недостаточно, чтобы вдохнуть душу в сказку, если в ней не заложен глубокий замысел, основанный на некоем философском взгляде на жизнь».
«Глубокий замысел» воплощен в необычайной судьбе уродца Цахеса — судьбе, обусловленной тем загадочным для романтика законом, по которому материальные и духовные блага в буржуазном обществе распределяются неравномерно, причем тот, кто обладает богатством, обладает и властью над людьми, силой, независимо от своих личных качеств, присваивать себе плоды ума и рук тех, кто ничего не имеет и вынужден поэтому работать на других.
На этот раз не в воображении своем, а в самой жизни Гофман увидел явление, которое при всей его реальности представлялось ему чудесным — настолько оно противоречило здравому смыслу и чувству справедливости. Но с какой художественной силой и сатирической злостью выразил он это явление в своей сказке, несмотря на ее причудливо романтическую форму!
Сын бедной крестьянки, Цахес, родившийся на горе себе и родителям страшным уродом, по милости доброй феи, подарившей ему три магических золотых волоска, чудесно преображается в глазах окружающих; все принимают его за необыкновенного красавца и мудреца, приписывают ему высокое происхождение, находят в нем множество достоинств и превозносят до небес. Быстро и легко за счет несчастья других поднимается он по служебной лестнице и наконец под именем Циннобера становится первым министром двора и вершителем судеб всего княжества, такого же карликового и уродливого, как и он.
Но самое чудесное заключается в том, что духовный и физический выродок, убожество из убожеств, благодаря волшебным золотым волоскам приобретает способность присваивать себе чужой труд, чужую славу, чужие заслуги и даже чужую любовь. И чудо это тем бессмысленнее, что чары Циннобера действуют на всех людей, состояние которых похоже на массовый психоз, так что столица княжества «напоминает большой сумасшедший дом». О причине могущества Циннобера говорит чиновник Пульхер, оказавшийся одной из жертв маленького урода: «Но нет, нет, только людское безумие или, как я опасаюсь, неслыханный подкуп — причина наших несчастий. Проклятый Циннобер, должно быть, безмерно богат. Недавно он стоял перед монетным двором, и прохожие показывали на него пальцами и кричали: «Гляньте-ка на этого крохотного пригожего папахена! Ему принадлежит все золото, что там чеканится!»
Однако всему этому темному царству пенкоснимателей, пустоголовых вельмож, ученых бездельников и химерических самодержцев Гофман по-прежнему противопоставляет романтического мечтателя и фантазера, одного из тех своих героев, которые ищут спасения от жестокости жизни и пошлости филистерского существования в поэзии, в грезах, в слиянии с природой, открывающей им свои сокровенные тайны. Один лишь романтический поэт, студент Бальтазар, у которого Циннобер украл не только его поэтическую славу, но и любовь его невесты Кандиды, видит уродство княжеского министра, но он одинок и бессилен. Попытки отчаявшегося Бальтазара вывести ослепленную толпу из заблуждения приводят к тому, что его объявляют сумасшедшим. Тогда на помощь ему приходит доктор Проспер Альпанус, он же мудрый волшебник и тайный распорядитель всех чудес в «просвещенном» княжестве. Он открывает своему юному другу секрет силы Циннобера. И в момент, когда должно произойти венчание Циннобера с Кандидой, юноша вырывает у карлика магические золотые волоски и тем разрушает его чары. Спасаясь от преследования возмутившегося народа, первый министр и кавалер ордена зелено-пятнистого тигра с двадцатью пуговицами забирается под кровать и тонет там в серебряном горшке, подаренном ему самим князем.
6
В. Г. Белинский, Полн. собр. соч., т. XI, изд. АН СССР, М. 1956, стр. 525.