Диана де Пуатье

То, что коннетабль вновь вошел в такой фавор, вызвало необходимость выяснить отношения с Гизами и договориться. Брак герцога Лотарингского и Клотильды Французской укрепил положение Франсуа де Гиза и его брата кардинала при дворе. На их стороне были также дофин и его юная супруга Мария Стюарт (племянница обоих вельмож). Лагерь Гизов поддерживала и королева Екатерина. Сближение их было связано с последними событиями в Италии.

Вследствие неудачной военной кампании Гизов в Неаполитанском королевстве Эрколе д’Эсте пришлось заключить мир с Филиппом II 18 марта 1558 года и женить своего сына Альфонса на Лукреции, дочери Комо ди Медичи. Союз Феррары с Флоренцией означал потерю Монтальчино, последнего бастиона Французской Тосканы. Это обстоятельство сблизило Гизов с Екатериной, тем более что для нее Пьеро Строцци был единственным кондотьером, способным добиться возвращения Флоренции, но он погиб под Тионвилем 20 июня 1558 года. Королева сделала чисто символический жест, даровав вдове Строцци, Лаудомине ди Медичи, годовой пенсион в тысячу экю и земли, приносившие 6 тысяч ливров годового дохода. Сын Строцци Филиппо получил от Королевской палаты титул дворянина, пенсион в 4 тысячи ливров и поместье, способное давать 10 тысяч ливров дохода. Зато 29 сентября 1558 года король, прибыв в военный лагерь, торжественно понизил в должности герцога Оттавио Фарнезе и Паоло Джордано Орсини, зятя Комо ди Медичи за нарушение ими клятвы верности кавалеров ордена Святого Михаила[546]. Но все эти демонстративные поступки нисколько не означали, что война в Италии должна возобновиться, как о том мечтали королева и Гизы. Франция была слишком измотана для ведения военных действий.

На драматичном заседании своего Малого совета 15 ноября 1558 года король, предварительно посовещавшись с Дианой, изъявил твердое намерение покончить с завоеваниями в Италии ради скорейшего хода мирных переговоров. Тогда же Диана и Генрих направили Монморанси совместно написанное письмо, где уверяли в своей неизменной привязанности и побуждали скорее довести переговоры до благополучной развязки[547]. Это шло вразрез с чаяниями Екатерины.

Возмущенная столь резкой сменой курса, королева явилась на Совет и пала королю в ноги, надеясь поколебать его решимость. «Коннетабль никогда не делал ничего, кроме зла», — пробормотала она. «Он всегда творил лишь добро, — возразил Генрих II, — а что касается зла, его творили те, кто посоветовал мне нарушить Воселльский договор». И он удалился, не добавив больше ни слова. Пытаясь найти утешение, Екатерина взялась за чтение «Хроник истории Франции». Диана поинтересовалась, что она читает, и услышала оскорбительно резкий ответ: «Я читаю об истории этого королевства и нахожу, что в любую эпоху поступками королей время от времени управляли шлюхи». Гизы полностью разделяли негодование Екатерины. В тот же день, когда Генрих II спросил герцога, что он думает о его решении, Франсуа де Гиз дерзко отчеканил: «Я скорее дам голову на отсечение, чем скажу, что оно почетно и выгодно для Вашего Величества»[548].

После перерыва, вызванного смертью Марии Тюдор, переговоры возобновились 14 февраля 1559 года в крохотном местечке Като-Камбрези. Официальным представителем Франции был коннетабль де Монморанси.

Дважды он ездил к королю в Вилье-Коттре, и Генрих в очередной раз подтвердил, что он вовсе не намерен возобновлять войну. Наконец, 2 апреля был подписан первый договор — с Англией. Кале на ближайшие восемь лет оставался во владении Франции. Если к концу этого срока Франция не пожелает вернуть означенные территории, она обязывалась уплатить 500 тысяч крон золотом. Англия же теряла право на какие бы то ни было реституции и вознаграждение в случае агрессии против Франции или Шотландии. Договор дополняло мирное соглашение между Англией и Шотландией.

Подписанный на следующий день договор с Испанией предусматривал взаимный обмен территориями, захваченными в последние восемь лет. Как и прочие вельможи, воевавшие на стороне Франции, семья Дианы понесла убытки: де Ла Марку предписывалось отдать город Буйон епископству Льежскому.

В отношении итальянских земель отступление Франции было весьма чувствительным. Герцог Савойский добился возвращения ему Бресса, Бюже, Вальроме, Савойи и Пьемонта, аннексированных Франциском I в 1536 году. Турин, Кьери, Пиньероль, Кивассо, Вилланова д’Асти и Салуццо тем не менее остались в руках короля. Однако Генрих II обязался отдать Монферрат вместе с Казале герцогу Мантуанскому, Монтальчино — герцогу Флорентийскому, и так владевшему Сиеной, Корсику — генуэзцам. О трех епископствах — Меце, Туле и Вердене — речь в договоре не шла, поскольку вопрос о их принадлежности касался Империи.

Примирение недавних врагов ознаменовали династические союзы. Мадам Елизавету, тринадцатилетнюю дочь короля, предназначавшуюся сперва дону Карлосу, обручили с вдовым Филиппом II, которому она должна была принести в приданое 400 тысяч золотых экю. Мадам Маргарита, сестра короля, обручилась с герцогом Савойским Эммануилом-Филибером. Ее приданое составляли доходы от герцогства Берри и 300 тысяч экю золотом, но самым роскошным свадебным даром становилось возвращение будущему супругу Савойи и Пьемонта.

Едва сложив оружие, бывшие противники испытали необходимость оправдать примирение благой целью, и таковой стала нужда добиться всеобщего единства для «реформации и приведения всей христианской Церкви к истинному единству и согласию». Но это уточнение, фигурирующее в первой статье договора с Испанией, не очень-то утоляло досаду всех, кто годами не щадил ни жизни, ни денег ради победы Франции[549].

Уязвленное самолюбие воина-победителя не позволяло Франсуа де Гизу смириться с тем, что договор перечеркнул результаты стольких усилий. Он вновь предлагал послужить королю мечом: «Сир, даже если бы вы 30 лет только проигрывали, и то не потеряли бы того, что хотите разом отдать. Пустите меня в худший из городов, что намерены вернуть, и я с большей славой буду защищать его на крепостной стене, чем при этом, столь невыгодном мире, который вы готовы заключить. У вас, Сир, довольно и других слуг, которые сделают не меньше и здесь, и за горами»[550].

Почти все современники разделяли эти сожаления. Блез де Монлюк писал в своих «Комментариях»: «Мир был заключен к великому несчастью прежде всего короля и всего королевства, ибо он стал причиной утраты всех земель и завоеваний, достигнутых королем Франциском и самим Генрихом, которые были не так уж малы, коль скоро составляли едва ли не третью часть Французского королевства. В одной испанской книге я прочитал, что король возвратил 98 земель и укрепленных городов, под которыми подразумеваются крепости»[551].

Диана, долго остававшаяся при дворе — зимой 1558/59 года в Сен-Жермен-ан-Ле, весной в Вилье-Коттре, — пристально следила за развитием переговоров. Полностью разделяя миротворческие настроения, она неоднократно рассыпалась в похвалах коннетаблю, присоединяя их к комплиментам короля. Так, в уже цитированном письме, написанном 20 февраля в Сен-Жермен-ан-Ле[552], читаем: «Надеюсь, Вашими усилиями этот час принесет нам немного доброго спокойствия; и, буде и впрямь возможно, как Вы пишете, чтобы король Филипп встретился с королем и господином герцогом Савойским, это принесло бы великое благо и успокоило бы все ссоры, что стало бы отнюдь не малым из Ваших деяний […]. И еще, монсеньор […], коли Вам угодно будет вспомнить мою прямоту, Вы увидите, что я верный друг в любых обстоятельствах, а потому умоляю […] любить меня и почитать столь же, как я желаю удостоиться чести обрести Ваше расположение». Генрих показывал Диане все письма, какие получал от старого друга и посылал ему сам. Во время переговоров с Испанией герцогиня пыталась отстоять собственность своей дочери Франсуазы, герцогини Буйонской. После обручения Антуанетты де Ла Марк с Анри де Монморанси-Дамвилем их с коннетаблем объединяли общие интересы. Однако пришлось-таки подчиниться настояниям испанцев. В марте сам король предупредил об этом Франсуазу де Буйон: «Прошу Вас, со всей моей сердечной к Вам любовью, кузина, не чинить каких-либо препон, а и впрямь вернуть владения в виде означенного герцогства, замка и крепости де Буйон тем, кто поименован в указанном договоре, соответствующие статьи которого Вам будут сообщены особо. И пребывайте в уверенности, что, как я ныне обещаю Вам сим собственноручно начертанным посланием вкупе с прилагаемым документом, даровать и Вам, и Вашим детям столь щедрое и справедливое воздаяние, что Вы сможете с полным на то основанием радоваться и пребывать в полном довольстве»[553].

546

I. Cloulas, «Henry II», ук. соч., стр. 567–568.

547

J. Guiffrey, ук. соч., стр. 160–162. Речь идет о двойном автографе, сохранившемся в Ms. fr. 3139, fol. 26 во Французской национальной библиотеке и воспроизведенном в фототетради.

548

I. Cloulas, «Henry II», ук. соч., стр. 568.

549

Ср.: A. de Rouble, «Le Traité de Cateau-Cambrésis», Paris, 1889.

550

I. Cloulas, «Henry II», ук. соч., стр. 572.

551

Там же.

552

J. Guiffrey, ук. соч., стр. 156–158.

553

Там же, стр. 158–159, n° 2: автограф, сохранившийся в Ms. fr. 3941 во Французской национальной библиотеке, fol. 7.