Диана де Пуатье

Ловко устраивая свои дела за счет государства, Диана умело прикрывала практическую деятельность романтическим флером. Играя на своем мифологическом имени, она учредила при дворе подлинный олимп, на котором Генрих II стал Юпитером, королева — Юноной, а сама фаворитка присвоила себе лик не только Дианы-охотницы, но и многих других античных богинь, в первую очередь любвеобильной Венеры. Королю забава пришлась по вкусу. Ему нравилось, что его особе поклонялись, словно античному божеству. Поэтому на реализацию идеи Дианы средств не жалели. Стены королевских замков расписывались на мифологические темы, по каждому поводу устраивались грандиозные торжества с театральными представлениями, главным действующим лицом которых неизменно являлась богиня Диана; она же, в свою очередь, старалась превратить жизнь монарха в непрерывный праздник и неиссякаемый поток наслаждений. Фаворитка достигла всеобщего преклонения. Ей льстили художники и поэты, ее величали «божественной», установив подлинный культ Дианы, а придворный поэт Дю Белле додумался даже до такого, кощунственного с точки зрения церкви утверждения, будто бы власть фаворитки над королем — волеизъявление самого Господа Бога!

Но за всем этим пышным театрализованным фасадом скрывалась грубая житейская проза — хищническое ограбление страны в угоду кучке избранных. «Король дарует многое, но немногим», — писал тот же наблюдательный венецианец, а в отношении лично Дианы он добавил: «Будучи неимоверно алчной, она стремилась накопить как можно больше, пуская в ход любые средства». Любые средства… Их было предостаточно. И автор книги их не скрывает. Прежде всего, это подарки короля: деньги, сокровища, замки и особенно земли. Диана умело эксплуатировала свои земли. Она сдавала их крестьянам, зорко следя за исправной арендной платой и выколачивая все до последнего су. Кроме того, она торговала сельскохозяйственными продуктами, собираемыми в своих поместьях, брала пошлину за выпас на своих лугах и за проезд по своим территориям. Затем — бесконечные тяжбы с родственниками, соседями и даже с государством. Современники называли Диану «мастерицей в вопросах крючкотворства». При неизменной поддержке короля, располагая легионом стряпчих, она, как правило, выигрывала свои иски. Далее, это постоянный «навар» с религиозных гонений. Ревностная католичка, заслужившая похвалу папы римского, Диана была одним из инициаторов травли протестантов. Не без ее влияния Генрих II учредил «Огненную палату», обрекавшую на костер сторонников Реформации. И по приказу Дианы в ее владениях тщательно разыскивали «еретиков», чье конфискованное достояние она забирала себе и раздавала близким. Равным образом использовала она имущество, отобранное у гонимых евреев. В целях наживы «богиня» не гнушалась даже элементарной торговлей людьми. Она присваивала военнопленных, захваченных на ее территориях, и, обратив их в рабов, продавала купцам-работорговцам.

Впрочем, все это меркнет по сравнению с тем, как мастерски использовала фаворитка в своих интересах большую государственную политику, что, собственно, и обеспечивало ей указанные выше блага.

«Итальянские войны», поглотившие внимание четырех монархов из дома Валуа, вступали в свой финальный период. Если когда-то они сулили Франции земли и богатства, то теперь постепенно становилось ясно, что ни того ни другого ждать не приходится. Хотя война и продолжала служить оттоком для провинциального дворянства, стране в целом она не столько давала доходов, сколько требовала расходов. Тем не менее какая-то часть придворных кланов стояла за продолжение войны. Постепенно оформились две элитарные группировки, одна из которых, возглавляемая коннетаблем Монморанси, стояла за мирные переговоры, другая, возглавляемая лотарингской династией герцогов Гизов, занимала противоположную позицию. В этом соперничестве герцогиня Валентинуа, по образному выражению автора, стала «как бы осью весов, чаши которых являли собой Гизы и коннетабль». Поначалу, поскольку Генрих не скрывал своей дружбы с коннетаблем, ось качнулась в его сторону: Диана примкнула к его партии и сделала его своим доверенным лицом. Но едва лишь заметив, что рост влияния коннетабля начинает угрожать ее могуществу, она переметнулась на сторону Гизов и добилась опалы Монморанси. Однако прошло время, Гизы стали слишком большой силой в государстве, и фаворитка немедленно сделала новое антраша, вернув свои симпатии коннетаблю и вновь утвердив его при дворе. Одновременно, через браки своих дочерей, она умудрилась породниться с обоими кланами. Венцом ее государственной деятельности стал мир в Като-Камбрези 1559 года, в результате которого Франция потеряла все свои завоевания, а равно и свой международный престиж, но «богиня» выиграла партию, ослабив всех своих соперников и при этом сохранив свои личные владения в Италии! Могла ли думать она в тот момент, что мир, который должен был стать ее величайшим триумфом, приведет к концу ее властвование? Заключение мира ознаменовалось очередными празднествами и турнирами, на одном из которых Генрих II, как известно, и получил смертельную рану, в результате которой скончался 10 июня того же 1559 года.

Разумеется, это был страшный удар для герцогини Валентинуа. Кончилось ее безраздельное господство при дворе, мало того, она должна была и вообще покинуть двор. Но и тут она не растерялась. Накопленные богатства сделали ее неуязвимой для врагов, и когда вдовствующая королева Екатерина Медичи потребовала у нее обратно замок Шенонсо, Диана вступила с ней в полемику и добилась того, что взамен получила замок Шомон, по стоимости более дорогой, чем Шенонсо! И в дальнейшем, почти до самой смерти, пребывая в своих убежищах-замках, бывшая фаворитка не вышла полностью из игры. Вскоре после смерти Генриха II, когда стало ясно, в какую бездонную яму дефицита угодила страна, штаты Иль-де-Франса выступили с требованием «вернуть награбленное». Речь шла о незаконных захватах и пожалованиях придворной знати при покойном монархе и о том, чтобы все было возвращено в государственную казну. По существу речь шла о переделе собственности, и бо́льшая часть населения страны поддержала штаты, призывая к тщательному расследованию хищений и коррупции минувшего царствования (как нам знаком этот сюжет!). Ужас охватил придворные клики, не меньше взволновалась и Диана. Сразу смолкли все былые противоречия, не было больше ни партии войны, ни партии мира; при непосредственном участии герцогини Валентинуа, вынырнувшей из своей тени, Гизы объединились с Монморанси и составили триумвират — лигу борцов против передела собственности. Опираясь на правительство, триумвират заставил умолкнуть ревнителей правосудия, а впереди мерцал лишь один возможный выход — гражданская война.

Все вышесказанное порождает закономерный вопрос: что же в целом представляла собой Диана де Пуатье? И заслуживает ли ее личность той объемистой книги, которая вышла из-под пера Ивана Клуласа?

Автор сам исчерпывающе отвечает на этот вопрос.

В его трактовке образ Дианы выглядит и типичным, и уникальным. Типичным, поскольку ему присущи все качества, характерные для феодальной знати конца Средневековья: стремление к захвату земель, неразборчивость в средствах, себялюбие, сутяжничество; уникальным, поскольку все эти свойства, столь «гармонично» объединившись в одном лице, сочетались с силой воли и незаурядными внешними данными. Современники подчеркивали красоту Дианы, так поразившую Брантома, ее обаяние, умение себя преподнести, заботу о близких. И потом, нельзя забывать, что она была женщиной Ренессанса. Конечно, поглощенная практической деятельностью, она не обладала ни образованностью, ни интеллектом таких муз Возрождения, как Изабелла д’Эсте или Маргарита Наваррская, сестра Франциска I. Но, воодушевленная своей античной легендой, Диана сумела создать сказочный мир, в который поселила своего принца, чем держала его еще больше, чем своей красотой; она организовывала празднества, занималась строительством, привлекала поэтов и людей искусства, таких, как Приматиччо, Филибер Делорм, Жан Гужон, а ее замки Ане и Шенонсо поражали современников великолепием своего внешнего вида и убранства. В целом она была многогранной и сильной личностью, явно выделявшейся на фоне эпохи. И поэтому нет ничего удивительного, что среди столь многочисленных в истории французской монархии фавориток ни одна, включая даже Ментенон и Помпадур, не обладала столь абсолютной властью столь длительное время, охватившее все двадцатидвухлетнее царствование Генриха II.