Страница 10 из 50
Постучавшись, он зашел в кабинет с табличкой «Администратор». Миловидная женщина встретила Аркашу очень неприветливо:
— Нехорошо, молодой человек, пропадаете на неопределенное время, не платите… Мы уже в милицию хотели заявлять. К тому же номер с сегодняшнего дня на брони — надо освобождать.
С этими словами она стала оформлять квитанцию на расчет.
— Красавица, погоди! — елейным голоском протянул Аркаша. — У меня сейчас временные сложности с финансами, поиздержался — давай-ка отложим исполнение приговора на пару дней?.. Послезавтра я получу деньги и…
Аркаша многообещающе обласкал взглядом администраторшу и страстно сжал ее ладонь. Та не спеша освободила руку и внимательно оглядела Аркашу с ног до головы.
— Что ж, в данной ситуации компромисс вполне возможен…
«Клюнула! — сердце Аркаши сладостно защемило. — Силен я, однако, а мамзель, видать, одинокая, не устояла…»
Хозяйка кабинета откинулась на спинку кресла.
— Снимай-ка штанишки, приятель.
Аркаша расползся в бархатной улыбке:
— О, вы меня даже смущаете. — В его голосе появилась игривость. — Может быть, вечерком, в интимной обстановочке…
Грубый мужской голос с кавказским акцентом прервал его на концовке фразы:
— В интымной апстановки пусть тебя ищяк смущает.
В дверном проеме стоял здоровенный мужик с внешностью, соответствующей его произношению. Из-под синего халата выглядывала мощная волосатая грудная клетка, закатанные по локоть рукава обнажали крепкие, с пудовыми кулаками руки. Судя по несвежей спецодежде, это был «высокопоставленный» работник гостиницы уровня слесаря из котельной, и ко всему прочему, товарищ по производству, особа, в известном смысле, приближенная к администраторше.
— Тваи джины пайдут в уплату за номэр! — бесстрастно объявил амбал голосом, не допускающим возражений.
— Да вы что, побойтесь бога! — не на шутку струхнул Аркаша. — Джины-то новые, фирма, не жирно ли будет за три дня в паршивом номере?
— Насчет побойтесь бога, надо было думать, когда без денег в гостиницу вселялся, — вставила свое веское слово хозяйка уютного кабинета.
— А нэ снымэш сам, я тэбе салазки загну и мусоров вызову, — кратко обрисовал ему возможные последствия сопротивления земляк вождя всех народов.
— Ну, не в трусах же мне идти, — голосом, полным безысходности и отчаяния промямлил Аркаша, и на его глаза даже навернулись слезы.
— Зачэм в трусах, что тут звэри, что ли?! — с этими словами кавказец по-хозяйски залез в стол администраторши (что подтверждало версию об их теплых и дружеских отношениях) и, порывшись в ящике, протянул удрученному постояльцу латаные шорты в белых пятнах неизвестного происхождения. — Бэри, радной, одэвай, тэбэ к лицу будит.
Аркаша понял — брыкаться бесполезно. Он с отвращением взял обнову, снял кроссовки и зашел за шкаф переодеться. Когда он вышел из закутка, его ждал сюрприз: кроссовок не было, на их месте стояли рваные вьетнамки, чиненые изолентой.
Тут уж слезы у Аркаши выступили наяву.
— Кроссовки-то отдайте, — расхныкался он.
— Какие кроссовки? Ты что, травки накурился? — в голосе администраторши слышалась агрессивность. — Одевай свои лапти и проваливай, покуда цел.
— Астав сваи капрызы, — мягко попросил кавказец. — Паглядись в зэркало, нэ была у тэбя красовок, ты напутал, бивает. А тэпер иды, дарагой, иды — ти свабодэн, как горный орел.
И мужчина хлопнул Аркашу по щеке, не сильно, но язык несостоявшийся бармен прикусил. Раздираемый стыдом и обидой, поплелся он к выходу.
— Ладно, помни мою доброту, — администраторша, подобрев лицом, сунула ему в руку смятую купюру. — И можешь до завтра еще пожить, но в десять часов, чтоб и духу…
Выйдя за дверь, униженный и раздавленный гость всесоюзной здравницы, узнал, что его моральный и материальный урон компенсировали все тем же злополучным трояком. Вот так: ни больше и ни меньше! В оскорбленном его сознании пронеслась грустная мысль, что именно в достоинство этой купюры оцениваются его честь и достоинство в этом городе. Как оплеванный, он вышел на улицу и тихо побрел в тени кипарисов, пытаясь проанализировать сложившуюся ситуацию. Все было плохо, к тому же уважение к себе опустилось ниже уровня канализации. В этом дурацком прикиде, истерзанный и высосанный, он смахивал не больше, чем на бомжа субтропической зоны.
«А схожу-ка я на пляж, — пришла ему в голову незатейливая мысль, — а то уже неделю в Сочи, а толком не купался. Я теперь свободен, как птица, со всей вселенной в полном расчете, а значит, кум королю, только вот идти некуда — король на званый бал не приглашает…»
И, свободный от долгов и обязательств, он зашагал вперед, на шум морского прибоя.
V
— Привет!
— Привет!
Джексон и Верховцев почти столкнулись лоб в лоб в дверях молодежного магазина «Лаймдота», что на Кришьяна Барона.
— Как раз сегодня я хотел тебя увидеть, — радостно объявил Джексон, — и, как говорится, на ловца зверь…
— Серьезно? — безучастным голосом спросил Верховцев.
— А ты чего такой понурый? Жулики не ловятся?
— Если честно, устал, как собака, — признался Верховцев. — Ну, а перестройка приняла такие обороты, что жулье скоро нас самих ловить будет.
— Усталость — не СПИД, явление преходящее, — усмехнулся Джексон, — хорошая разрядка, и все, как рукой… Кстати, есть повод расслабиться: приглашаю на дружеский ужин.
— Когда?
— Да прямо сейчас.
— Знаешь, с деньгами туговато, — замялся Верховцев, — а на шару — не мой принцип.
— Хм, чтобы были деньги, молодой человек, принципы надо менять. Моральный кодекс строителя коммунизма безнадежно устарел, сейчас действуют другие правила типа «тащи все, что не привязано». Короче, взятки надо брать, сыщик ты мой, бриллиантовый, а то и в самом деле на нормальную отбивную наскрести не сможешь.
Верховцева покоробила такая прямота суждений приятеля.
— Ладно, хватит сантиментов, — решительно произнес Джексон. — Какие тут могут быть счеты между друзьями: сегодня у меня есть бабки и желание с тобой посидеть. Случится, разбогатеешь — выставишь мне кабак, хотя на такой службе, как у тебя, это вряд ли возможно, скорей в дурдом попадешь.
— А что за повод, если не секрет?
— Да, та-ак, — неохотно протянул Джексон. — Я сделал ставку на одно дело. Кривить не буду — мероприятие авантюрное. В общем завтра улетаю, и когда снова свидимся, один бог знает.
— Уж не за бугор собрался?
— Ну, так вопрос пока не стоит, — загадочно ухмыльнулся Джексон, — всего-навсего один южный город, а там все зависит от удачи, точнее, от ее масштабов…
— Не понимаю термина «масштаб удачи», — перебил его Верховцев, — по мне удача или есть, или ее нет…
— В моем деле удача может быть относительной, — туманно ответил Джексон. — Ну, пошли.
— И все же, куда?
— Да не волнуйся, в том месте фрак и бабочку не спрашивают — моя епархия с давних лет. Там и поболтаем обо всем за бутылочкой теплой водки.
— А почему теплой? — опять спросил Верховцев.
— Олег, ты, как всегда, задаешь много вопросов. Что, профессиональная необходимость становится чертой характера? Или природная любознательность. Теплую водку будем пить потому, что мы идем в «Росток», а там испорчен холодильник. И довольно дознаний, а то начнешь спрашивать, почему он испорчен и откуда я об этом знаю…
И они направились прямиком к питейному заведению, прозванному в обывательской среде «Германией».
— А вдруг мест не будет? — уже на подходе засомневался Верховцев. — Время самое-самое…
— Со мной мы попадем в любой ресторан Риги, даже если там якобы не будет мест, это во-первых. А во-вторых, с таким напарником, как ты, я вообще не вижу проблем — от тебя, не обижайся, сыскарем за версту разит.
Как и предполагалось, у дверей «Ростока» кучно толпились жаждущие «культурно» провести время. Небольшое окошечко на дверях закрывала табличка «Мест нет». Верховцев вопросительно поглядел на Джексона.