Страница 89 из 146
Ничего лучшего, чем попросить Патриарха отслужить благодарственный молебен, он не придумал и на этот раз терпеливо провёл в корабельной церкви более часа и даже неумело крестился вместе с теми космолётчиками, которые хорошо знали это немудрёное движение. Европа тем временем ликовала, а президент Новой России, пользуясь моментом, тут же направил в те страны, исторические памятники архитектуры и культур более всего интересовали его народ, большие отряды эвакуаторов. Европейцам, конечно, хотелось взять с собой побольше артефактов прошлого, но не пускать же из-за этого в ход силу. Оставалось радоваться тому малому, что им давали, но Максим, вылетев в Париж, всё же мечтал выцарапать что-нибудь ещё и ему удалось увеличить список почти в три раза, но это всё равно были по сути жалкие крохи по сравнению с тем, что они оставляли. Ведь всё равно для арабов и негров это был чуть ли не мусор.
Как это не обидно, но Россия по-прежнему, даже в новых условиях давала всему остальному миру куда больше, чем получала от него взамен и это уже стало очень сильно надоедать. Тем более, что европейцы жестко заявили, что они намерены немедленно начать колонизацию Лютеции и надеялись получить от президента Первенцева для своей колонии новые русские технологии, а также всё то, без чего туда вообще не имело смысла отправлять людей. Максим не выдержал, стукнул кулаком по столу и сказал, что на этот раз он обратится за советом к народу. Мадлен Захриди, а вместе с ней все остальные европейские главари, тотчас притихла. Вслед за ними заткнулись и все враги русских и Новой России, так как поняли, что народ, в отличие от своего президента, может послать их все к едрене фене. Именно так язвительно написал в своей статье один из французских журналистов, который хорошо знал русский язык — к едрене фене.
На подготовку к референдуму был отведён месяц в всё это время с Лютеции приходили новости одна радостнее другой. Девственный мир этой планеты не отличался враждебностью к человеку, хотя на ней имелись крупные и даже очень крупные хищники, но они, судя по всему, не испытывали по отношению к человеку сугубо гастрономического интереса. На Лютеции было обнаружено такое месторождение алмазов, что их там можно было сгребать чуть ли не лопатой, да и с другими полезными ископаемыми там тоже всё было в полном порядке, но куда больше находок было найдено в кольцах одного из газовых гигантов, практически протозвезды с атмосферой из смеси водорода и гелия, в которой гелия три было почти семнадцать процентов. Так что для всех европейцев это был очень тревожный месяц, но на референдуме пятьдесят три процента людей высказалось за помощь Европе, хотя более половины самих бывших европейцев голосовали против и не скрывали своего раздражения.
Европа облегчённо вздохнула, но между тем затаила злобу на русских, которые заставили их так нервничать. Все три звездолёта типа "Юрий Гагарин" сразу же стали готовить к полёту на Лютецию, но уже через четыре месяца в небо должны были подняться сразу два огромных военно-транспортных звездолёта пятикилометровой длины. В свой первый полёт они должны будут направиться к звезде Ро Индейца, а второй Бете Волос Вероники. Местного названия этим звёздам ещё не придумали, зато Табит уже был переименован в Джеронимо и это сделали не индейцы, которых отправилось на Индиану свыше двадцати тысяч, а белые индианцы, причём с глубоким смыслом, как они с ухмылкой заявили всем остальным американцам. Ничего хорошего эта ухмылка не предвещала. По крайней мере в будущем. Во всяком случае колонисты были хотя бы благодарны русским и не стеснялись выражать свою благодарность ежедневно, зато от соседей по планете этого ожидать просто было бы полнейшей глупостью.
Глава пятая
Чертовски тяжелый металл
Максим ещё раз перечитал сводку по поставкам металлов и комплектующих с Перуна и нахмурился. Получалось так, что не смотря на некоторые всплески активности, когда план перевыполнялся на тридцать, сорок процентов, что случалось в начале каждой очередной вахты, потом объёмы поставок снижались. Неутешительным был и общий итог, не смотря на все усилия и увеличение числа космошахтёров и космометаллургов, поставки снижались в среднем на восемь процентов в год, а легированные стали сейчас были нужны, как никогда раньше. На планетоиде работало уже восемьдесят тысяч космошахтёров и тридцать тысяч человек плавили металл, варили прочнейшую сталь и другие сплавы, а также изготавливали множество заготовок, которые в своём большинстве шли на строительство звездолётов. Из-за неритмичности поставок верфи простаивали порой по неделе.
Перун оказался чертовски неудобным местом для добычи металлов. Из-за проклятых магнитных вихрей там было невозможно использовать роботов. Более простые системы управления, включая даже компьютеры, работали вполне удовлетворительно, но вот суперкомпьютеры с искусственным интеллектом глючили по-чёрному. Их можно было защитить от электромагнитных наводок, но тогда роботы могли работать только на борту звездолётов, но не в карьерах и у плавильных печей и мартенов, стоящих прямо под открытым, светящимся сиренево-голубым небом. У Перуна имелась атмосфера, но такая, что лучше бы её не было вообще. Довольно тонкая, всего тридцать километров, она состояла из смеси криптона, ксенона и радона. При этом радон чуть ли не со свистом истекал из очень глубоких трещин, которые между тем существенно облегчали добычу металлургического сырья. Объяснялось это очень просто, на глубине в пятнадцать километров и глубже, было довольно много тория.
Радиационный фон на Перуне был достаточно высоким, но защитные скафандры надёжно защищали людей от радиоактивной атмосферы и кроме того, если по ночам содержание радона в воздухе резко сокращалось, но вовсе не он доставлял людям массу неудобств, а постоянная звёздная чехарда. Главной звездой в звёздно-планетной системе была Тринадцатая Ориона, которую в сердцах назвали Бестией. Это был желто-белый, очень горячий субгигант с массой в семнадцать солнечных и втрое большего диаметра, вокруг которого обращались два горячих белых карлика и один коричневый, а также тридцать семь планет одна мертвее другой. Не звёздно-планетная система, а какое-то кладбище. Перун был спутником первого белого карлика, названного космошахтёрами Злыднем, и вращался вокруг него с большой скоростью, вокруг своей оси оборачивался медленно, но ночей на планетоиде было немного, но ещё больше неприятностей было от струй раскалённого до трёхсот градусов по Цельсию радона, которые били из трещин с такой силой, что поднимались на двадцатикилометровую высоту. Плюс к этому всё космическое пространство вокруг планетоида "простреливалось" протуберанцами Бестии.
Тяжелые защитные скафандры прекрасно защищали жизнь и здоровье людей, но они не могли защитить их психику от массы стробоскопических эффектов и какого-то дополнительного излучения, идущего из остывающих, но ещё очень горячих недр Перуна. Насколько это было известно Максиму, главной проблемой космошахтёров был "стробоскопический" стресс, ведущий к частым нервным срывам и, как следствие ссорам. Лучше всего его переносили люди-индиго, потомственные псионики, но их насчитывалось крайне мало. А вот люди в возрасте за сорок не могли продержаться в этих условиях больше двух месяцев. Молодёжь держалась лучше и была способна отработать шесть месяцев, но люди возвращались оттуда с вконец истрёпанными нервами и только треть парней соглашалась вернуться обратно. Женщин на Перун не посылали. Кроме того, неоднократно читая сводки, Максим понял, что ему не говорят всего и потому решил провести самое тщательное расследование. О Перуне сложилось настолько плохое мнение, что скоро туда будет невозможно отправить вахту и он вызвал к себе Виктора Волевого.
Виктор был индиго и сыном его друга, который когда-то нёс службу в "Рикошете-Три". Этот сорокалетний парень был отличным спецназовцем, но что самое главное — гениальным металлургом. На Землю он прилетал крайне редко. Четыре года назад Виктор чуть ли не поклялся Максиму, что обеспечит металлами всю программу по строительству кораблей, так что его пришлось срочно вызвать и он должен был прийти с минуты на минуту. Президент Новой России ждал его с большим нетерпением. Вздохнув, он спрятал сводку в стол и буквально через минуту дверь открылась и в его кабинет заглянул широко улыбающийся молодой парень в полевой форме. На Максиме была надета такая же. Он быстро встал из-за стола и чуть ли не бегом бросился к сыну своего друга. Крепко обняв высоченного парня, и похлопав его ладонью по спине, он облегчённо выдохнул: