Страница 5 из 24
Кроме того, в МАПАЙ сильная группировка, которая хочет строить экономику по советскому образцу. Они вообще излишне преклоняются перед вашим опытом. У нас и условия другие. Хотя, на начальном этапе, чтобы строить промышленность на пустом месте, советские рецепты прекрасно подходят. Но Херут считает, что нужно дать больше возможностей частным предпринимателям. В Легионе почти все израильские офицеры были или коммунисты или мапайнники. Специально с левыми взглядами посылали, чтобы Сталина не раздражать. А то, в самом начале приехал в составе военной миссии один бывший польский еврей, воевавший с советами у Пилсудского еще в 20-м, ну очень криво на него смотрели, причем не военные, с этими никаких проблем. Особо бдительные партработники.
— А ты, в какой партии?
— Официально, военнослужащие не имеют права состоять в партиях. Но я тоже из Польского союза ветеранов. Еще той войны. Нас тут много, и у русских и у немцев и у австрийцев служили, а все ветераны польские. До войны наше общество поляки даже поощряли. Это ревизионисты. Херут. Ну, разберешься, со временем. Твое дело солдатское, просто держись от кибуцного начальства в стороне. И через месяц жду тебя с докладом. Что, как улучшить. Что требуется. Я кидаю тебя в воду. Научишься плавать — молодец. Нет — извини, буду делать тебе клизму. Ты на испытательном сроке.
Дорога все время петляла, постепенно поднимаясь вверх. Потом большие, сплошь засаженные чем-то овощным, поля резко кончились. С обеих сторон дороги все выше поднимались склоны холмов. Если две встречные машины нормально проходили, то на третью места уже не было и съехать некуда. Никого это особо не трогало, машины то и дело шли на обгон. По обочинам начали попадаться застройки. Однообразные трех-четырехэтажные коробки, с явно молодыми деревьями на улицах. Сплошной серый цвет и отсутствие тротуаров.
— Это что?
— А это Иерусалим.
— Ы, — выдал я, изумленно. Вроде Иерусалим — это должно быть, что-то такое, замечательно красивое...
— Новый Иерусалим. Пригородные районы, которые строили в последние годы, чтобы людей как-то расселять. Строили по одному проекту, чтоб быстрее и дешевле. Одна-две комнаты, душ, кухня и туалет общие, в коридоре. В 1934 г. в городе жило 80 тыс евреев, сейчас — почти 800, если считать с поселками. А старые районы отошли к Иордании. Вот и строят такое. Зато деревья сажают. У нас, как возле домов деревья или трава растет на газоне, сразу понятно — евреи живут. Специально занимаемся посадкой деревьев. И работа людям, и пески с оползнями на холмах сдерживать. Да и вообще, большинство привыкло к зелени, пустыня за забором и орущий под окном верблюд часто вгоняет новичков в депрессию. А арабы не понимают, что такое дерево, если от него пользы нет. Другое дело — оливковые или цитрусовые.
Ну, еще минут десять, и увидишь настоящий Иерусалим. Хотя, и там особой красоты не наблюдается. То, что построили в двадцатых-тридцатых — дикая смесь европейского и восточного стиля. Стоит дом в мавританском стиле, а колонны у него из какого-нибудь барокко. Архитекторы старались, изображая встречу Востока с Западом. А древности — это не у нас, это в Старом городе у Абдаллы.
Странное впечатление производил Иерусалим. Плохо освещенные улицы, множество патрулей. В израильской, английской форме и общие. На большом перекрестке даже с броневиками. Нас останавливали трижды и каждый раз внимательно сличали фотографию в удостоверении с лицом. Если учесть что израильтяне брали за образец именно английскую форму и различались они только по мелочи, эмблемами и беретами, с непривычки было легко перепутать. На домах следы пуль.
— Что тут у вас происходит?
— А, обычное дело. У Иерусалима особый статус. Англичане гарантировали при разделении спокойствие. По этим условиям в городе не могут находиться подразделения с тяжелым вооружением, только пехота, со стрелковкой. Но на той стороне ихние гарантии никому не интересны. Вчера опять перестрелка была на несколько часов. Снайперы садятся в домах вдоль разграничительной полосы и стреляют по прохожим. Вот и нагнали йоркширцов для демонстрации присутствия. А документы проверяют, потому что бывает и в города проникают.
— И что, не отвечаете на обстрелы?
— Почему, очень даже отвечаем, на тех улицах, что ближе к стене, у Старого города, давно уже никто не живет. Ни с нашей стороны, ни с иорданской. В любую минуту в окно может пуля прилететь. Но всерьез заняться нам не позволяют. Политика сдержанности называется. Пока мы не трогаем Абдаллу, снабжение по ленд-лизу идет бесперебойно. В армии многие с нетерпением ждут конца войны. Может, тогда нам перестанут руки связывать. По договору, мы можем посещать святые места беспрепятственно. А на деле, раз в две недели три автобуса, под английской охраной. Когда очередная перестрелка, на всякий случай вообще отменяют.
— И долго вы собираетесь терпеть английское присутствие и свое подчиненное положение?
— Неправильная постановка вопроса, — ответил он. — Долго ли мы собираемся терпеть, — надавил он голосом на «мы». — Или англичане покинут этот район и оставят нас разбираться с иорданцами между собой, или мы их рано или поздно перестанем спрашивать. Мир меняется прямо сейчас, у нас на глазах. В 1935 г. у нас не было другого варианта. Хочешь получить государство — будь любезен слушаться. Теперь мы окрепли настолько, что можем пересмотреть наши взаимоотношения с Великобританией. Все зависит от ее действий. Империя явно собирается уходить из колоний. Даже не столько хочет, сколько ее энергично подталкивают. А мы никогда не были в положении колонии. Мы относимся к доминионам. Как там это: «Автономные сообщества Британской империи, равные по статусу, никоим образом не подчинённые одно другому ни в одном из аспектов своей внутренней или внешней политики, но при этом объединённые общей приверженностью короне и составляющие свободную ассоциацию членов Британского содружества наций», — процитировал он. — Хотят продолжать опираться на нас, во взаимоотношениях с другими странами — должны дать нам взамен что-нибудь. У нас с этим вообще проблемы. Существует формула Вестминстерского статута 1931 г., гласящая, что «члены Содружества объединены общей верностью короне». С верностью короне у нас большие проблемы. Так что уже запустили пробный шар на тему считать английского короля только «символом свободной ассоциации независимых наций — членов Содружества и в качестве такового главой Содружества», снова процитировал он.
Мы повернули во двор. Солдат, заглянул в машину и, узнав полковника, махнул рукой товарищу — убрать шлагбаум.
— Ну, вот и штаб бригады, я на совещание. Ты — на второй этаж. Комната 213. Оформишь там все что положено. Потом тебя заберет Изя Штивельман, твой командир батальона.
Худой, с заметной лысиной, хозяин кабинета протянул мне несколько листков.
— Тебе необходимо заполнить анкету и сфотографироваться для удостоверения четыре на шесть. Фотостудия прямо через дорогу. Потом медкомиссия.
— Понял.
— И, если тебя привел полковник, не думай, что можно будет ходить в таком виде. Здесь ЦАХАЛ, а не Красная Армия.
— О Боже, — подумал я, — и здесь от этих тыловых идиотов невозможно избавиться.
— Так точно, — произнес вслух. — Как только получу форму и оружие, — и выжидательно уставился на лысину.
— Заполняй, — раздраженно сказал он, двигая по столу ко мне анкеты — и новая форма тебе не положена. Вон, на тебе имеется.
— Так это из Легиона, — удивился я.
— А в Легионе она откуда? С наших складов, ты ж не в советской гимнастерке и сапогах приехал, в израильской армии точно такая же форма. Таг поменяешь, и все.
— Что поменяю?
Он ткнул пальцем. И медленно, явно как слабоумному произнес:
— Эмблема, кокарда...
Я уставился на анкету. Ну, имя, фамилия — это все понятно. Достал офицерское удостоверение, благо, что оно на двух языках и начал старательно перерисовывать буквы в анкету. Он тяжело вздохнул, и, сказав вполголоса явно что то вроде «Понаехали тут», отобрал у меня бумагу и быстро заполнил. Единственное, что пришлось два раза по буквам повторить название училища.