Страница 10 из 11
– Это ваша сумка?
– Возможно… но я не уверен.
– Я задал вопрос!
– Я сказал – «возможно». – Я облизнул пересохшие губы и добавил: – Могу я узнать, в чем меня обвиняют? Если меня собираются обвинить в совершении какого-то преступления, я хотел бы…
Один из полицейских двинул меня кулаком в спину.
– Охххх… хотел бы, чтобы сообщили в посольство и обеспечили присутствие адвоката, – все же закончил я.
Старший сделал знак одному из сотрудников. Тот, надев пару перчаток, присел возле открытой сумки на корточки. Он запустил руку внутрь сумки. И уже вскоре достал оттуда сверток, вложенный в полупрозрачный целофанированный пакет.
– Что в этом свертке? – глядя на меня, спросил офицер тайской полиции. – Отвечайте!
– Не знаю… Я в первый раз это вижу.
– Все так говорят… – таец скривил губы. – Разверни сверток, – скомандовал он сотруднику. – Оператор, фиксируй выемку вещдока!..
Внутри свертка из плотной коричневатой бумаги обнаружилась небольшая, черная, круглой формы шкатулочка с какой-то надписью на местном наречии по ободку. Подобные этой шкатулки здесь, в сувенирных лавках, можно встретить во множестве. В них хранят ароматизаторы, например, мыло в виде тропических цветков. Они также удобны для хранения бижутерии.
Открой они первым делом чемодан, в котором хранятся вещи Ники – впрочем, его содержимое большей частью развешено на плечиках, сложено в отделении для белья или унесено в ванную, если речь о косметике и гигиенических принадлежностях, – то я бы особенно и не удивился.
Но что делает эта шкатулка в моей сумке? И что находится в ней, в этой невесть как попавшей в мою сумку коробочке?
Я хотел было поинтересоваться у старшего, положено ли по законам Королевства Таиланд присутствие в ходе такого рода полицейских мероприятий понятых. И имеется ли у него вообще ордер на обыск этого жилища. Но, предчувствуя, что мой вопрос спровоцирует опекающих меня громил на удар по почкам или на еще один болезненный лоу-кик, решил промолчать.
Меня не стали долго томить; сотрудник открыл верхнюю крышку, затем кончиками пальцев достал оттуда принявший форму круглой шкатулки пакет.
Размотал пленку. Встряхнул пакет на ладони, проткнул его в одном месте, затем лезвием перочинного ножа, который он держал в другой руке, взял изнутри толику содержимого.
– Героин, – изрек он спустя короткое время. – Здесь… граммов шестьдесят. Бьюсь об заклад, что этот порошок – «морская смесь».
Не успел я толком переварить эту новость, как меня уже прихватили с двух сторон, развернули и повели на выход.
Когда я проходил через гостиную, сопровождаемый двумя верзилами, то увидел, что Ника сидит на прежнем месте – на кушетке рядом с полицейским, с которым ее соединяет наручный браслет. Глаза ее полузакрыты, та же отрешенная поза. Она, похоже, все еще не пришла в себя…
Я хотел подать реплику, сказать что-нибудь ободряющее, ну, или просто обратить внимание на свое присутствие, но у меня в этот момент застрял комок в горле.
Мы вышли из бунгало через открытую настежь дверь. Здесь было не так душно, как в доме; легкий ветерок, задувающий с залива, отбивающийся от прибрежных скал, принес с собой приятную, пахнущую морем прохладу. Площадка перед домом освещена включенными фарами уже знакомого мне полицейского фургона. Мы – вернее, те, кто меня сопровождал, поскольку не я выбирал маршрут, – повернули за угол. И сразу остановились: на земле, а если быть точным, то на посыпанной мелким гравием, смешанным с песком, площадке, лицом вниз лежал человек…
Лица жертвы я не видел. Но я сразу понял, кто это: судя по миниатюрной фигуре, судя по одежде, которая была на ней – длинная юбка с разрезом и цветастая блузка, залитая теперь кровью, – это была Сью.
В свете автомобильных фар видна рукоять ножа, торчащая под левой лопаткой.
Я с трудом проглотил подступивший к горлу тошнотный комок.
Почему-то я был уверен в том, что в ее спине торчит тот самый кухонный нож, которым я не так давно очищал от кожуры предназначенные для переработки на сок цитрусовые.
Один из полицейских, присев на корочки подле трупа, перевернул тело – теперь жертва лежала на боку, так что было видно ее лицо, вернее, то, что было раньше таковым. Картинка, которая мне открылась, была жуткой: вместо человеческого лица – кровавая маска. На руках тоже были видны порезы; кто-то изрезал ее всю ножом или еще каким-то острым предметом.
– Вы ее знаете, эту девушку? – спросил подошедший к нам старший офицер. – Это вы ее убили? – Он ткнул мне в грудь пальцем. – Ну?! Глупо отпираться!! Отвечайте!
– Я никого не убивал.
– Все так говорят. – Мне показалось, что таец ухмыльнулся. – У вас тут, как я понимаю, была драгс-вечеринка? Вы употребляли наркотики?
– Я не употребляю наркотиков.
– Неужели? Да вы и сейчас еще под кайфом. – Губы азиата вновь сложились в саркастическую усмешку. – Ну-ка, возьмите себя в руки!! Учтите, все улики налицо!
– К чему этот спектакль? – наконец произнес я то, что вертелось у меня на языке начиная с того момента, когда я пришел в себя. – Что вам от меня нужно?
– Вам будут предъявлены обвинения сразу по нескольким пунктам Уголовного кодекса Королевства Таиланд! – цедя слова, сказал тайский офицер. – Начиная от обвинения в незаконном пересечении границы нашей страны по поддельному документу, в провозе крупной партии наркотиков и заканчивая насилием и убийством… Осуществленным, вероятно, в сговоре с вашей сообщницей в жестокой изуверской форме.
– Повторяю, офицер – я никого не убивал.
– Вы лжете.
– А моя спутница здесь и вовсе не при делах!
– Должен предупредить, что по некоторым пунктам обвинения, которое будет выдвинуто вам и вашей сообщнице, вам грозит смертная казнь! – продолжил таец. – Так что советую сотрудничать со следствием! И учтите следующее… Если вы дадите чистосердечные показания, возможно, это обстоятельство в будущем будет принято во внимание судом.
Я еще раз посмотрел на изуродованный кем-то труп девушки с торчащей под левой лопаткой рукоятью ножа.
Потом медленно, но выразительно покачал головой, давая понять, что я отказываюсь играть в эти непонятные мне полицейские игры.
Но и это еще было не все; нынешняя адская ночь приготовила мне немало убойных сюрпризов.
От соседнего бунгало, арендуемого парой пожилых фарангов, в нашу сторону двинулся какой-то человек. Судя по походке, по самому силуэту, вряд ли это был наш сосед Питер, передвигающийся обычно с палочкой. Я успел лишь разглядеть, что он, в отличие от других членов этой команды, одет в штатское.
Но тут вдруг на площадке разом погас свет!.. Тот, кто сидел в микроавтобусе, потушил фары; кто-то из этой компании одновременно выключил пакетником дежурное освещение.
Офицер тайской полиции выкрикнул что-то, чего я не разобрал совершенно. Повернувшись на каблуках, он торопливой походкой, едва не вприпрыжку, устремился к микроавтобусу. Один из тех громил, что держали меня, прихватив за предплечья, отклеился, отвалил; шагая широко, упруго, он нагнал местного полицейского, и они скрылись в чреве фургона.
Другой – тот, у которого на руке часы «сейко», – переместился мне за спину. Я ощутил, как в хребет между лопаток уперлось что-то твердое, металлическое.
– Стой смирно, чувак, и не дергайся! – сказал он на языке родных осин. – Иначе схлопочешь пулю!..
Странно, но я не удивился, услышав звуки русской речи. Хотя – должен бы удивиться, должен бы изумиться столь неожиданному повороту.
Мужчина, неспешно шествовавший к нам со стороны соседнего бунгало, остановился в двух шагах. После слепящего света включенных автомобильных фар зрение еще не вполне успело адаптироваться к темноте. До рассвета примерно час времени; светает здесь так же резко, без привычного жителю средней полосы России постепенного перехода, как и темнеет. Я смотрел на этого подошедшего от соседнего строения субъекта, пытаясь понять, что это за гусь. Роста он примерно моего, около ста восьмидесяти. Может, чуть поплотнее меня, но не полный; про таких говорят – кряжистый.