Страница 8 из 66
– Огонь! Огонь по пещерам!!
Ермаков выругался и отцепил висевшую на поясном ремне ракетницу. Красная ракета прочертила ночное небо и угодила прямо в зев одной из пещер.
– Старшина, возьми на себя пещеры над осыпью! Аккуратно, не высовывайся.
Он перезарядил ракетницу и выпустил еще одну красную ракету, на этот раз прямо в зенит. Затем он сменил магазин и открыл стрельбу трассерами, указывая группе цель. На левом фланге его активно поддержали: по горе длинными очередями стегал пулемет, огрызались два или три «акаэса». Центр почему-то молчал, работал лишь автомат Саидова.
– Командир, рация…
Витвицкий передвинул ногой рацию, продолжая стегать свинцовыми бичами по пещерам над осыпью.
– Где Фомин?! – прохрипел в рацию Ермаков. – Фомин, ты слышишь меня?
– Командир, это я, – отозвалась рация встревоженным голосом Калайчева. – Что за стрельба? Помощь вам нужна?
– Фомин где? – повторил вопрос Ермаков.
– Нет Фомина. Только что ушел к вам и минуты не прошло. Сказал, пошел разбираться…
– Я же просил, Калайчев… Я же просил глаз с него не спускать, – простонал Ермаков.
– Виноват, командир. Догнать его?
Ермаков заметил вспышку на горе и всадил туда длинную очередь. Какой-то темный бесформенный предмет кулем свалился на карниз.
– Есть!!
– Не понял, командир?
– Это я не тебе. Слушай сюда, Калайчев… Не вздумай преследовать Фомина.
До него только сейчас дошло, что он едва не допустил непоправимую ошибку. Если бы Калайчев попытался преследовать Фомина, он был бы уже мертв.
– Понял, Калайчев?
– Понял. Иду на помощь.
– Отставить! Тут снайперы засели по пещерам. Они контролируют все подходы. Сколько их, не знаю, но похоже, до черта.
Он уловил заминку в бою и сразу же понял, с чем это связано. Замолчал пулемет. Теперь на левом фланге работал короткими лишь один «акаэс». Сквозь автоматные очереди ухо Ермакова четко различало частые щелчки выстрелов со стороны пещер. Он попытался определить по звуку тип оружия. Похоже, стреляют из М-16, оборудованных пэбээсами и ночной оптикой.
– Прижали нас, Калайчев. Есть «двадцать первые». Слушай приказ. Выводи людей из ущелья. Дальше двигай по плато в сторону, противоположную той, откуда мы пришли. Слышишь, Калайчев? Выводи людей из зоны боя!
– Командир, я так не могу! Я вызову по рации вертолеты с подкреплением и помогу вам. Мы уже возле осыпи.
– Отставить, – рявкнул Ермаков. – Ты что, не понимаешь, Калайчев?! Это ловушка! Здесь все пристреляно снайперами. Вас перебьют в одну секунду, стоит лишь вам высунуть нос из-за осыпи! Назад!! Понял, Калайчев?! Не слышу?!
– Есть, вывожу людей.
– Ладно, Калайчев, не обижайся. Сохрани людей, я тебя очень прошу! Ну все, некогда разговоры разговаривать. Прощай…
Время от времени о камень ударялись какие-то предметы, издававшие при ударе о поверхность валуна странные чавкающие звуки.
– Они что там, вишневыми косточками в нас стреляют? – зло спросил Витвицкий.
Ермаков отбросил ставшую ненужной рацию и повернулся к старшине.
– Старшина, мы с тобой вдвоем остались. Слушай внимательно… Давай кубарем вниз к кишлаку, я тебя прикрою. Потом к тем камням…
Ермаков рукой показал направление.
– Если повезет, выберешься.
Он неожиданно схватил Витвицкого за грудки и притянул его к себе.
– Ты обязан выбраться! Это приказ!!
Витвицкий хотел возразить, но, наткнувшись на взгляд Ермакова, осекся.
– Так точно, выберусь.
Ермаков разжал пальцы. Витвицкий отшатнулся и молча сел на корточки, обхватив колени руками.
– Что, страшно стало? – глухо спросил Ермаков. – Ничего, тем, кто наверху, скоро еще не так страшно будет. Я сейчас отпевание устрою. Панихиду по невинно убиенным… А теперь слушай приказ. Это последний приказ и ты его на всю жизнь запомни.
– Запомню, – едва слышно сказал старшина.
– Я не знаю, кто эти люди в пещерах и какое ко всему этому имеет отношение Фомин, но им нужен я. Я один, понял? А наши парни… Их кровь теперь на мне. А ты уходи, старшина. Догонишь Калайчева, поговори с ним. Кто бы ни спрашивал, про Фомина ни слова. Версия будет такая – попали в засаду, командир роты приказал вывести людей, а сам остался прикрывать. Понял?
– Так точно.
– Дальше. Будет дознание, про Фомина ни слова. Держите язык за зубами. Повтори.
– Про Фомина ни слова.
– И не вздумайте наводить о нем справки, а тем более искать встречи с ним. Сейчас он намного сильнее любого из вас, раздавит. Выждите время, пусть даже десять лет. И если мне не удастся добраться до него сейчас…
– Я понял, командир, – глухо сказал Витвицкий. – Мы его из-под земли достанем.
– Добро. А сейчас забудь о Фомине. Нет на свете майора Фомина и ты никогда о нем не слышал.
– Я забыл о Фомине, – медленно повторил старшина. – И никогда о нем не слышал.
Ермаков заглянул ему в лицо и Витвицкому показалось, что огромный огненный глаз просветил его насквозь, все взвесил, сосчитал и разделил.
– Прощай, старшина! Все, пошел, пошел…
Ермаков поднялся над валуном и выстрелил из ракетницы в сторону пещер. Затем он перехватил поудобнее автомат, прижал его к щеке и короткими прицельными очередями принялся хлестать по черным провалам пещер.
Старшина рывком преодолел расстояние, отделявшее его от тропы, и стремглав бросился вниз, едва касаясь ногами земли и рискуя в каждый момент расшибить голову о камни. Вокруг него зацокали пули, резко рвануло на боку камуфляж, но он уже успел укрыться за стеной одного из дувалов. Сверху он услышал хриплый голос Ермакова:
– Уходи из кишлака, старшина! Немедленно уходи!!
В одном из дувалов громко завывали женщины, сбоку доносился пронзительный детский плач. Он рванулся в ту сторону, но ночное небо уже прочертили дымные следы, и Витвицкий изменил направление, распластав в полете свое огромное тело.
Дохнуло горячим, взрывная волна упруго толкнула в спину, проволокла по воздуху добрый десяток метров и швырнула на камни. Он успел услышать, как ломаются кости и потерял сознание.
– Вот так, да?! – свирепо прорычал Ермаков. – Так вы не только вишневыми косточками умеете швыряться?! Ну, ну…
За спиной чадно коптили дувалы кишлака, разбитые прямыми попаданиями из гранатометов.
Ермаков выщелкнул опустевший магазин и пошарил по карманчикам лифчика. Он зло выругался и прислонил автомат к камню. Его верный боевой друг свое отслужил. Ствол автомата перегрелся и пули потеряли убойную силу.
– Саидов?! – тихо позвал Ермаков.
Он опустился на землю и скользнул ужом между камней. Его гибкое тренированное тело действовало безошибочно, перетекая из одной впадины в другую, как жидкая ртуть. И вновь до его слуха донеслись эти странные звуки, как будто сверху на него пикировали рассерженные шмели.
Саидов лежал на животе, широко разбросав в стороны руки. Автомат был рядом, на изгибе его левого локтя. Он потянул Саидова за ногу, пытаясь втащить его в укрытие.
Витвицкий очнулся от собственного протяжного стона. В глазах мелькали цветные пятна, в голове стреляло и взрывалось. Он сделал над собой усилие и попытался встать, но едва не потерял сознание от дикой боли в левой руке. По спине стекало что-то теплое, болело ушибленное колено.
– Нет, ты не сдохнешь здесь, – простонал старшина. – Ты обещал… Ради всех, кто погиб. Ради Ермакова…
Он сцепил зубы и пополз между камней. Каждое движение доставляло ему острую боль, но ненависть к Фомину была сильнее боли. Да, он забудет о Фомине, но сейчас эта ненависть должна помочь ему выбраться к своим. И если кто-либо посмеет встать на его пути, он разорвет его на части.
Ермакову наконец удалось втащить Саидова в укрытие. Он стащил с таджика камуфляж и приложил пальцы к сонной артерии. Саидов был мертв. Одна пуля снесла подбородок, вторая вошла в левый глаз. Стреляли снайперы, профессионалы высокого класса, но Ермаков уже давно об этом и сам догадался. Он пошарил в «лифчике» Саидова и обнаружил там два снаряженных магазина. Заменил магазин в автомате Саидова, начатый сунул в патронташ. Отцепил гранаты и рассовал их по карманам. Он уже не воспринимал эту войну как чужую.