Страница 47 из 95
Дундич повернул ликующее лицо к товарищам. Вот оно, началось то, чего ждал, ради чего рисковал, и на этот раз жизнью. Оправдалась надежда. Нужно спешить увидеть в глазах врагов страх.
— Извините, очаровательная, долг службы. Господа, за мной!
Теперь Большая Дворянская и прилегающие к ней улицы были совсем не похожи на те, что видели они днем. Как ветром сдуло с тротуаров праздную публику, куда-то стремительно летели конные упряжки, мостовая гудела от копыт. На углах стояли патрульные. Не раздумывая, Дундич пристроился в хвост колонне всадников в черных шинелях. «Красные! Красные!» — доносилось до ушей Дундича с разных сторон. Где-то в противоположном конце улицы раздались винтовочные выстрелы. Сотня перешла на галоп.
На перекрестке с Николаевской Дундич отделился от казаков и устремился к старинному особняку с внушительной колоннадой высокого портика. Вот знакомые зашторенные окна, из которых едва пробиваются призрачные полоски света.
— Давай, — скомандовал Дундич Скирде, показывая на окна второго этажа.
Боец ловко выбросил руку выше головы, и почти тотчас раздался треск разбитого стекла и грохот разорвавшейся гранаты.
— Красные! — в отчаянии кричали за спиной Дундича.
И он, поддавшись всеобщему настроению, уже радостно, истошно завопил:
— Красные! Красные в городе!
Свернув в боковую аллею, четверка перевела коней на размашистую рысцу и, слушая крики и редкие выстрелы, направилась к Рамони, но теперь уже не большаком, а лесными тропами, чтобы миновать знакомый кордон.
— Жалко поручика, — посочувствовал Князский, когда церковная колокольня спряталась за косогором. — Ждет небось, сердечный, коньячок-то.
— Да, забыли захватить презент, — согласился Дундич.
Князский опустил руку в сумку и протянул Дундичу темную бутылку. А шустрый ординарец уже держал стакан.
— За здоровье князя Дундадзе? — спросил Князский, откупоривая бутылку.
— К черту князя, — задумчиво произнес Иван Антонович. — За наш успех, товарищи!
Вторая встреча
Октябрьский ветер — листобой — с силой рвал полы шинели, сбрасывая с чубатых голов высокие серые папахи, черным парусом надувал широкие бурки, срывал холодные колючие снежные иглы с набрякших туч.
Вот в такую погоду красная конница шла на Воронеж. Впереди четвертой дивизии двигалась разведка. Одну группу бойцов возглавлял Дундич. Он перешел речку у Рамони и теперь приближался к городу с севера. То и дело отворачивая лицо от очередного снежного шквала, Дундич радостно восклицал:
— Красота! Какая красота!
Его ординарец Иван Шпитальный не разделял восторженного настроения командира.
— Какая ж краса? — сердито бубнил Шпитальный. — Холодно, как в той Гренландии.
— В такую погоду добрый хозяин собаку из дома не выгоняет, — поддержал Шпитального другой разведчик. — А нас куда черти несут? Напоремся на засаду…
— Типун тебе на язык, — пожелал говорившему Николай Казаков. — Какая сейчас засада?! Белякам сны райские снятся.
— Красота, Казаков! — «похвалил бойца Дундич.
На рассвете вышли к северной окраине Воронежа. Прямо за мостом раскинулся густой старинный парк. В конце центральной аллеи заблестели окна. «Особняк, — решил разведчик и натянул повод. — Туг ухо надо держать востро, да и глядеть в оба». Он внимательно присмотрелся к особняку и понял, что это тот самый дом, где у генерала Шкуро последние дни размещался корпусной штаб и где он познакомился с молодцеватым полковником Бантовским.
В парке шум ветра казался сильнее. За каждым деревом и кустом чудились люди. Но все-таки тут было теплее: деревья защищали бойцов от пронизывающих порывов.
Когда весь отряд подтянулся к командиру, Дундич вывел бойцов на главную аллею и, показав на белеющие колонны высокого портика, передал через плечо команду:
— Надо тихо, как кошка.
Вдруг впереди по мерзлой земле дробно зацокали кованые копыта, и скоро из боковой аллеи на главную выехали легкой рысью трое верховых. Вслед за ними показалась тачанка, запряженная тройкой великолепных белоснежных рысаков.
«Белые, — сразу догадался Дундич. — Удирают, не иначе. И, видно, не рядовые, а золотопогонные особы». Руки привычно и ловко достали из нагрудного кармана френча полковничьи погоны и подтолкнули их под воротник полушубка. Заметив движение командира, Шпитальный нацепил на свои плечи погоны урядника, а Казаков — подъесаульские.
Верховые тоже увидели всадников на аллее… Но они не знали, кто их встречает. Может быть, своя охрана?
Дундич решительно направил рыжего Мишку к тачанке. Но дорогу ему преградили казаки.
— Куда? — спросил один из них.
Красный командир, не обращая внимания на вопрос, продолжал понукать коня. Наконец, заметив на плечах неизвестного тускло отсвечивающие погоны, всадник дернул левый повод, и его лошадь уступила место рыжему скакуну.
— Какая часть? — властно спросил Дундич, увидев в тачанке двоих мужчин и женщину. Они плотно закутались в тулупы, и только высокие папахи выдавали их принадлежность к большим армейским чинам.
— Это штаб, — охотно подсказал Дундичу один из сопровождающих.
— Что? — загремел Дундич. — Бросили документы?
— Никак нет. Все в саквояже.
Недовольный допросом, один из седоков резко отбросил тулуп и поднялся во весь рост. Дундич быстро глянул на погоны. Два темных канта по желтому полю: полковник. «Жаль, что не сам Шкуро, — подумал Дундич, подводи Мишку к облучку, повозки. — Но и эти пригодятся».
— Я спрашиваю, — трубным голосом заговорил высокий полковник с нафабренными усами, — на каком основании вы задерживаете нас?
— Да, — не вытерпел второй седок, — кто вы такой, черт возьми?
— Я начальник штаба корпуса полковник Бантовский, — вежливо, но грозно ответил Дундич, надеясь этим сразу обескуражить неизвестных.
Второй в ужасе схватился за папаху и прокричал:
— Какая наглость! Это я начальник штаба корпуса его превосходительства Андрея Григорьевича. Это я полковник Бантовский!
Пока полковник доказывал свою причастность к штабу Шкуро, разведчики по взмаху руки своего командира плотно окружили тачанку и охранение.
— Предъявите ваши документы! — продолжал разгневанный белогвардеец.
— Пожалуйста, — любезно ответил Дундич и, опустив в карман руку, выхватил гранату.
— Руки вверх!
И тотчас Казаков и Шпитальный ловко прыгнули с коней в повозку, обезоружили полковника и передали тяжелый саквояж Ивану Скирде.
Когда Иван Шпитальный потянул на себя дамскую сумку, он получил от женщины такую пощечину, что отпрянул и растерянно спросил:
— Может, ее в расход, товарищ Дундич?
Услышав имя буденовского разведчика, полковник Бантовский вздрогнул. Он пристально вгляделся в лицо всадника и узнал в нем командира седьмого гусарского полка князя Дундадзе, недавно заходившего к нему в штаб. Правда, окна были зашторены, и в комнате стоял густой мрак. Но тот же тонкий нос, та же щеточка усов. Бантовский даже привстал, чтобы окончательно убедиться, что не ошибся. И, видимо надеясь на чудо, примирительно сказал:
— Послушайте, князь. К чему этот маскарад? Перепугали Веру Андреевну, испортили настроение нам с полковником. Я надеюсь, что наша вторая встреча…
— Будет последней, — договорил Дундич.
По дорогам парка зацокали сотни копыт. Это первые эскадроны четвертой дивизии ворвались в город. Увидев Дундича возле тачанки, командир дивизии Ока Иванович Городовиков спросил:
— Кто же они такие?
— Начальник штаба корпуса полковник Бантовский. — опередил Дундича молодцеватый пленник.
— А ты? — ткнул комдив нагайкой другого.
Второй полковник сник и, обхватив руками голову, укоризненно выговаривал спутнице:
— Все из-за ваших тряпок, графиня.
И даже когда Городовиков опять спросил, кто они, полковник, не отвечая, продолжал возмущаться.
— Порученец генерала Шкуро, — представил его Бантовский и, в свою очередь, спросил: — Вы — разведка или это обещанное Буденным наступление?