Минус Финляндия

И каких озер! Глубоких, наполненных рыбой и чистейшей водой. Летом они отражают синеву нежного голубого неба будто страна Суоми смотрит на Создателя своими голубыми глазами, зимой превращаются в самые большие в мире аквариумы. Сквозь намерзшую толщу прозрачного как стекло льда вода просматривается до самого дна даже на середине озера. Можно стоять и смотреть сверху, как, пошевеливая плавниками, проплывают под твоими ногами рыбы. До самого апреля недвижимым толстым стеклом покрывает лед здешние озера.

Рай для рыбаков. Сущий рай, который не хочется покидать. Уезжая отсюда в суетливый шум и бензиновые выхлопы большого города, ты против своей вата кинешь прощальный взгляд на ровную голубую гладь, на мох каменистых берегов, на деревья, подступившие к самому берегу… И светлой грустью, как слезой ребенка, умоется душа твоя. И станешь ты, с тоской заглядывая в календарь, считать недели и дни до следующего отпуска, когда снова придешь на знакомый берег.

Лето… Да что лето? Комары да мошка. Ни в лес тебе толком не сходить, ни порыбачить в свое удовольствие.

Зато зимой Миккели расцветают. Возвращаются на каникулы студенты и гимназисты, приезжают отпускники-курортники, и вся живописная прелесть этих мест, все лыжные тропы, все санные горки, все трассы для слалома переходят в распоряжение приезжих и местных жителей.

Местные жители, кстати, весьма радушны, гостеприимны и открыты для общения. Они охотно подскажут вам, какие именно красивейшие места следует посетить на озере Саймаа, от берега которого начинается Миккели, покажут свой кафедральный собор из красного кирпича, узкий шпиль которого устремился в небо. Вы сможете полюбоваться на высоченные ели, которые взметнулись вверх, догоняя острие шпиля, и сверить свои часы по тем, которые прагматичные финны установили на том же шпиле и которые можно видеть за много километров.

Вам покажут герб города и с гордостью объяснят, что два перекрещенных маршальских жезла имеются в верхней части щита в честь того, что Миккели являлись местом постоянного пребывания маршала Маннергейма в годы Второй мировой войны. С той же гордостью вам покажут дом, в котором располагался финляндский Генштаб, и тот, в котором жил Маннергейм и который являлся его официальной резиденцией.

Вот только не нужно спрашивать у радушных хозяев, кто жил по соседству с Маннергеймом. Этот вопрос может смутить их, потому что в соседнем от особняка Маннергейма доме жили старшие и высшие офицеры немецкой армии. Комиссары, приставленные, чтобы наблюдать или, что вернее, надзирать за старым маршалом. До самого сорок четвертого года Маннергейм жил под самым внимательным немецким присмотром.

В Хельсинки стоял пустым дворец, который был построен еще в XIX веке. Сначала он предназначался для русского генерал-губернатора, а потом стал резиденцией правителей суверенной Суоми. При проектировании дворца архитектор предусмотрел все необходимое. Здесь был и зал приемов, танцевальный зал и, само собой, просторный кабинет главы государства, но Маннергейм, единственный из всех, кто правил Финляндией до и после него, жил и работал в Миккели. Такой выбор места пребывания был отнюдь не случайным.

Во-первых, Миккели для финской армии значат то же самое, что для наших десантников — Рязань. Государь император Александр Второй разрешил автономному княжеству Финляндскому иметь собственную армию. Первые казармы, сначала деревянные, а потому уже и каменные, были построены именно тут. В них расположился снайперский батальон. Когда в новой демократической Финляндии после ее выхода из состава России вспыхнула гражданская война финских красных против финских же белых, именно в Миккели находился главный штаб белых. Руководил работой штаба именно барон Карл Густав Эмиль Маннергейм.

Во-вторых, надо понимать, во время войны географическое положение Миккели было самым удачным для руководства войсками. Относительная близость к передовым линиям позволяла максимально сокращать коммуникации. Отсюда была установлена прямая связь едва ли не со всеми дотами линии Маннергейма.

В-третьих, в случае прорыва советских войск в Миккели необыкновенно удобно было бы держать долговременную оборону. В том, что Верховный главнокомандующий товарищ Сталин рано или поздно отдаст приказ своим войскам, не считаясь ни с какими потерями, идти на штурм финских позиций, Маннергейм не сомневался ни дня ни минуты. Слишком несопоставимы были силы финской и советской армий.

Советская обладала трехкратным перевесом в личном составе и несопоставимым превосходством в боевой технике и тяжелом вооружении. В тот день, когда советские войска прорвут финскую оборону, Миккели стали бы последним очагом сопротивления. Окрестные озера делали местность малопригодной для применения танков и тяжелых артиллеристских орудий, а каменные островки на озерах превратились бы в неприступные доты. Укрывшись в них, стрелковая рота могла бы долго сдерживать целый полк.

Надо признать прозорливость маршала Маннергейма. Место для своей резиденции он и в самом деле выбрал на редкость удачно.

На утро маршал запланировал беседу с генералом Луукканеном, и когда дежурный адъютант доложил о приезде генерала, он распорядился проводить его в свой кабинет. Через пару минут в кабинет вошел тот самый человек, который так бездарно проиграл в поезде целое состояние Коле и Штейну. На доклад к маршалу генерал явился в форме, и теперь в нем с трудом узнавался обходительный сосед по купе и азартный игрок в покер. Сейчас это был действующий генерал действующей армии, всецело преданный своему покровителю, осознающий всю важность предлагаемых ему поручений и свою личную ответственность за их выполнение.

— Доброе утро, Калле, — выслушав уставное приветствие генерала, Маннергейм гостеприимно указал на пару кресел возле окна. — Извините, что не принимал вас целых четыре дня после вашего возвращения. Все эти рождественские хлопоты… Спичи, приемы, тосты за победу. А в глазах чиновников, произносящих патриотические речи, ясно читается тревога за свой завтрашний день. Ничего не ясно. На третьем году войны нет полной ясности в отношении будущего Финляндии. Ну, докладывайте. Что немцы?

Луукканен раскрыл на коленях тонкую кожаную папку, которую принес с собой и, время от времени посматривая на два листа бумаги, исписанных простым карандашом, начал отчет об очередной своей поездке в Стокгольм:

— Самой хорошей новостью декабря является возобновление поставок продовольствия нашими немецкими друзьями.

— Вот как? — удивился Маннергейм. — Гитлер требовал от нашего правительства подписания официального договора о военном союзе почти на тех же условиях, на которых он подписал подобные договоры с Японией и Италией. Гитлер хочет, чтобы Финляндия наконец открыто встала на сторону Оси и дала гарантии своего невыхода из войны. В качестве давления на нас немцы прекратили поставки продовольствия. Их можно понять. В Рейхе карточная система, сами немцы получают ограниченный набор продуктов по карточкам. Зачем им еще кормить нахлебника, который не поддержал и не поддерживает немецкое наступление на севере? В июле сорок первого года немецкие войска, действуя с нашей территории, захватили район Салла, на этом военная удача на этом театре военных действий их покинула. С тех пор, вот уже третий год, они не сделали на севере ни шагу вперед. Кейтель настоятельно и неоднократно обращался к нашему правительству, требуя дать приказ финским войскам форсировать реку Свирь и начать штурм Ленинграда, но…

— Извините, господин маршал, — нерешительно кашлянул в кулак Луукканен. — Но я не могу понять, почему наше правительство не пошло на штурм Петербурга. Пусть война закончится неблагоприятно для Финляндии, но с нашей помощью немцы непременно взяли бы город, а потом бы разрушили его до основания. Как бы ни кончилась война, мы бы в любом случае оставались в выигрыше оттого, что руками немцев попросту срыли бы большой город вблизи нашей юго-восточной границы. На немцев пало бы обвинение в варварстве и вандализме, но города-то больше не было бы! И я не перестаю удивляться тому, что вы, господин маршал, являетесь самым ярым противником того, чтобы наши войска перешли старую границу.