Страница 96 из 114
– Приветствую тебя, хан. Дозволь спросить, где мой воин? – Недалеко. Его охраняет моя дочь. Когда подъехала Лейтис с незадачливым ловцом невест, магистр предложил старшему воину отойти для разговора чуть в сторону от остальных. Старик Ислуину понравился, поэтому когда выяснилось, что самого страшного не произошло, и Степь сохранила единство, то рассказал даже чуть больше, чем рассчитывал поначалу: его зовут Джучи, он пришёл издалека с вестью о судьбе отряда Кыюлык-хана. Ханжар закивал, известный храбрец, и нукеров собирал под свою руку из лучших воинов. Действительно, важно немедленно возвращаться в кочевье, пусть старший рода как можно быстрее известит Великого хана. Наверняка тот позовёт вестника к себе, услышать историю из первых уст. Язык Лейтис понимала очень хорошо, подарок озера. Но вот обычаев не знала, потому какое-то время, пока все ехали в стойбище, крепилась, но всё же не удержалась и тихонько спросила: почему старик называет магистра ханом? А не обращается просто Джучи, хотя его самого не только Ислуин, но и остальные кличут просто по имени, разве что младшие добавляют уважительное «абый». – Он нукер. Это воин, отмеченный ханом – и всё. Если нукер достигает одного из старших званий, например, кешика – к нему обращаются «темир», в честь легендарного первого объединителя степи. К шаману любого посвящения – «бакса». Но, например, к старейшине рода обращается «дарга» даже Великий хан. А если воин достиг мастерства и во владении клинком, и в искусстве живущих-в-невидимом – то его признают равным ханам. Интересный обычай, за таких воинов охотно отдают дочерей самые знатные роды, не интересуясь, богаты ли родители жениха… Магистр объяснял негромко, сейчас не стоило привлекать внимания к тому, что Лейтис хоть и выглядит как девушка-ханжарка, многого в степной жизни не понимает. Поэтому едва заметил, что едущие рядом воины пытаются сквозь шум скачки незаметно разобрать, о чём идёт речь, резко оборвал разговор, бросив резкое: – Остальное потом. В стойбище главы рода добрались к ночи, но встал Ислуин, когда заря ещё только-только раскрасила край горизонта, хотя с вечера разговор со старейшиной затянулся. Лейтис отсыпалась после дороги, магистра же грызла тревога: обмолвки спутников и старейшины, какие-то замеченные на грани сознания мелочи. Было тихо, бодрствовали четверо сторожей, да несколько мужчин и женщин готовились сменить ночных пастухов у дальних стад. Рядом с одной из юрт собирался гонец к Великому хану… Тренированный слух уловил еле слышный звон стремян и сбруи, фырканье коня с другого края стойбища. Несколько секунд – и магистр там. В дорогу собирался ещё один гонец, а все вокруг делали вид, что никого не замечают. Хотя глава рода запрет отлучаться без его дозволения отдавал вчера при Ислуине. – Стоять! – рявкнул магистр. Непонятный мужчина вздрогнул, на секунду от повелительного крика застыл, затем попытался сделать вид, что замечание к нему не относится. Попытался вскочить на коня, и полетел на землю, когда его охватила петля воздушного аркана. Ислуин принялся внимательно и неторопливо рассматривать пленника, который тщетно пытался разорвать невидимые путы. За настоящего гонца этого мужчину с неопрятной бородкой можно было принять только второпях и в предрассветных сумерках. И дело было отнюдь не в лошади, которая всем своим видом выдавала плохого хозяина, и не в одежде, которая явно знала лучшие времена – посланник с важным известием прикинуться может кем угодно. Но вот той внутренней твёрдости, ярости и воли, которые при нужде заставят сутками не слезать с седла, нырнуть в ледяную зимнюю воду, чтобы уйти от погони, а если нет иного выхода – унести тайну с собой в могилу, у мужчины не было. В глазах плескались страх, злоба, ненависть, жажда жизни любой ценой и недоумение. Как его посмели задержать? – Кто? Зачем? По чьему приказу? – громко спросил Ислуин, подняв пленника на ноги. – Не твоё дело, чужак, – нарушитель наконец-то совладал со страхом, теперь остались лишь гнев и ненависть, к которым добавились презрение и высокомерие. – Дарга, разрешал ли ты покидать кочевье? – обратился Ислуин к старейшине, который стоял чуть впереди высыпавших на шум остальных обитателей селения. Старик встретился глазами с мужчиной, который так и ждал, зажатый несколькими воздушными кольцами, чуть вздрогнул, но потом всё же решительно и, чётко выговаривая каждую фразу, произнёс: – Слово моё осталось неизменным, Джучи-хан. Никто не смеет уехать из стойбища без моего на то дозволения. Ему разрешения не было. – Донести весть до ушей баксы Уенчака важнее твоего приказа, – презрительно бросил нарушитель. – И гнев, что задержали меня, что не узнал он творящегося, падёт на вас! – С каких это пор шаманы вмешиваются в дела видимого мира? – удивлённо поднял бровь магистр. – Великий Уенчак заботится о благе каждого из нашего народа, воздавая по заслугам лучшим из лучших и карая тех, кто заслужил кару. Только мудрейшему под силу различить истину… – Довольно! – оборвал его Ислуин. – И лучший, конечно, тот, кто спешит доносить первым. Мне безразлично, из-за какой награды ты решился нарушить закон. Позор ложится на голову воина, предавшего своего повелителя. Но нет презреннее того, кто продаёт кровь своего рода. Дарга, предатель нарушил твоё слово. – Слово было дано тебе, Джучи-хан. И нет здесь больше равных тебе ханов. Потому, согласно закону Объединителя степи, преступник выдаётся на твой суд, только ты властен теперь над его головой.