Страница 4 из 12
— Уважаемая земная полиция! — механический голос за спиной. — Мы просим вас пройти на борт десантного бота.
Оборачиваюсь… Передо мной стоит какой-то зеленый зубастый осьминог в шлеме. Ни дать ни взять — персонаж из мультсериала «Симпсоны». Он приветливо машет мне щупальцем:
— Проходите, человек-полицай. Вам будет предоставлено хорошее питание, развлечения и медицинская помощь…
Пытаюсь вытащить из кобуры пистолет. Осьминог удивляется:
— Что вы делаете, человек-полицай? Вы охраняли господ. Теперь ваши господа — мы. Проходите, пожалуйста, человек-полицай. Вы нам нужны. Вам будет предоставлено хорошее питание, развлечения и медицинская помощь, — и кладет щупальце мне плечо.
Я дико кричу, пытаясь вырваться…
— …Коль, Коль, ты чего? — кто-то трясет меня за плечо. — Ты чего орешь-то так? Приснилось чего?..
…Через неделю в почтовый ящик ветеранам было отнесено первое письмо. Шатурин делился информацией, предложил подбросить патронов, если вдруг возникла нужда, интересовался насчет антибиотиков и обезболивающего, которое у нас было уже на исходе. В ответном послании нас скупо поблагодарили за информацию, подбросили свою и, главное, — аккуратно уложили в тайник вместе с письмом десяток шприцов-тюбиков армейского образца и несколько упаковок с антибиотиками широкого спектра воздействия. И словно в шутку там же лежала банка персикового компота…
В послании говорилось также, что из Штаба Сопротивления попробуют прислать к нам медиков, и давалась частота для экстренной связи. Пал Иваныч долго рассматривал письмо, хоть и написанное от руки, но на приличной бумаге. Затем повернулся ко мне:
— Вот что, товарищ лейтенант. Назначаешься ответственным за связь с этим… Штабом. Как думаешь: управишься? Ведь они, как ни крути, — незаконное вооруженное формирование. С коими мы бороться просто-таки обязаны…
У меня даже в глазах помутилось:
— С ними бороться? После того, как они «тарелку» сковырнули? После всего того, что они делают? Да они же нас… как Иуду… на поганой осине… И правы будут!..
— А не смущает вас, товарищ лейтенант российской полиции, — майор нажимает на слово «российской», — что одним из их организаторов — фундаторов, как они сами себя именуют — был Юрий Подобед?
— Какой Подобед? — сперва я даже не понял, о ком идет речь.
— А их что, храни господи, несколько? — делает испуганные глаза Шатурин. — Я знаю только одного — бывшего командира Минского ОМОНа.
Это то-о-от? Серьезный мужик, и парни у него серьезные…
— Так вот, с точки зрения и нашего начальства, и мирового права, такая организация именуется международной террористической.
Обалдело смотрю на Шатурина: не шутит ли товарищ майор? Да нет, похоже, не шутит…
— Так что ты учти, Бортников: если потом что-то не так пойдет — на меня и на тебя всех собак повесят. И еще как!..
…Я шел на встречу с бойцами Штаба Сопротивления. Собственно говоря, тогда, в самом начале, когда вторжение только-только начиналось, штабов было три: Штаб Обороны, Штаб Гражданской Обороны и Штаб сил МЧС.
Первым накрылся Штаб Обороны. Разжиревшие от мирной жизни, с мозгами, заплывшими салом, генералы угробили весь имевшийся у них под рукой личный состав в отчаянных контратаках, и больше о них я ничего не слышал.
Вторыми погибли эмчээсовцы. Они до самого конца продолжали выполнять свой долг — спасали людей из-под развалин разбомбленных домов.
Дольше всех продержались, как ни странно, «гробы». Эти еще и к концу второго месяца вторжения, когда «тарелки» уже рассыпали на атомы Пентагон, когда штаб-квартира НАТО уже отдала приказ о безоговорочной капитуляции, когда Народная армия КНР уже перестала пытаться завалить противника трупами в связи с окончанием «боезапаса» — так вот, даже тогда Штаб Гражданской Обороны еще что-то пытался сделать. И хотя получилось у «гробов» далеко не все, но они вызывали уважение. Настоящее…
А потом все рухнуло. Где-то в руинах затерялся и сгинул глава Московской полиции (о чем никто из наших особо и не жалел, ибо толку от этого кабана было не больше, чем от кота — молока), пропали всякие федерации-конфедерации, исчезли более-менее организованные банды. Осталось лишь гражданское население, доведенное до состояния затравленных крыс, да небольшие отряды, которые еще как-то сопротивлялись. Вроде нашего второго батальона…
И вот теперь возник новый штаб, который действительно делает дело. И я иду туда по схеме, которая была в очередном письме…
…По бывшей Калужско-Рижской линии метрополитена я шагал почти два часа. Потом нырнул в неприметную дверцу в одном из перегонов. Длинная лестница… Сначала вниз, потом — вверх… Поворот… Узкий, бесконечно тянущийся коридор…
Из-под ног с визгом шарахнулась здоровая крыса, и почти сразу же негромкий голос порекомендовал:
— Стой, как стоишь, парень. Ты куда это собрался?
— На слет дятлов, — именно такой ехидный пароль и был означен в письме. — Общегородской слет дятлов…
— Николай? — интересуется другой, смутно знакомый голос. — Заходи, гостем будешь.
И в луче света появляется высокая фигура. Алексей? Точно — он…
…Через полчаса мы, вместе с Алексеем и еще двумя такими же крепкими мужичками неопределенного возраста, шагаем по каким-то уж совсем жуткого вида переходам. На мой робкий вопрос, где это мы, собственно, один из крепышей коротко отвечает: «Система, сынок». По-видимому, этим вопрос исчерпан. Жаль только, что я ничего не понял….
Переходы кончились внезапно. Как-то вдруг — раз! — и раздались в стороны стены, улетел вверх потолок. Пространство было залито ярким электрическим светом, от которого я уже не то что отвык, а прямо-таки забыл, как он выглядит! Этот свет озарял… зал — не зал, а что-то длинное, разделенное легкими перегородками на клетушки с большим открытым… большой открытой… в общем, выглядело это место словно большая площадь, окруженная маленькими домами-каморками. Сходство усиливали проходы между клетушками: ни дать ни взять — улочки да переулочки.
На «площади» громоздилась некая КОНСТРУКЦИЯ, из глубин которой то и дело слышались удары, треск и отборный мат, перемежаемый особо изощренными построениями типа: «маму твою факториал», «транслятор тебе через ж…» и прочее. Неожиданно из мешанины проводов, коробок и ящичков подозрительного вида, труб, трубок и трубочек вынырнул Дмитрий. Он невидящим взглядом посмотрел на меня, аналогично — на обоих крепышей, потом перевел глаза на Алексея, и тут его взгляд начал приобретать живость и осмысленность:
— О! — радостно заорал он. — Дядя Леша! Дядь Леш, смотри: вот этих хреновин, — Дмитрий показал нечто блестящее, с яркими метками на поверхности, — этих больше не надо! Нам вот такие еще нужны! А то у нас уже половина сгорела на фиг, а мы еще не разобрались! Представляешь: проходит на него команда сдвига — и он тут же накрывается… ну, ты понял чем! Скажи там своим и батиным, что пусть вот этих вот, с вот такой маркировкой, принесут!
— Дим, — остановился Алексей, — ты лучше своих кого пошли с нашими. Мы завалить-то завалим, а вот снимать да выискивать…
— Ага, — легко согласился Дмитрий. — Джинн, сходи с ними?
— Легко, — отозвался откуда-то изнутри конструкции невидимый Джинн. — Тока я еще Санька и Гришу-большого с собой возьму…
— Да-а?! — завопил Дмитрий, ныряя обратно, в путаницу проводов. — А кто прогу гладить будет?!
Дальше я уже не разобрал, потому что один из крепышей легко тронул меня за локоть: «Пошли?»
И мы снова пошли, но на сей раз уже совсем недалеко — до ближайшей клетушки-каморки, в которой за столом сидели, в тесноте, да не в обиде, человек двадцать. Очень разные, но вместе с тем удивительно похожие…
— Здравствуй, Николай, — сказал Олег-Джелат, поднимаясь из-за стола. — Рад, что ты еще жив.
— Здравия желаю… Лейтенант Бортников… — больше мне говорить было нечего.
— Ты проходи, боец, — подал голос другой мужик, худой и жилистый, чем-то похожий на кнут. — Есть-пить хочешь? Если куришь — кури.