Страница 6 из 24
— Иудей? — спросил он.
Далось им моё происхождение.
— Отчасти, — ответил астроном. — Моё имя Олег.
— Рус! — подивился монах. — За какие грехи, Олег, низвергнут в пекло?
— Если бы знать…
— Да, верно, — проговорил монах. — Пути Господа неисповедимы… Называй меня Иоанном. И не кощунствуй, как этот германец.
— Постараюсь, — буркнул Олег.
— Всё, хватит церемоний, господа! — вмешался «германец». — Пора под кров. Жрать хочется. Наговоритесь ещё.
Они вошли внутрь. Обширный полукруглый вестибюль встретил их прохладой, рассеянным искусственным светом и поразительной для заброшенного здания чистотой. Справа и слева вестибюль упирался в полукруглые выступы, в которых Олег заподозрил основания башен с рубинами. Неподалёку от входа высился монумент. Идеальных анатомических пропорций человек силится разорвать металлическое кольцо, в которое заключён, но вместо двух дополнительных пар конечностей, как на знаменитом рисунке Леонардо да Винчи, у него были крылья и рыбьи хвосты. Кольцо висело в полуметре над полом, выстланным блестящими плитами, без всякой видимой опоры.
— Нравится? — спросил Дитмар. — Это ещё не всё… Смотри!
Он подошёл к кольцу–монументу, и легким тычком заставил его вращаться. Кольцо превратилось в серебристую полусферу, внутри которой «леонардовский атлет», казалось, взмахивает крыльями и подгребает хвостами.
— Что бы это могло означать? — спросил Олег, сознавая, что вопрос риторический.
— Победу человека над стихиями, — изрёк немец.
— Бесовскую гордыню, — эхом откликнулся монах.
— Нет, — проговорил Олег. — Думаю, не всё так просто…
— Ладно, — сказал Дитмар. — Философствовать будем на сытый желудок.
Он решительным шагом направился к левой башне, отворил в ней незаметную овальную дверцу. За дверцей виднелось небольшое освещённое пространство. Лифт, догадался Олег. Гауптштурмфюрер пропустил астронома с монахом внутрь, а затем втиснулся сам. Дверца затворилась. Ускорение придавило их к полу, и это стало единственным свидетельством того, что лифт движется.
Совершенная техника, думал Олег, глядя на невозмутимое лицо монаха Иоанна, который, видимо, стоически относился к дьявольским чудесам. Автоматы, управляющие энергостанцией, похоже, до сих пор в идеальном состоянии. Недаром же внутри ни пылинки. И кольцо это левитирующее, наверняка — в магнитном поле. Следовательно — сверхпроводящее колечко как минимум. И лифт, двигающийся без сучка без задоринки. А ведь в двадцать первом веке хватило бы и нескольких лет, чтобы оставленное людьми сооружение превратилось в руины, привлекательные разве для паркурщиков. И даже действующий источник бесперебойного питания не помог бы. Обязательно бы что–нибудь замкнуло, начался бы пожар. Теория неубывания энтропии в действии… Нет, тут что–то не так. И дело не только в техническом совершенстве…
Смутная догадка скользнула по поверхности сознания, но тут лифт остановился, дверца втянулась в стенку, и в кабинку хлынул солнечный свет. И запах. Запах жареного мяса. Желудок Олега взыграл, вытеснив из головы все мысли.
— Радуйся!
Свет полуденного солнца, льющийся сквозь высокие окна, ослепил астронома, поэтому он разглядел обладательницу глубокого грудного голоса не сразу, и как–то фрагментами: медное лицо, серые глаза, иссиня–чёрные волосы. И в следующее мгновение — маленькую фигурку в длинном, скрывающем ноги одеянии, стянутом на невообразимо тонкой талии поясом. Проморгавшись, Олег сообразил, что девушка смугла не от природы, как монах, а — от загара. Из–за чего казалось, что серые глаза под чёрными ресницами смотрят, словно сквозь прорези в маске.
— Я Таис, — своё имя девушка произнесла с ударением на первом слоге.
— Олег, — представился он с неловким полупоклоном.
— С возвращением из царства теней!
— А–э… — Олег беспомощно оглянулся на Дитмара.
— Отставить разговоры! — рявкнул тот. — Будут нас сегодня кормить или нет?!
— Всё давно готово, — сказала Таис.
Она кинулась куда–то в глубь просторного помещения с изогнутыми стенами. Гауптштурмфюрер и монах — за ней. Олег подошёл к одному из окон. Судя по головокружительному виду, он и в самом деле находился в башне. Побережье с руинами футуристической Алушты отсюда выглядело как узкая полоска земли, придавленная исполинским щитом моря. Над морем кружили птицы, но теперь Олег не мог позволить себе обмануться. Это наверняка сигнусы. И среди них она — снежнопёрая женщина–птица с печальным голосом и золотыми волосами. Царевна–Лебедь…
«Олег!» — позвали его в три голоса. И он пошёл на зов.
Наверное, здесь было что–то вроде кольцевой смотровой площадки, опоясывающей лифтовую шахту. И везде высокие панорамные окна. Но человеку свойственно стремление к комфорту, поэтому хотя бы часть этих окон следует задрапировать. Даже и кусками матовой плёнки, невесомой и шелковистой на ощупь. В образовавшийся закуток надо натащить разнокалиберной мебели. К счастью, пластик долго выдерживает неумолимое течение времени. А вот вам… На столешнице одного такого мебельного анахронизма — выцветшая, но различимая реклама пива, популярного на заре третьего тысячелетия. Привет из прошлого. И одновременно — доказательство существования этого самого прошлого. Кстати, первый артефакт подобного рода. И на этом артефакте, за близнецами которого, он, бывало, сиживал с запотевшей кружкой, — причудливая посуда, сделанная непонятно из какого материала, и будто предназначенная не для человека.
— Отведай, Олег, нашей пищи, — сказала Таис. — Вот мясо, вот яблоки, вот виноград. В этом кратере родниковая вода. Вина нет, к сожалению…
— Давай–давай, навались, — по–своему поощрил астронома гауптштурмфюрер. — Сдаётся мне, этот олень ещё утром ползал по лесу…
Олег опустился на диковинную табуретку, сделанную в виде цветка, взял с длинного, словно разрезанный вдоль керамический цилиндр, блюда истекающую жиром лопатку. Впился зубами. Олень? Вряд ли, он пробовал оленину, а здесь вкус странный — среднее между мясом и рыбой. Похожий вкус у лягушачьих лапок, но размеры… Наверняка немец пошутил — в своей манере — насчёт оленя. Крупная рептилия? Значит, у нас тут и крупные рептилии водятся. А может, и гигантские?
Насытились. Откинулись, кому было на что. Отдуваясь. Сыто. Люди, разделённые столетиями. Давно покинувшие юдоль. Возвращённые к жизни неведомой волей. Такие разные. И единые в одном. Знать бы только — в чём именно? Можно ли это выяснить, бог весть, но попытаться стоит.
Теперь даже странно подумать, что когда–то жил в другом мире. В маленькой нестабильной стране на рубеже веков… Что, собственно, наполняло его прежнюю жизнь? Друзья? Дружба держалась в основном на совместных попойках. Возлюбленная? Татьяна не могла и не хотела оставить своего никчемного мужа. Любимая работа? Нестационарное распределение неклассических галактик — вязкая, безнадёжная в смысле научной карьеры тема. Маленький телескоп в старой обсерватории. А до «Хаббла» или «Гиппарха» никогда не добраться — руки коротки. И вот — дивный новый мир. Сплошные тайны и загадки. И эти люди, с которыми только что разделил трапезу — загадки не меньшие.
Он здесь и сейчас. Осталось выяснить — зачем? Ох, и неглуп фашист Дитмар, ох, и неглуп. «Почему именно меня?» — хороший вопрос. Правильный. От него и надо плясать. Но сперва дождаться ночи — посмотреть на звёзды. Что там у нас с прецессией?..
— А что здесь ещё есть? — спросил Олег. — Ну, кроме вестибюля и этой… — неопределённое движение рукой, — смотровой площадки?
— Немногое, — отозвался Дитмар. — Кухня и что–то вроде аппаратной. Хочешь взглянуть?
— Конечно.
— Пойдём!
Немец поднялся, легко, словно и не было сытного обеда. Военная косточка, или… — Олег вспомнил, как ловко прыгал в джунглях по камушкам — или благоприобретённое при воскрешении? Нет, с горным–то стрелком всё ясно, а вот с астрономом, не слишком изнурявшим себя физическими упражнениями…
— Так ты идёшь?
— Иду.
Олег встал. Однако. Никакой тяжести в желудке, сонливости, как раньше. Наоборот, прилив энергии, хоть горы сворачивай.