Страница 20 из 24
— Я таких насмотрелся. Но здесь написан бред.
— Этого бойца никогда не существовало… А вот и Иоанн!
— Звали, братья? — Монах опустился на нижнюю ступень пандуса. — Бедная грешница…
— Грехи её мне известны, — сказал Олег. — Прелюбодеяние да самоубийство. Не люди они, все три наши девы. И тот, в лесу — не человек.
Дитмар и Иоанн молчали — ждали продолжения.
— Это персонажи книг. Солдат — писателя Вячеслава Кондратьева. «Сашка». Я по нему в школе сочинение писал. Анна — Анна Каренина, — знаменитого Льва Толстого. Дитмар, ты–то должен был слышать о таком?
Немец пробормотал под нос что–то неразборчивое, очевидно, ругательство.
— Ну а роман «Таис Афинская» в детстве был моей настольной книгой. Так что догадываться я начал сразу… Про Ефросинью не знаю, не читал.
— Я не разумею, рус! — Иоанн вскочил. — Мыслимо ли писать книгу о человеке, которого не было? Евангелие повествует о деяниях Иисуса. Жития святых — о святых. Есть описания жизни царей. Но измышлять несуществующее, плодить сущности? Это… это богопротивно!
Да, подумал Олег. Объяснишь тебе, пожалуй, что такое беллетристика…
— Для развлечения, святой отец. На потеху. В наше время это было весьма распространено.
— Значит, и спутницы наши — суть ещё одно наваждение. А быть может, и не только они, — рассудил монах и снова уселся, погрузившись в раздумья.
Верно мыслишь, ох верно, святой Иоанн Готский. Хотя фильм «Матрица» ты точно не смотрел…
— Мы, думаю, всё же люди. Все мы воскресли там, где погибли или где должны были воскреснуть, все помним обстоятельства смерти. Статьи астронома Сахновского хранятся в памяти компьютера… и то, я не уверен. Поэтому, Дитмар, надо идти на обсерваторию.
— Не вижу логической связи.
— Объясню. Корпорация «Сигнус Деи», помимо сигнусов и сирен, создала людей, предназначенных для жизни в космосе. Возможно, нами управляют оттуда. И Зов наводят, и э… галлюцинации в виде несуществующих персонажей.
— Я не верю в эту болтовню. Ничего вразумительного. Космос холоден и необитаем. Никакие осколки лун непригодны для жизни! Ты просто пускаешь нам блох в уши, и больше ничего!
— А песни сигнусов? Это же знание, понимаешь ты или нет?! Ван Хофман, или кто другой, передал его через поколения сигнусов в будущее. Ферштейн, герр барон?
— Веришь в невнятные бредни призраков и тупых птиц? Идиот! Наша миссия здесь! Понимаешь — здесь! Не в космосе! На Земле! — Фон Вернер встряхнул астронома за плечи. — Пойми, еврей чёртов, главное — на Земле! Откуда нам знать, какова будет новая раса великанов?
— Сам ты идиот! — выкрикнул Олег. — Мистик задрипанный! Как хочешь, а я иду на обсерваторию.
— Нет. — Голос барона сделался ледяным. — Не идёшь. Я приказываю тебе остаться.
— Приказываешь? Ты? Да я срать хотел на твои приказы! Это ты раньше мог приказывать, это там ты был гауптштурмфюрер. А сейчас ты — говно!
— Пархатый ублюдок, — прошипел эсэсовец. — Думаешь, если офицер СС тебя не прикончил, ты чего–то стоишь? Думаешь, барон Дитмар фон Вернер польстился на твою науку? Да я таких, как ты, в тридцать пятом из Гейдельберга вышибал, чтоб не пудрили мозги арийской молодёжи лживой жидовской космографией!
— Отвянь, нацистская гнида, — сказал астроном Сахновский. Очень спокойно сказал. — От тебя трупом смердит.
— Посмотрим, кусок блевотины, кто из нас труп…
Гауптштурмфюрер медленно поднял универсальный резак. В его глазах не было ничего, кроме ровного синего пламени безумия.
Он сумасшедший, отстранённо подумал Олег. Отлично ориентирующийся в оперативной обстановке, хладнокровный в минуту опасности, здравомыслящий в житейских мелочах, но сумасшедший. Истинный ариец, но не истиннолюдь. Как и я, впрочем. И святой Иоанн Готский…
— Братья мои! — возгласил Иоанн, и это был ещё один новый голос его. Взгляд святого горел, пронзал насквозь, до дрожи. — Братья мои! Я вижу, что вам хочется друг друга убить. Не стану напоминать, что это смертный грех. Скажу иное. Убейте меня. Убейте сколь вам угодно жестоко и медленно. Насладитесь убийством, пусть оно пропитает вас насквозь, каждую частицу вашу, каждый влас и ноготь! Клянусь Господом, гнев ваш уляжется, и вы сумеете поладить. Я же стар, и более не хочу быть здесь… Заклинаю вас, сделайте это сейчас! Господом нашим и всеми святыми заклинаю!
Во взгляде его была теперь мольба — столь искренняя, что Олег вновь содрогнулся. Святой преклонил перед ними колени и опустил голову.
Дитмар попятился. Маска безумия медленно сошла с его лица.
— Хорошо, — сказал он. — Хорошо, еврей. Иди и сдохни.
— Я пойду с ним, — ровно сказал святой.
— И ты, Йоган?!
Фон Вернер круто развернулся, взбежал по пандусу и скрылся в воротах эллинга.
— Идти надо, — произнёс Олег. Слова давались с трудом, словно просеивались через густое сито. Только сейчас он заметил, что сжимает в руке занесённый над головой топорик, и медленно его опустил. — Пока Зова нет. И пока Вернер не передумал. Подниматься недолго. Часа три. Местность знаю.
— С Богом, — кратко ответствовал монах.
Солнце старалось вовсю, но его лучи не могли пробиться сквозь серебристую защиту чудо–костюмов. Правда, голову пекло изрядно, по бровям стекал пот, и Олег жалел, что не додумался поискать в Информатории какую–нибудь чудо–панаму. Наверняка бы нашлась. Иоанн молча, с размеренностью автомата, вышагивал рядом. Прошли место, где когда–то была съёмочная площадка ялтинской киностудии. Вспомнилось, как отец таскал его, совсем ещё мальца, с собой — смотреть, как снимают «Пиратов двадцатого века», а потом, уже позже — «Сказку странствий». Эх, в «Сказке…» он даже в массовке участвовал — трёшка за съёмочный день, целое сокровище, а бородатый режиссёр Митта смешно бегал, размахивал руками и орал: «Я тут перед вами на пупе верчусь, а вы как следует панику изобразить не можете…» Сон. Не было этого и быть не могло. Палящее солнце, безлюдный мёртвый мир, чудовища и чудеса… Было, есть и будет.
Удивительно, местность в Голубом заливе почти не изменилась. Олег держался пока поросших травой и редкими сосенками холмов. Забирались они всё выше, но после полуторачасового подъёма стало ясно, что леса не избежать. На опушке сделали короткий привал — отдышаться в тени буков.
Посидели. Тихо здесь было. Очень тихо. Астроном вслушивался, — ни посвиста хатуля, ни шорохов, ни даже птичьего крика. Мёртвая безветренная тишь. С одной стороны, вроде бы и хорошо. А с другой — странно. Везде, куда ни сунься, зверьё, а здесь прямо заповедник какой–то… для людей.
— Может быть, пройдём легко? — зачем–то спросил он у святого.
На что тот ответствовал:
— На всё воля Божия.
В лесу они сразу наткнулись на хорошо утоптанную тропу, ведущую вроде бы в нужном направлении. Опять же, с одной стороны, удобно, потому что местность сделалась скалистой. А с другой — подозрительно. Если нет зверей, то откуда тропа?
Время шло, тропа петляла, обходя скальные массивы и крупные валуны. Олег прикидывал направление по солнцу. Если так дело пойдёт и дальше, то ещё немного… что там Дитмар болтал о всяких ужа…
Вот оно. Приехали.
Тропа сделала очередную петлю. В десяти шагах от них, на небольшом валуне стояло двое… существ? Пожалуй, существ, отдалённо напоминавших людей. Точнее — австралопитеков. Сутулые, много ниже человека, покрытые бурой свалявшейся шерстью, руки до земли… Странной формы черепа, слишком большие, словно раздутые, больше человеческих, но с мощными надбровными дугами. Клыкастые пасти.
Глаза. Жёлтые. Взгляд — насквозь, навылет. Приказ — безмолвный, но внятный: сюда. Ближе. Астроном и святой одновременно качнулись. Шаг, ещё шаг. Словно в дурном кино. Ноги чужие. Ослушаться невозможно. Ближе. Ещё ближе.
Ш–ш–ш! Откуда? И ещё раз: ш–ш–ш! Плазмоган! Чары исчезли, чудовища покатились с валуна и замерли.
— Дитмар!
— Дитмар! — эхом откликнулся Иоанн.
Тишина, затем шорох — откуда–то сверху. Вот он, Дитмар фон Вернер, с кошачьей своей ловкостью спускается со скалы. Плазмоган уже за поясом, в руке — увесистый дротик, подарок сирен. На голове — капюшон.