Страница 53 из 66
- То есть как это "домой"?! - Чкалов точно став выше ростом надвинулся на Якова Захаровича и буквально навис над ним. - Это как прикажете понимать? Это же вредительство - оставить АвиаКОН без руководства!
- И без лучших пилотов, - негромко обронил Каманин, не отличавшийся особой скромностью, как, впрочем, и все остальные "герои".
- Нет, вы мне скажите: кто до такого мог додуматься?! - кипятился Чкалов. - Мало того, что там сейчас, после побоища, каждый человек на счету, так еще и лишить корпус руководства! В самый ответственный момент!..
Суриц открыл было рот, чтобы ответить, но раздумал. Вместо ответа он протянул Валерию Павловичу пакет:
- Ознакомьтесь, товарищ комбриг...
Чкалов вытащил лист и начал читать. Первое, что бросилось ему в глаза, была сделанная четким почерком, синим карандашом приписка, ниже машинописного текста. "Объяснить тов. Чкалову, Каманину, Громову и Водопьянову недопустимость риска жизнями Героев. В Союзе ССР их и так не много". И ниже, тем же карандашом, подпись: "И. Сталин".
Дальнейший спор не имел смысла. Спорить с вождем - нет, не то чтобы себе дороже, но смысла не имеет. Не переспоришь. Угрюмый Чкалов предъявил приказ своим товарищам, потом свернул лист и затолкнул его обратно в конверт. Суриц выжидательно смотрел на гордость Советской авиации. Конечно, споры окончены, но как бы эти непредсказуемые пилоты не выкинули какой-нибудь фортель!
Решив на всякий случай подсластить пилюлю, Яков Захарович елейным голосом сообщил, что сразу же по прибытии домой, все авиаторы будут награждены высокими правительственными наградами. Но летчики встретили это известие гробовым молчанием...
Внезапно Громов что-то шепнул Водопьянову, тот встрепенулся и, наклонившись к Чкалову, произнес загадочную фразу:
- Левчик один отдуваться будет...
Суриц еще не успел осмыслить значение услышанного, а Валерий Павлович уже не спросил, а просто-таки потребовал:
- Связь с АвиаКОН! Немедленно! Нам же распоряжения отдать надо!..
И через десять минут уже диктовал приказ:
"Приказываю принять командование Авиационным корпусом особого назначения полковнику Леваневскому. Комбриг Чкалов".
- Ну что там АГОН? Агонизирует? - Сталин позволил себе усмехнуться. - Товарищ Тухачевский смог восстановить управление частями?
- Никак нет, - Ворошилов вздохнул. - И, кажется, не собирается.
Сталин удивленно приподнял бровь:
- Что это значит: "Не собирается"? Товарищ Тухачевский больше не хочет командовать АГОН? Товарищ Тухачевский решил просить освободить его от обязанностей командующего?
"Если бы... - подумал Ворошилов. - Вот хорошо-то было бы..." Вслух, однако он этого не произнес, а ответил точно так, как рекомендовал Шапошников:
- Товарищ Сталин, командование АГОН уже списало окруженные части в безвозвратные потери. Если кто вырвется - хорошо, в дело пойдут, а не вырвутся - не велика беда. Новые части на подходе. А так как по данным разведки Франко истратил все имевшиеся резервы, то товарищи Уборевич и Тухачевский полагают, что прибывших частей с избытком хватит для полного разгрома мятежников.
Сталин молчал. Не будучи профессиональным военным, он обладал огромным практическим умом и несгибаемым здравым смыслом и потому давно уже просчитал возможные действия Тухачевского. Но все же, все же... Как же ему не хотелось вверить в то, что красавец, умница Тухачевский может вот так, одним росчерком пера решить судьбу многих тысяч людей. Ведь они надеются, ждут приказов, ждут спасения, а их командир, человек которому доверены их судьбы... Как же так, как же так можно?..
Иосиф Виссарионович тяжело опустил голову, сжал кулаки. Вот они: строители новой жизни, которые думают лишь о своей славе, о своих почестях!.. Тут вдруг он вспомнил про еще одного человека... Как он клялся, как старался показать свою честность, преданность делу, и вот теперь... Неужели и он - тоже?!!
От ненависти помутнело в глазах, кровь бросилась в лицо. Сталин несколько раз глубоко вдохнул, пытаясь успокоиться и, наконец, спросил едва заметно дрогнувшим голосом:
- И товарищ Мехлис придерживается такого же мнения?
Ворошилов удивился. Некоторое время он думал, что ответить, затем, решившись, отрапортовал:
- Не могу знать, товарищ Сталин. Когда франкисты осуществили окружение основных сил АГОН, корпусной комиссар Мехлис находился в войсках. Известий от него нет...
Сталин удовлетворенно кивнул головой. Мехлис тоже не полководец, но он будет с красноармейцами до конца. До своего или до их общего. Он не предал... Это хорошо. Но с Тухачевским нужно что-то решать...
- Полагаю, не стоит производить официальные мероприятия по отстранению Тухачевского и Уборевича от командования АГОН. Товарищ Ежов, - Николай Иванович вскочил, словно его дернули за невидимые ниточки и преданно уставился на Сталина. - Подумайте, не стоит ли поручить это товарищу Берии? Тем товарищам, которые осуществили последнюю операцию в Испании?
- Слушаю, товарищ Сталин, - Ежов вытащил блокнот и сделал пометку. - Обещаю: НКВД не подведет...
Гейнц Гудериан смотрел на фюрера взглядом затравленного животного. От вызова в Рейхсканцелярию он и не ожидал ничего хорошего, но то, что происходило, превзошло самые мрачные прогнозы...
- Скажите мне, генерал, - голос Гитлера был сладок как сахарин и ядовит как цианистый калий. - Скажите мне: это не вашими ли выкладками по так называемым молниеносным операциям воспользовался русский маршал в Испании, осуществляя свое блестящее наступление?
"Еще и предательство пришьют! - облился холодным потом Гудериан. - И ведь ничего не докажешь..." А вслух произнес:
- Мой фюрер, я готов поклясться своей офицерской честью, честью немецкого солдата, что не передавал своих теоретических выкладок и стратегических предложений никому! Во всяком случае, никому, кто мог бы разгласить их суть и передать в руки врага... - Внезапно его осенило, и он вдохновенно продолжил, - Идеи носятся в воздухе, мой фюрер, и вполне возможно, что красные сами пришли к тем же выводам, что и я...
Его порыв был столь искренним, что Гитлер смягчился. Он ласково потрепал Гудериана по плечу:
- Поверьте мне, Гейнц: никто не обвиняет вас в предательстве. Никто! - подчеркнул он голосом. - В Германии нет и не может быть предателей!
Гитлер улыбнулся, и на мгновение Гудериану показалось, что гроза миновала. Но когда фюрер заговорил вновь, стало ясно: ничего не миновало!..
- Я понимаю, что идея может витать в воздухе, и что додуматься до нее может каждый. Но скажите мне, генерал, - голос Гитлера стал еще слаще и еще ядовитее. - Не показалось ли вам, что герр Тухачевский все сделал правильно? Именно так, как вы и задумывали? Или он все же допустил какие-нибудь ошибки, сделал что-то не так?
Мысли Гудериана завертелись с отчаянной силой. Он еще раз прогнал перед мысленным взором все отчеты, полученные из Испании, еще раз вспомнил все сводки... Русские действовали отлично, полностью подтверждая его теоретические выкладки. Танковые клинья, авиация в качестве артиллерии сопровождения, высочайшая скорость наступления... Они не отвлекались на окруженные группы противника, предоставляя их уничтожение тыловым частям, а сами неудержимо рвались вперед... Вроде бы все верно...
- Мой фюрер, я вынужден с глубоким сожалением констатировать, что русские применили план молниеносной войны почти идеально. И показали нам образец, к которому мы должны стре...