Девушка и смерть

Тогда в мою душу закрались первые сомнения, хотя я ещё долго отказывался верить в реальность сказанного. Но в том, что с вами связана какая-то тайна, я убедился наверняка. Да и все, кого я расспрашивал о вас, в основном ваши коллеги по сцене, соглашались, что, похоже, у вас кто-то есть. Никто не мог сказать ничего определённого, но что-то такое в воздухе витало. Разумеется, вы можете сказать, что чьи-то неясные ощущения ничего не доказывают, и будете правы. Но недавно я убедился в справедливости своих подозрений.

— Когда же? — спросила я.

— Во время костюмированного бала в Опере. Я тогда увидел вас, но подойти так и не решился. А потом к вам подошёл герцог ди Соуза, и я оказался свидетелем вашего разговора. Я стоял на балконе над лестницей напротив, ярусом выше, и не слышал, о чём вы говорили, но ваше лицо мне было видно вполне отчётливо. И я видел, как в какой-то момент оно вдруг изменилось, и изменилось страшно. Даже нельзя сказать, что оно каким-то особым образом исказилось, но, честное слово, скажи мне кто тогда, что вы вампир, я бы поверил. Казалось, что из-под ваших губ сейчас полезут клыки, которыми вы вцепитесь герцогу в шею.

— Очень приятно, — проворчала я, вспоминая физиономию ди Соуза. Да, тогда он сбежал весьма даже поспешно…

— Простите, я понимаю, что это была не ваша гримаса. Файа ревниво оберегает вас от любого, кто может стать ему соперником. И теперь я пришёл, чтобы ещё раз в этом убедиться. Это не бред и не сумасшествие, и ваши слова уверили меня в этом окончательно.

Он замолчал. Я тоже молчала, глядя в пол и досадуя на свою оговорку. Потом решилась и подняла глаза.

— Ну, хорошо. Вы правы. Что из этого следует?

— Из этого следует, что вы в большой опасности, сеньорита Баррозо, — Андрес, словно в волнении, поднялся и сделал шаг ко мне. — Я не знаю, что он задумал относительно вас, но даже если его планы не простираются дальше, чем сделать вас примой, ваша участь незавидна. Он, сдаётся мне, почитает вас своей собственностью, и одному Богу известно, что будет потом. А если вы полюбите? Или просто захотите уйти из театра? С этого… даже не скажешь, человека станется сделать что-то страшное. Я не хочу, чтобы вы рисковали своей жизнью, продолжая пользоваться покровительством Файа.

Он был кругом прав, но меня охватило необъяснимое чувство противоречия, острое нежелание согласиться, быть может, вызванное тем, что он и впрямь влез не в своё дело, пусть и с наилучшими намерениями.

— Почему вы думаете о нём только плохое? — спросила я. — Быть может, он не только отпустит меня в самостоятельную жизнь, но и благословит на неё. Случай с ди Соуза не показатель, мне его общество было неприятно, и Леонардо это понял.

— Возможно, вы правы, но готовы ли вы проверить это на практике? А что до того, как я о нём думаю… Ваш Леонардо наверняка относится к человеческой жизни с изрядным пренебрежением. Он и сам уже не живёт, так что для него люди — не ровня.

Я опять уставилась в пол. Андрес и сам не подозревал, насколько был прав.

— Смерть Марселы Мачадо — уверены ли вы, что это не его рук дело? — добавил он.

Ответить было нечего. Я сделала над собой усилие и поднялась.

— Я ценю вашу добрую волю, сеньор, но я сама способна разобраться со своей жизнью. Вы высказали своё мнение, так что, если со мной что-нибудь случится, ваша совесть может быть чиста. Всего хорошего.

— Совесть? — переспросил Андрес и вдруг схватил меня за руку, с жаром воскликнув: — Нет, моя совесть не будет чиста! Анжела… я не смогу жить, если с вами что-то случится. Ваша жизнь для меня дороже собственной, и я не успокоюсь, пока не сделаю для вас всё, что только возможно!

— Что с вами, сеньор?

— Неужели вы не видите? Анжела, вы позволите мне снова вас так называть? Я не верю, что мои чувства секрет для вас, но я всё равно скажу: я люблю вас, Анжела, люблю, как никто и никогда. Умоляю, позвольте мне быть вашим другом и защитником.

В любовных романах, которых я перечитала немало, такие признания заканчивались предложением руки с сердца, но сейчас ничего подобного, разумеется, не предполагалось. Да я и не ждала этого. Но вот само признание… Ну почему, почему он не сделал его раньше, ещё до того злосчастного разговора на юбилее?! Тогда я, не колеблясь, послала бы к чёрту Леонардо с его служением искусству, то есть его собственной персоне. А сейчас…

— Сеньор, — сказала я, — давайте не будем об этом.

— Вы меня не любите? Хорошо, я не стану тревожить вас разговорами о моей любви. Но позвольте мне быть рядом с вами, помогать и служить вам.

— Не надо, — резко и торопливо сказала я.

— Вы не хотите? Или этого не хочет он?

— Какая разница? — я отстранила его и пошла к двери, но он обогнал меня и загородил проход, прислонившись к створке спиной.

— Не уходите.

— Пропустите меня.

— Нет.

— Что это значит, сеньор ди Ногара? Вы опять хотите оскорбить меня?

— Я никогда не хотел оскорбить вас.

— Тогда пустите! Или уходите сами.

— Я не уйду, пока вы не обещаете порвать с Леонардо Файа.

— Да кто вы такой, чтобы ставить мне условия?! Вы ничего не знаете о нём и обо мне! Ничего!

— Я знаю одно — я не переживу, если с вами что-то случится.

— Все мужчины так говорят, — сквозь зубы процедила я, отворачиваясь.

Его рука коснулась моей.

— Анжела…

— Не прикасайтесь ко мне!

— Анжела, — настойчиво повторил он, — поверьте мне. Я вам не враг. Я люблю вас и сделаю для вас всё. Если вы будете рядом со мной, вы никогда ни о чём не пожалеете, клянусь. С тех пор, как я снова узнал вас, не было дня, когда бы я не думал о вас. Я могу описать, как вы были одеты тогда, в день нашей первой встречи. На вас была белая пачка, расшитая блёстками, а на голове — серебряный венец Снежинки. Это было после представления "Рождественской сказки", верно? Вас ругала та мегера, а потом я увидел вас в коридоре, и вы были такой одинокой и беззащитной…

На мои глаза вдруг навернулись слёзы. Я опустила голову, пытаясь их скрыть.

— Разве вы не чувствуете? — Андрес оторвался от двери и шагнул ко мне. Теперь мы стояли совсем рядом, почти соприкасаясь. — Разве вы сами не чувствуете, как мы с вами близки друг другу? Мы — половинки одного целого, Анжела, нам самой судьбой предназначено быть вместе. Анжела…

Его руки скользнули мне на плечи. Я упёрлась ладонями ему в грудь.

— Сеньор, не надо.

— Надо, — прошептал он, преодолевая моё сопротивление, привлёк меня к себе и нашёл губами мои губы. Потом вдруг наклонился и подхватил меня на руки. Оглянулся по сторонам и направился к дивану. Я понимала, что будет дальше, но вырываться и брыкаться почему-то казалось мне ужасно неловким, и я только беспомощно бормотала:

— Не надо, Андрес, пожалуйста…

Но он не слушал, он знал, что хотел, игнорируя мои слабые попытки его оттолкнуть. Моё платье оказалось на полу, следом упал его сюртук.

— Ну что ты дрожишь? — шёпотом спросил Андрес. — Не бойся, всё будет хорошо. Любимая…

— Прошу вас, — секретарь вежливо распахнул передо мной дверь. Я решительно шагнула через порог, и сеньор Эстевели поднялся мне навстречу:

— Добрый день, сеньорита. Чему обязан радостью видеть вас? Да вы садитесь.

Я села и тут же взяла быка за рога:

— Сеньор Эстевели, я хочу расторгнуть контракт с вашим театром.

— Расторгнуть? Почему?

— По личным обстоятельствам. Прямо сейчас.

— Что значит — прямо сейчас? — брови директора поползли на лоб. — Не дожидаясь конца сезона?

— Именно. Уже завтра я намерена отсюда уйти.

Некоторое время сеньор Эстевели молчал.

— Мы собирались предложить вам контракт на три года, — сказал он наконец. — Но дело не в этом. Для того чтобы расторгнуть контракт, нужны веские причины, сеньорита. У вас такие имеются?

— Имеются.

— Так поведайте мне о них, сеньорита Баррозо.