Страница 41 из 48
Он снова испытующе посмотрел на Тима. Но Тим давно уже научился — и ни у кого иного, как у самого барона, — скрывать свои чувства под маской равнодушия. Даже голос его не дрогнул, когда он спросил:
— Так что же с моим смехом, барон?
— Год назад, господин Талер, я проверил в Красном павильоне моего замка, в какой мере интересует вас и интересует ли ещё вообще ваш смех. Я дал его тогда вам взаймы на полчаса и в результате этого маленького эксперимента узнал, что вы всё ещё сильно скучаете по своему смеху. Только что я тоже, незаметно для вас, поставил небольшой опыт. На этот раз результат получился гораздо более удовлетворительный. Вы добровольно отказываетесь от встречи с тремя единственными на свете людьми, которые знают о нашем контракте и, возможно, могли бы в случае необходимости дать вам полезный совет…
Барон с довольным видом откинулся в кресле.
— Очевидно, вы научились в течение последнего года ценить выше власть, богатство и приятную жизнь, чем такую безделицу, как смех.
Тим снова кивнул.
— Я предлагаю вам… — барон опять наклонился вперёд, — заключить дополнительный контракт.
— Какой, господин барон?
— А вот какой, господин Талер. Я обязуюсь обеспечить вам подданство такой страны, где вы будете считаться совершеннолетним, начиная с сегодняшнего дня. Тогда вы сможете тут же вступить во владение наследством.
— А какие обязательства беру на себя я, барон?
— Всего два обязательства, господин Талер: во-первых, никогда не требовать назад смех; во-вторых, уступить мне половину наследства, включая акции с решающим голосом.
— Над этим предложением стоить подумать, — медленно сказал Тим, стараясь выиграть время.
Разумеется, он ни минуты не собирался думать над тем, чтобы скрепить штампом и печатью отказ от своего смеха на вечные времена. Но никак нельзя было, чтобы Треч об этом догадался.
И вдруг Тиму пришла в голову счастливая мысль: если он начнёт сейчас торговаться с бароном, тот окончательно поверит, что Тим навсегда отказался от своего смеха и убедился, что власть и богатство гораздо важнее на этом свете, чем какие-то раскаты и переливы в горле.
И Тим начал торговаться. Ему известно, заявил он, что барон мог бы до наступления его двадцать первого дня рождения принять различные меры, чтобы помешать ему вступить в права наследства. Синьор ван дер Толен уже обращал на это внимание Тима. Поэтому Тим в принципе согласен подписать дополнительный контракт. Однако он ставит свои условия: три четверти наследства, включая три четверти акций с решающим голосом.
Мимо внимания Тима не ускользнула мимолётная улыбка, промелькнувшая при этом на лице барона. Очевидно, барон был теперь совершенно уверен, что Тим окончательно отказался от своего смеха. Именно на это Тим и рассчитывал.
Они торговались добрых полчаса. В конце концов Тим уступил. Он требовал теперь три четверти наследства и половину акций с решающим голосом.
— Соглашайтесь на мои требования, барон, и мы подпишем завтра в Каире дополнительный контракт.
— К этой мысли я должен сперва привыкнуть, господин Талер. Завтра, когда мы будем в Каире, я дам вам окончательный ответ. А теперь… — барон улыбнулся, — я перехожу к последнему пункту. — Он поднялся, протянул Тиму руку и сказал: — Приношу сердечные поздравления по случаю вашего шестнадцатилетия! Если у вас есть какое-нибудь желание, господин Талер…
Желание? Тим задумался. Если этот день принесёт ему самый дорогой подарок на свете — его смех, — у него, скорее всего, больше не окажется никаких богатств. Ведь пароходство он собирается подарить друзьям. Что же в таком случае попросить в подарок?
Наконец ему пришла в голову прекрасная мысль.
— Купите мне, пожалуйста, кукольный театр, барон!
— Кукольный театр?
— Да, барон! Кукольный театр, где дети могут как следует посмеяться.
Этим Тим себя выдал. Но барон понял его неправильно.
— Ага! — воскликнул Треч. — Понимаю! Вы тоже хотите купить себе немного смеха, и вам нужен театр, чтобы выбрать наиболее подходящий. Неплохая мысль! Это мне ещё не приходило в голову.
Тиму показалось, что кто-то со всего размаха стукнул его по голове. Значит, барон всерьёз мог подумать, что он, Тим Талер, после всего того, что ему пришлось пережить, способен украсть смех у какого-нибудь малыша.
«Это просто чёрт, а не человек! — подумал Тим. — Настоящий чёрт!»
На этот раз барон не мог бы не заметить смятения Тима. Но в эту минуту он отвернулся. Он уже звонил куда-то по телефону насчёт кукольного театра. И не прошло получаса, как ему повезло. За приличное вознаграждение, предложенное бароном, оказалось возможным приобрести небольшой театр марионеток неподалёку от главного вокзала, уже не первый год влачивший довольно жалкое существование.
— Давайте поедем туда сейчас же, господин Талер, — сказал Треч. — Я захвачу с собой нотариуса и деньги: за подарки ко дню рождения надо платить наличными…
В маленькой комнатке с обшарпанными стенами, служившей, как видно, конторой театра, был подписан ещё один контракт. Тим Талер становился отныне владельцем кукольного театра. Всё это было похоже на чудеса, какие не каждый день происходят даже в само́м кукольном театре.
Против обыкновения, барон и молодой человек отправились в отель пешком. По дороге Тим впервые спросил барона:
— Почему вам так нравится именно мой смех, барон? Так нравится, что вы отдаёте за него полцарства?
— Меня удивляет, — заметил Треч, — что вы никогда раньше не задавали мне этого вопроса, господин Талер. Ответить на него не так-то просто. Формулируя мою мысль коротко, могу сказать следующее: когда вы были маленьким мальчиком из переулка, господин Талер, вы пронесли свой смех через столько непостижимых зол и невзгод, что он закалился и стал твёрдым, как бриллиант. Ваш смех не подвластен разрушению, господин Талер! Он несокрушим.
— Но ведь сам я подвластен разрушению, барон, — возразил Тим очень серьёзно.
— Вот в том-то и дело, — сказал барон.
И прежде чем Тим понял смысл этого неприятного замечания, они уже подошли к отелю.
— Хэлло, мистер Браун, — приветствовал их директор отеля.
Барон в ответ рассеянно кивнул.
Наверху, перед дверью номера Тима, Треч остановился и спросил:
— А для чего вам, собственно, акции с решающим голосом, господин Талер? Ведь, согласно контракту, вы всё равно должны уступить их мистеру Пенни.
«Опять он об этих контрактах! — с отчаянием подумал Тим. — Весь день рождения заполнен бумагами!» Его интересовала теперь одна-единственная бумажка на свете: свёрнутая в трубочку крошечная записочка в стеклянной пробирке с таблетками. Не так-то легко ему было ответить на вопрос барона. И всё же, овладев собой, он сказал:
— У меня есть кое-какие соображения, барон, в пользу того, чтобы мистер Пенни получил побольше акций с решающим голосом.
— Гм! — задумчиво произнёс Треч. Затем он сказал: — У меня на сегодня намечено ещё два совещания. А вы что собираетесь делать, господин Талер?
Тим потёр лоб рукой:
— Головная боль всё не проходит, барон. Я, пожалуй, пойду прилягу.
— Вот это правильно, — улыбнулся барон. — Сон — лучшее лекарство.
И он ушёл.
А Тим с нетерпением открыл ключом дверь своего номера, вошёл, снова запер дверь на ключ и бросился в ванную.
Лист тридцать первый
ТАИНСТВЕННАЯ ЗАПИСКА
Тим зажёг в ванной только маленькую лампочку над зеркалом умывальника. Затем он достал лупу из аптечки и вынул из стеклянной пробирки записку. Сердце его колотилось так сильно, что казалось, вот-вот выскочит.
Но прежде чем приступить к чтению записки, молодой человек в элегантном сером костюме ещё раз проверил, хорошо ли заперта дверь в ванную комнату. Потом он встал перед умывальником, взглянул в лупу на маленькую бумажку и превратился — да что там элегантный серый костюм! — в бесконечно взволнованного мальчика.
Лупа в его руках дрожала, и всё же Тиму удавалось буковка за буковкой разбирать слова, написанные микроскопическим почерком. По мере того как он читал записку, он удивлялся всё больше и больше.