Аська. Ведьма

Ведьма (Вещи, небрежно). Брысь.

Вещь исчезает. Ведьма проводит рукой перед лицом Кулагина, и тот приходит в себя.

Ведьма. Вот и всё. Ты свободен, иди.

Кулагин. Я…

Ведьма. Потом. Всё будет потом.

Она улыбается.

Кулагин идёт по улице. Налетает ветер, начинает идти дождь — прямо в лицо. Кулагин вытаскивает из кармана носовой платок, вытирает лицо. Записка вываливается, её несёт ветром, прилепляет к мокрому асфальту. «НЕ ПРИХОДИ БО…» Кулагин этого не замечает.

Потом по записке проезжает машина. В машине едут Маша и Зоя.

Зоя. По-моему, твой мелькнул. Вон, за киоском…

Маша. Глюк это, а не Кулагин. Он сейчас за станком…

У Ведьмы. Зоя остаётся сидеть в гостиной, Машу Ведьма уводит в другую комнату — но не ту, где был Кулагин.

Ведьма всё в том же плаще, только волосы собраны в узел. В зубах у неё трубка.

Ведьма. Что вы там принесли?

Маша. Вот…

Маша достаёт из сумочки круглые серебряные часы-луковицу на цепочке.

Маша. Это у Вити ещё от деда, они не ходят, но он…

Ведьма. Понятно, понятно…

Ведьма кладёт часы на ладонь, сверху гладит другой. Смотрит вверх.

Ведьма. Нет, дорогуша, никакой у тебя разлучницы-соперницы нет, ты сама себе соперница. Легче бы было, если б она была, ну да ладно… Это спрячь обратно… Кровь из вены у тебя брали?

Маша. Брали…

Ведьма. Закатывай рукав.

Маша. Ой, я…

Ведьма. Не бойся, ничего не почувствуешь.

Ведьма набирает кровь в небольшой шприц, потом Вещь приносит бокал, в который Маша плюёт.

Ведьма. А ты боялась… Зайдёшь сегодня часов в семь, отдам тебе порошочек. Его надо будет в питьё твоему благоверному насыпать — сегодня или в крайнем разе завтра. Ни в коем случае только не в горячее — в холодное или тёплое. Пиво, вино подойдёт, водка — хуже. Вот, собственно, и всё. А потом, можно и на следующий день, ты должна будешь устроить ему какую-то хорошую встряску, чтобы он после думал: так вот из-за чего всё переменилось! Если встряски не будет, если ему умом не за что зацепиться — мозги могут поехать. Придумай что-нибудь получше, чего он не ожидает и чего никогда не было. Вон, пусть подруга чего-нибудь подскажет, она умная.

Маша. Я поняла. Сегодня или завтра насыпать в питьё, холодное или чуть тёплое…

Ведьма. Да, забыла сказать — ты и сама можешь это отхлебнуть, ничего плохого не случится.

Маша. Это хорошо. А потом устроить ему что-то приятное и запоминающееся.

Маша задумывается, даже мрачнеет.

Ведьма. Ну, подари ему что-нибудь. Есть у него какие-нибудь слабости?

Маша. Слабость одна есть… Я знаю! Я подарю…

Маша в магазинчике, где продаются всякие принадлежности для моделизма. Покупает пару моторчиков, комплект радиоуправления, что-то ещё. Выходит, нагружённая коробками…

Квартира Ведьмы.

Вещь в полутьме тупо растирает в ступке какие-то зёрна и листья. Её руки, лицо, глаза. Тупая ритмичная музыка, подходящая скорее для порнофильма. За её спиной, далеко, открывается и закрывается дверь, не в фокусе — чьи-то силуэты. Неразборчивая речь. Вещь продолжает свою работу.

Вечер. Квартира Кулагиных. Маша одна. Нервничает. Звук ключа в замке, Маша идёт встречать. Входит Кулагин, возбуждённый, весёлый, с ссадиной на скуле и с полуоторванным рукавом плаща.

Маша. О, господи, Кулагин! Что с тобой? Тебя избили? Тебе больно?

Кулагин (смеётся). Я сильно похож на избитого? Мелкое шакальё, трусы. У них не было ни шанса…

Чмокает Машу в щёку, сдирает с себя плащ и идёт умываться.

Маша в остолбенении.

Кулагин (выходя из ванной с полотенцем, прижатым к скуле). И знаешь, Машка, я тут подумал: чего мы друг друга мучаем? Давай разойдёмся. Ты же видишь — всё кончилось.

Маша судорожно вздыхает.

Маша. Хорошо. Только… давай не сразу рвать. Поживём порознь, отдохнём. Могу снять тебе квартирку…

Кулагин. Не надо. Устроюсь сам. Не волнуйся.

Звонит Машин мобильник. Она подносит его к уху.

Маша. Да… (Долго слушает). Хорошо. Спасибо… (Поворачивается к Кулагину). Это по поводу Лики. Ей сделали аборт. Всё в порядке, она спит.

Кулагин на секунду теряет дар речи. Ловит ртом воздух.

Кулагин. Ну ни хрена же себе! Почему ты мне ничего не говорила?!

Маша. Да потому что Лика первым делом заорала: «Отцу ни слова!» Да и что бы ты стал делать? Отругал бы её? Посоветовал бы что-нибудь? А чего там советовать — нельзя было Личке рожать… ну, по разным соображениям. Просто не от кого там рожать… уж поверь мне.

Кулагин валится в кресло.

Кулагин. И всё равно это свинство.

Маша. Ну, свинство… ай, что теперь говорить, Витя, что сделано, то сделано. Ну, прости, что не посоветовались, только ведь на результат-то это никак не повлияло бы…

Кулагин. Спасибо. Я почему-то так и думал. Моё мнение…

Маша. Извини, Кулагин. Я не это хотела сказать, извини. Просто… Результат мог быть только один, вот и всё. А не то, что твоё мнение для нас — ноль. Это неправда. Я и так вся на нервах… Слушай, мне сегодня взятку дали — настоящий массандровский мускат, двенадцать лет выдержки. Давай, а? — подмигивает.

У Кулагина что-то сбоит: он одновременно отрицательно мотает головой и отвечает:

Кулагин. А давай…

Вино льётся в бокалы. Щепоть белого порошка, брошенная в один из них, растворяется, как сахарная пудра.

Маша и Кулагин сидят на диване, перебирают старые фотографии. Они молодые, с ребёнком на руках, Маша с классом, Кулагин с кружковцами. Потом выпадает выцветшая цветная фотокарточка: девочка с большими глазами и огромными бантами на голове. Кулагин переворачивает карточку, там написано корявым почерком: «To dear Maria Ivanovna — from Veronika, sensitively».

Маша. Интересная девочка, самая моя талантливая. А потом что-то с ней стряслось непонятное, совсем перестала говорить и писать. Мать её перевела в спецшколу. Там вообще-то неплохо было, но… А потом мать ее и оттуда забрала. Так я след и потеряла. И до сих пор гложет меня… ну… а с другой стороны, что я могла? И мать у неё была сумасшедшая…

Кулагин. Конечно, нужно быть сумасшедшей, чтобы от тебя кого-нибудь забрать.

Маша. А что ты думаешь, я была хорошим учителем. (Маша грустнеет). И могла стать ещё лучше. И иногда думаешь: здорово бы было вернуться… Знаешь, твой поросёнок Колька меня чем обидел? Сказал, что я своих ребятишек предала. Ты, мол, не предал, а я предала. И поэтому маюсь теперь… Но, наверное, обратной дороги нет. Во-первых, я уже сильно другая, а во-вторых — тогда бы я не могла себе позволить кое-чего интересного… Отвернись.

Кулагин отворачивается, прикрывает рукой глаза.

Маша лезет в шкаф, достаёт тот большой пакет с коробками. Бормочет, разворачивая свёртки: «Сейчас, сейчас…» Наконец покупки разложены.

Маша. Смотри сюда!

Но Кулагин не реагирует. Потом — крупно вздрагивает, рука, которой он прикрывал глаза, падает. Лицо Кулагина искажено и неподвижно, только глаза мечутся.