Страница 5 из 139
Прости за несколько застенчивый тон письма, ведь это первое в моей двадцатитрехлетней жизни лирическое послание.
Отвечай сразу и даже, если можешь, несколькими письмами: я разлакомился.
Целую тебя раза два-три, любящий тебя всегда
дядя Володя.
Рад, что ты поставила над твоим И точку*.
Маяковским А. А., Л. В., О. В., декабрь 1916*
34 А. А., Л. В., О. В. МАЯКОВСКИМ [Петроград, декабрь 1916 г.]
Дорогие мамочка, Людочка и Оличка!
Поздравляю вас всех с праздниками.
Мне очень хочется в Москву.
В первых числах января мне разрешают на недельку отпуск. Приеду к вам*.
Выкройте (если можно) мне клочок места спать.
Целую всех.
До скорого свидания.
Любящий Володя.
Триоле Э. Ю., 5 февраля 1917*
35 Э. Ю. ТРИОЛЕ [Петроград, 5 февраля 1917 г.] Там дом в проулке весь в окошках; Он Пятницкой направо от. И гадость там на курьих ножках Живет и писем мне не шлет. А. С. Пушкин
Милый и дорогой Элик!
Что с тобой?
Пиши. Скучаю без тебя.
Целую много,
дядя Володя.
Брик Л. Ю., О. М., 25 сентября 1917*
36 Л. Ю., О. М. БРИК [Москва, 25 сентября 1917 г.]
Дорогая Личика, дорогой Оська!
Целую вас в самом начале письма, а не в конце, как полагается: не терпится! Что у вас? Счастливые люди, побывавшие в этой сказочной стране, называемой «у вас», отделываются, мерзавцы, классической фразой: «Лиля как Лиля».
Вчера читал*. Был полный сбор, только, к сожалению, не денег, а хороших знакомых. Доклад можно было спокойно начать не с холодного «граждане», а с нежного «дорогие Абрам Васильевич, Эльза и Лева!»
Живу на Пресне*. Кормят и ходят на цыпочках.
Первое — хорошо, второе — хуже. Семейный гений. Чуточку Аверченко.
Удастся ли сфантазировать что-нибудь с поездкой в деревню, не знаю.
Первый друг мой тут Ника.
Детки, милые, напишите!
Целую.
Ваш полнеющий Володя.
25/IX. Всем! Всем! Всем!
Привет.
Афишу б.* Как «Война и мир»?*
Маяковским А. А., Л. В., О. В., 30 октября — ноябрь 1917*
37 А. А., Л. В., О. В. МАЯКОВСКИМ [Петроград, 30 октября — начало ноября 1917 г.]
Дорогие мамочка, Людочка и Оличка!
Ужасно рад, что все вы целы и здоровы. Все остальное по сравнению с этим ерунда. Я уже писал вам (передавал письмо через знакомого). Теперь опять передаю через знакомого москвича; почте не очень сейчас доверяю.
Я здоров. У меня большая и хорошая новость: меня совершенно освободили от военной службы, так что я опять вольный человек. Месяца 2–3 пробуду в Петрограде. Буду работать и лечить зубы и нос. Потом заеду в Москву, а после думаю ехать на юг для окончательного ремонта.
Целую вас всех крепко.
Ваш Володя.
Пишите!
Брик Л. Ю., О. М., декабрь 1917*
38 Л. Ю., О. М. БРИК [Москва, середина декабря 1917 г.]
Дорогой, дорогой Лилик! Милый, милый Осик!
«Где ты, желанная, где, отзовися»*.
Вложив всю скорбь молодой души в эпиграф, перешел к фактам.
Москва, как говорится, представляет из себя сочный, налившийся плод(ы), который Додя, Каменский и я ревностно обрываем. Главное место обрывания — «Кафе поэтов»*.
Кафе пока очень милое и веселое учреждение. («Собака»* первых времен по веселью!) Народу битком. На полу опилки. На эстраде мы (теперь я — Додя и Вася до рожд<ества> уехали. Хужее.) Публику шлем к чертовой матери. Деньги делим в двенадцать часов ночи. Вот и все.
Футуризм в большом фаворе.
Выступлений масса. На рожд<естве> будет «Елка футур<истов>»*. Потом «Выбор трех триумфаторов поэзии»*. Веду разговор о чтении в Политехническом «Человека»*.
Всё заверте*.
Масса забавного, но, к сожалению, мимического ввиду бессловесности персонажей. Представьте себе, напр<имер>, Высоцкого, Маранца и Шатилова (банки-то ведь закрыты!), слушающих внимательнейше Додичкино «Он любил ужасно мух, у которых жирный зад»*.
Миллион новых людей. Толкуче и бездумно. Окруженный материнской заботливостью Левы, южный фонд безмятежно и тихо растет*. На юг еще трудно.
Как Лиличкина комната, АСИС*, Академия* и другие важнейшие вещи? Прочел в «Новой жизни» дышащее благородством Оськино письмо*. Хотел бы получить такое же.
Я живу: Москва, Петровка, Салтыковский пер., «Сан Ремо», к. № 2. В. В. Маяковский.
Буду часто выходить за околицу и, грустный, закрывая исхудавшею ладонью косые лучи заходящего солнца, глядеть вдаль, не появится ли в клубах пыли знакомая фигура почтальона. Не доводите меня до этого!
Целую Лилиньку.
Целую Оську.
Ваш Володя.
Пасе и Шуре мои овации.
Привет Поле и Нюше.
Брик Л. Ю., О. М., январь 1918*
39 Л. Ю., О. М. БРИК [Москва, середина января 1918 г.]
Дорогой, дорогой, дорогой Лилик. Милый, милый, милый Осюха.
До 7-го я вас ждал (умница, еще на вокзал не ходил). Значит, не будете. Лева получил от вас грустное. Что с вами, милые? Пишите, пожалуйста! А то я тоже человек.
У меня по-старому. Живу как цыганский романс: днем валяюсь, ночью ласкаю ухо. Кафе омерзело мне. Мелкий клоповничек. Эренбург и Вера Инбер слегка еще походят на поэтов, но и об их деятельности правильно заметил Кайранский: