Жатва черепов (ЛП)

Сам Хонсю редко покидал стены лагеря и большую часть дня проводил за изучением древних фолиантов, привезенных из Халан-Гола. Он по-прежнему не объяснял, что он ищет на их проклятых страницах, но с каждым днем его навязчивое желание раскрыть секреты этих безумных сочинений только росло.

Свежерожденный держался рядом с Ваанесом и хладнокровно наблюдал за убийствами и демонстрацией воинских умений. В силе и мастерстве он превосходил большинство из собравшихся здесь воинов, но только в последнее время боль и смерть стали доставлять ему удовольствие. В его душе шла битва, в которой идеи его создателя боролись с неосознанными инстинктами и генетической памятью, унаследованными от Уриэля Вентриса.

Из всех отрядов, прибывших на Жатву Черепов, наибольшее впечатление на Свежерожденного произвели локсатли – наемники-ксеносы, устроившие себе логово в норах на склоне горы. На островке ровной земли перед этими пещерами локсатли устроили тренировочный бой, за которым и наблюдали Ваанес со Свежерожденным.

Отряд-выводок возглавлял вожак клана, называвший себя Ксанеант. Было ли это его настоящее имя или так его переделали человеческие языки, осталось неизвестным, но Свежерожденный был поражен инопланетными наемниками, тем, как плавно двигались их гибкие тела, и их исключительной преданностью друг другу.

Что-то в этой родственной привязанности было до боли знакомым, и Свежерожденный задумался о том, откуда взялось это охватившее его чувство общности. Было ли это чувство ответом на какое-то воспоминание, таящееся в глубине его измененного мозга, или это говорила душа, часть которой украла и вложила в него Демонкулаба?

- Их всех связывают кровные узы, - заметил Свежерожденный, наблюдая за молниеносными движениями локсатлей, которые, как пляшущие огоньки светлячков, демонстрировали чудеса скорости и проворства. – Разве это не мешает им в битве?

- Каким образом? – спросил Ваанес.

- Разве не чувствуешь горя или страха, когда гибнет твой родственник?

- Не думаю, что локсатли мыслят именно так, - ответил Ваанес. – Скажу очевидную вещь, но ведь они – не люди. Хотя что-то в этом есть. Помню, я когда-то читал про древние войны, в которых короли создавали целые полки, набранные из одного города. Считалось, что такое сродство сделает их более преданными друг другу и укрепит их дух.

- И что, укрепило?

- Да, но только пока не пролилась первая кровь. Как только появились первые павшие в бою, один вид друзей и возлюбленных, гибнущих под обстрелом или под ударами мечей и топоров, сразу же уничтожил в них все желание сражаться.

- Тогда почему так принято у локсатлей? – настаивал Свежерожденный. – Если такие объединения настолько ненадежны, зачем вообще создавать их? Ведь гораздо лучше сражаться одному или рядом с теми, чья судьба тебя не волнует?

- И да, и нет, - сказал Ваанес, вновь входя в роль ментора и наставника. – Многие боевые подразделения сохраняют целостность как раз благодаря тем, кто сражается рядом с тобой, благодаря тому, что ты не хочешь подвести своих боевых братьев. Дух товарищества сплачивает, но этот дух еще надо закалить, чтобы он не сломался при первой же смерти в бою.

- Так делают Адептус Астартес?

- Не все из них, - с горечью ответил Ваанес.

- Ультрамарины?

- Да, Ультрамарины, - Ваанес вздохнул. – Это в тебе от Вентриса?

- Думаю, да, - признал Свежерожденный. – Я хочу считать братьями тех, рядом с кем сражаюсь, но братства не чувствую.

Ваанес рассмеялся.

- В отряде Хонсю ты точно этого не почувствуешь. Говорят, еще до восстания Хоруса у Железных Воинов были проблемы с дружбой.

- Это слабость?

- Пока не знаю. Время покажет, надо полагать. Некоторые банды дерутся ради денег, другие – ради мести, славы или просто ради самой битвы, но итог всегда один.

- И какой же?

- Смерть, - раздался голос позади них. Обернувшись, Свежерожденный и Ваанес увидели перед собой чахлую колдунью Гурона Черное Сердце. Изможденное лицо ее в дневном свете еще сильнее напоминало череп, под лучами солнца кожа казалась нездорово прозрачной, а золотые глаза блестели. Ткань ее мантии переливалась на свету, а черные волосы извивались, подобно змее, при каждом повороте головы.

- Да, - сказал Ваанес. – Смерть.

Колдунья улыбнулась, обнажив желтые пеньки зубов, и Ваанес поморщился от отвращения. Женщина казалась молодой, но ценой за ее сверхъестественные силы стала гниль, разъедавшая ее изнутри.

- Потерянное Дитя и Слепой Воин, наблюдающие, как я вижу, за выступлениями ксеносов, чье мышление в корне враждебно человеческому. Очень вам подходит.

С приближением колдуньи по коже Ваанеса побежали мурашки. В бурлящем котле Мальстрима чудовищная сила Имматериума ощущалась всегда, беспокойным призраком таясь на грани восприятия, но колдунья своим присутствием притягивала обитателей варпа, как падаль притягивает стервятников. Ваанес чувствовал, как астральные когти этих сущностей скребутся, силясь проникнуть в его разум.

Посмотрев на Свежерожденного, он увидел, что тот морщится и вздрагивает, как будто вокруг его лица вьется рой невидимых насекомых, на которых он пытается не обращать внимания.

- Что тебе нужно? – спросил Ваанес, схватив Свежерожденного за руку и оттаскивая его подальше от омерзительной женщины. – Я ненавижу тебе подобных и не собираюсь выслушивать твои речи.

- Не торопись так сразу отвергать то, что я могу тебе предложить, воин Коракса, - прошипела колдунья и, вытянув руку, прикоснулась к груди Свежерожденного.

- Никогда больше не упоминай этого имени, - зарычал Ваанес. – Теперь для меня оно ничего не значит.

- Сейчас не значит, но придет день, когда все изменится, - пообещала колдунья.

- Ты видишь будущее? – спросил Свежерожденный. – Ты знаешь, что должно случиться? Ты видишь все?

- Нет, не все, - призналась колдунья, - но те, кто своей жизнью меняет течения варпа, подобны ярким огням в ночи. Огонь этот освещает часть их пути, и имеющие дар видения могут его разглядеть.

- Ты видишь мой путь? – жадно спросил Свежерожденный.

Смех колдуньи, резкий и отрывистый, заставил локсатлей остановить показательный бой и заверещать от ярости. На их блестящих шкурах выступил мерцающий узор, и в одно мгновение они рассеялись по склону, скользнув в укрытие своих скальных нор.

- Судьба Потерянного Дитя пронзает будущее, подобно огненному копью, - сказала колдунья. – Его жизнь вплетена в историю, в которой погибнет великий герой, угаснет звезда и пробудится зло, которое уже давно считают сгинувшим.

- Ты говоришь бессмысленными загадками, - отрезал Ваанес, стараясь оттащить Свежерожденного подальше.

- Подожди! – воскликнул тот. – Я хочу узнать больше.

- Нет, не хочешь, уж поверь мне, - угрожающе сказал Ваанес, видя, что к ним направляется Грендель в заляпанных кровью доспехах. – Ничего хорошего она тебе не скажет.

- Потерянное Дитя хочет услышать мои слова, - проскрежетала колдунья и преградила им путь увенчанным черепом посохом.

Ваанес активировал когти молниевой перчатки и пронзил грудь колдуньи лезвиями длиной в фут, разорвав ей сердце и легкие. Она умерла беззвучно, и дыхание покинуло ее губы легким переливчатым облаком, а золотые глаза погасли. Ваанес втянул в себя ее последний вздох, с наслаждением вкушая наполнявшие его страх, ужас и боль. Вкус ее души отозвался по всему телу восхитительной дрожью, и радость убийства вытеснила из его разума все мысли о возможных последствиях.

Ваанес опустил руку, и чахлое тело соскользнуло с его когтей на землю, сам же он, увлекая за собой Свежерожденного, направился навстречу Гренделю.

- Что это было? – поинтересовался Грендель, окидывая взглядом съежившийся труп колдуньи. Чем бы ни была та сила, что давала жизнь ее измученному телу, теперь она ушла, оставив только иссушенную оболочку из дряхлой плоти и хрупких костей.

- Ничего особенного, - ответил Ваанес и глубоко вздохнул. – Забудь.

- Ладно, - согласился Грендель и указал на небо. – Хонсю хочет, чтобы вы вернулись в лагерь. Жатва вот-вот начнется.