Том 5. Стихотворения 1923

[1923]

Весенний вопрос*

Страшное у меня горе. Вероятно —           лишусь сна. Вы понимаете,              вскоре в РСФСР     придет весна. Сегодня     и завтра         и веков испокон шатается комната —           солнца пропойца. Невозможно работать.           Определенно обеспокоен. А ведь откровенно говоря —         совершенно не из-за чего беспокоиться. Если подойти серьезно —                 так-то оно так. Солнце посветит —         и пройдет мимо. А вот попробуй —         от окна оттяни кота. А если и животное интересуется улицей,            то мне                      это —                        просто необходимо. На улицу вышел         и встал в лени я, не в силах…         не сдвинуть с места тело. Нет совершенно                ни малейшего представления, что ж теперь, собственно говоря, делать?! И за шиворот           и по носу               каплет безбожно. Слушаешь.     Не смахиваешь.                Будто стих. Юридически —                куда хочешь идти можно, но фактически —         сдвинуться              никакой возможности. Я, например,          считаюсь хорошим поэтом. Ну, скажем,         могу         доказать:              «самогон — большое зло».* А что про это?             Чем про это? Ну нет совершенно никаких слов. Например:     город советские служащие искра́пили, приветствуй весну,         ответь салютно! Разучились —             нечем ответить на капли. Ну, не могут сказать —               ни слова.                 Абсолютно! Стали вот так вот —             смотрят рассеянно. Наблюдают —              скалывают дворники лед. Под башмаками вода.             Бассейны. Сбоку брызжет.               Сверху льет. Надо принять какие-то меры. Ну, не знаю что, —         например:                  выбрать день                                самый синий, и чтоб на улицах         улыбающиеся милиционеры всем     в этот день         раздавали апельсины. Если это дорого —         можно выбрать дешевле,                           проще. Например:     чтоб старики,              безработные,                  неучащаяся детвора в 12 часов     ежедневно            собирались на Советской                         площади, троекратно кричали б:           ура!                  ура!              ура! Ведь все другие вопросы                   более или менее ясны́. И относительно хлеба ясно,                 и относительно мира ведь. Но этот             кардинальный вопрос              относительно весны нужно           во что бы то ни стало           теперь же урегулировать.

[1923]

Не для нас поповские праздники*

Пусть богу старухи молятся. Молодым —           не след по церквам. Эй,       молодежь!            Комсомольцы призывом летят к вам. Что толку справлять рождество? Елка —     дурням только. Поставят елкин ствол и топочут вокруг польки. Коммунистово рождество — день Парижской Коммуны. В нем родилась,        и со дня с того Коммунизм растет юный. Кровь,            что тогда лилась Парижем     и грязью предместий, Октябрем разгорелась, разбурлясь рабочей местью. Мы вызнали правду книг. Книга —     невежд лекарь. Ни земных,          ни небесных иг не допустим к спине человека. Чем кадилами вить кольца, богов небывших чествуя, мы в рождестве комсомольца повели безбожные шествия*. Теперь             воскресенье Христово, попом сочиненная пасха. Для буржуев          новый повод осушить с полдюжины насухо. Куличи     — в человечий рост — уставят столы Титов. Это Титы придумали пост: подогревание аппетитов. Пусть балуется Тит постом. Наш ответ — прост. Мы постили лет сто. Нам нужен хлеб,        а не пост. Хлеб не лезет в рот. Должны добыть сами. Поп врет о насыщении чудесами. Не нам поп — няня. Христу отставку вручи́те. Наш наставник — знание, книга —     наш учитель. Отбрось суеверий сеянье. Отбрось религий обряд. Коммуны воскресенье — 25 октября. Наше место не в церкви грязненькой. На улицы!     Плакат в руку! Над верой     в наши праздники огнем рассияй науку. вернутьсявернутьсявернутьсявернуться