Страница 48 из 65
Храм — пустое место. Все село заворожил тюк Резинотреста. — Это что! — смеется Клим. — Дай на ноги станем, — непременно полетим на аэроплане. Снарядим его у нас, выстроим машину. Подкуём летуна собственною шиной. Загранице ни на руб не давай нажиться. Живо деньги удерут в эту заграницу. Если ж станем брать свое, будет нам лафа житье. — И добавил Клим, ярясь: — Мы других не плоше. Через всяческую грязь проведут галоши. Если ж враг захочет съесть нас и нашу ношу, как бы тем врагам не сесть в эту же галошу!—
[1923]
Рассказ про то, как узнал Фадей закон, защищающий рабочих людей*
(Кодекс законов о труде) Пришел и грянул октябрьский гром. Рвал, воротил, раскалывал в щепки. И встал над бывшим буржуйским добром новый хозяин — рабочий в кепке. Явился новый хозяин земли. Взялся за руль рукой охочей. — Полным ходом! Вперед шевели! — Имя ему — советский рабочий. За всю маету стародавних лет, что месили рабочих в кровавое тесто, — пропорол рабочий хозяйский жилет, пригвоздил штыком на нужное место. Где хозяйская спесь? Присмирел, как зайчик, под рукой рабочих волк-хозяйчик, Ни шагнуть ему, ни орнуть, ни икнуть. Настал для хозяйчиков страшный годик, — свистнул хозяев, и над ними, как кнут, навис трудовых законов кодекс. В этом кодексе крепкий наказ: растить и беречь рабочий класс. О рабочем труде должен радеть кодекс законов о труде. Этот закон не объедешь с тылу, пока рабочая власть жива. Будем хранить рабочую силу, будем беречь рабочьи права. (статья 1) Бился Фадей на всех фронтах. Фадея на фронт коммуна зовет. Выпустил крови чуть не фонтан. И вот вернулся назад — на завод. Оглядел Москву, поглядел на людей. И в затылке крепко чеснул Фадей. Мне, говорит, зарабатывать хлеб, а как заработаешь, ежели нэп?! Значит, опять шапку ломать. А хозяин возьмет да другого наймет. Ах ты, твоя растакая мать! Око-то видит, да зуб неймет. — Оборвал его Пров: — Плакаться брось! Чего пересуживать вкривь да вкось? Нынче порядок у нас другой, наймешь не всякого, кто под рукой. Никому не взять, не взять никогда с вольного ветра рабочих людей. Брать их должен с биржи труда! — — Ишь чудеса, — буркнул Фадей. А Пров опять: — Почесывай темя! Это тебе не старое время. Тут те не барский наем да расправа. Биржа — (ст. 5–7) крутая буржуям управа. Вторая управа — профсоюз, за союзом своим ничего не боюсь. Не возьмут в кабалу, ни в хозяйский плен, если ты профсоюза полноправный член. (ст. 1-56) Профсоюз тебе и подмога и щит. От него у хозяина пузо трещит. Профсоюз от тебя не потребует многого. Гроши — профсоюзный членский взнос, но зато подписал коллективный договор, а там ходи, подымая нос. Союз с хозяином подпишет условия про плату, про срок, про твое здоровье. Знай трудись, (ст. 15–24) да мотай на ус — де твой интерес блюдет союз. А если б союз оплошал в догово́ре, тоже не дюже большое горе. В рабочей стране никому не приходится снижать условия ниже кодекса. Заяви наркомтрудскому органу, (ст. 19) и скверный договор мигом расторгнут. А чтобы в союз не ходить далёко, на заводе есть союзное око. Каждый рабочий с ним знаком, называется око это — завком. Во всякой беде, во всякой невязке в завком направляйте шаг пролетарский. (ст. 156) Всё запомни, — учит Пров, — вали работать и будь здоров! — Запылал Фадей, как червонный туз, записался на биржу и в профсоюз. Входит Фадей на заводский двор, идет заключать трудовой договор. Фадей плечами подпер косяк. Хозяин жмется и так и сяк. Хозяйские глазки в стороны лезут, — чтоб такое с Фадея урезать? Смеется Фадей: — Не те времена! Брось, хозяин, мозги уминать, верти не верти, (ст. 27) крутись, как хочешь, а через кодекс не перескочишь. Как ни въедлив хозяйский нрав, не ужмет хозяин рабочих прав. — Говорит хозяин: — Прямо противно: договор трудовой, да договор коллективный… — (ст. 28) Фадей смеется, сощуря глаз: — Буржуям противно, а нам как раз! Нынче с рабочих не вымотать лишки — записано всё в расчетной книжке, не отменишь условий, хоть плачь да вой, расчетная книжка — (ст. 29) свидетель живой. — — Ну, Фадей, теперь на завод! — Пров лукаво Фадея зовет. Вошел Фадей, растопырил глазища — куда девалась былая грязища? Вонь, да пыль, да копоть где? Всё подмел закон о труде. (ст. 138) Клохчут машины, будто наседки, для безопасности скованы в сетки. Тут и нарочно рукой в привод даже разиня не попадет. Раньше завод — не завод, а геенна. Теперь по геенне прошла гигиена. Прежде машины кропились кровью, теперь — берегут трудовое здоровье. Крепки устои рабочих прав, хозяйская жадность раздавлена в пласт. Прежде, знай, налетал на штраф, теперь не штрафнут, закон не даст. Раньше выгнать, что снять картуз. Лицом не потрафил — готов расчет. А теперь пообструган хозяйский вкус. Попробуй погнать, попадешь на сучок. (ст. 43) Теперь увольнять много круче и только в следующих случаях: во-первых, если закроют завод, или на месяц работа замрет, или если к труду не годны́, — в этих случаях — (ст. 47) требуй выходных. А если работник не нужен в деле, предупредят его за две недели. И пусть хозяин орет и бесится, а должен заплатить за полмесяца. (ст. 88–89) Конечно, гонят тех, кто зря вместо работы копает в ноздрях. Да и то не уволят их, пока не обсудит дело РКК. Но если за дело под суд попал, или, скажем, дня на три без спросу пропал, иль в месяц ден шесть прогулял гуртом, тогда посидишь с голодным ртом. — А ежели, скажем, я был нездоров? — И на это Фадею ответил Пров: — Болен — болей! Коль рабочий болен, 2 месяца не будет уволен. А у бабы болезнь и роды могут тянуться до полгода. Если ж хозяин, разгильдяй и мошенник, в срок тебе не выплатил денег, если хозяин с тобою груб, в ругани кажет свой волчий зуб, перестал о твоем здоровье радеть и нарушил кодекс законов о труде, — то тебе по закону даны права до срока свои обязательства рвать. Выполняй лишь четко и хватко правила (ст. 48) внутреннего распорядка. А в остальном — твое слово такое: — Оставьте, хозяин, меня в покое! Из правил лишь те обязательны мне, что на видном месте висят на стене. А если они лишь в хозяйском мозгу, (ст. 50) я этих правил знать не могу! Раньше душил вопрос проклятый — это размер заработной платы. За грош всю силу рабочую вынь ему, за грош на хозяина шею гни. Теперь по закону означен минимум, ниже которого — ни, ни, ни! Мало того: тогда за получкой ходи, отработав день труда, нынче с этой хозяйской штучкой (ст. 59) покончено навсегда. Теперь производи расчет, пока рабочий день течет. А чтобы рабочим меньше заботы — деньги плати на месте работы. Раньше с отпуском одна тоска. Без копья в кармане иди в отпуска. (ст. 67) Теперь пришел другой черед, за отпуск деньги — давай вперед. Встарь у рабочего власти нет. Власть — хозяйский кулак да разбой. А теперь изберут тебя в совет — место и заработок за тобой. (ст. 69) Спокоен и ты, и жена, и дети. Можешь вовсю работать в совете. А вышел срок, истек мандат — на прежнее место вертай назад. Кодекс на этом стоит непреклонно! Дивится Фадей, застыл, как пень. — Раньше не до рабочих закону — трудись на хозяев и ночь и день. Теперь пять радостных слов: для рабочих норма 8 часов. В целом мире этого нет, — да из них еще полчаса на обед. А если работница младенца кормит, еще додадут по законной норме. Всем рабочим мира пример показывает кодекс СССР. 8 часов! (ст. 98) (ст. 134) Выполняйте точно! К ним не подвесишь работ сверхурочных. Разве что очень нужда велика, да и то с разрешенья РКК. Где ты раньше на наших заводах знавал для рабочего долгий отдых? С завода в постель, (ст. 103) (ст. 104) с недосыпа — к труду. Так сплошняком и тянул нуду. Раньше насквозь неделю потели, некогда даже волос причесать. А теперь рабочему раз в неделю отдых сплошной 42 часа! Хочешь — на лекцию, хочешь — в кино, хочешь — дома сиди с женой. Раньше праздники всем святым, (ст. 109) чтоб легче попам тянуть оброк, на клиросный вой, на кадильный дым рабочих сбирать за церковный порог. Теперь святым не место у нас. Наша вера — рабочий класс. То-то косятся лабазники на красные праздники. Наш праздник — новый год. Солнце, на лето ведет поворот. Наш праздник — 9-е января, рабочие впервые разглядели царя. 12-е марта — (ст. 111) престольник веселый, мы царя поперли с престола. 18-е марта — старый, но юный день рождения Парижской коммуны. Первое мая — рабочий май, рабочих на всей земле подымай! 7-е ноября — трубы не коптят, пролетарии празднуют Красный Октябрь. Раньше об отпуске — год говори! Особенно, если хозяин скуп. Хоть год работай, хоть два, хоть три, а не бывать тебе в отпуску. Бросили воду в ступе толочь. В кодексе сказано, — молвил Пров, — пять с половиной месяцев прочь — и двухнедельный отпуск готов. А если работа на вредном деле, еще добавляются две недели. Раньше — (ст. 114) (ст. 115) пройти цеховую науку — парень терпел многолетнюю муку. Где раньше мальчонку маял мастер проклятой учебою, злюч и колюч, теперь рабочей стране на счастье вырос советский фабзаву́ч. Собирает он в уютные стены (ст. 121) молодых гвардейцев для будущей смены. А у хозяина морда моржа — по закону ему фабзавуч содержать. Тяжелой работой сводили в могилу, особенно женщин или ребят. Теперь берегут рабочую силу, законы хозяев весьма теребят. Старый порядок прошел бесследно. В работе ночной, подземной и вредной законом наложен строжайший запрет на баб и ребят до восемнадцати лет. Баба на сносях — хозяину что? А под машиной рожать (ст. 129) не годится. Кодекс сказал хозяину: — Стоп! Бабе спокойно дай разродиться. Четырехмесячный отпуск готовь, по восемь недель до и после родов. — Лишь чистотой рабочий здоров, — гордо (ст. 132) Фадею заметил Пров. — Кодекс и здесь стоит на посту и по заводу блюдет чистоту. Раньше работа ли, нет ли работ, — полным ходом бежит привод. (ст. 138–139) Теперь в перерыве не случится беда, нынче, в обед, молчат привода. Раньше на грязной работе, как зверь, треплешь свою одежонку. Теперь — свою (ст. 140) на заводе не стану трепать я — подавай завод — спецодежду-платье. Кодекс влезает и в щелочки быта. Им ни больница, ни клуб не забыты. Лампы ли в темных проходах погасли, грязно ли в бане, (ст. 141) в квартире и в яслях — всё заприметит, везде и всегда око закона — инспектор труда. Если с хозяином начаты споры, суд под рукой правый и скорый, это (ст. 148) рабочей власти рука — защита рабочего — РКК. Недоволен решеньем — решенье не камень, есть пересуд примирительных камер. (ст. 168–172) Там не прошло, не копай в носу, неси протест в третейский суд. А если хозяин начнет уголовщину, например, фабзавкому работать не даст, для таких молодцов порядок упро́щенный завела рабоче-крестьянская власть. Народного суда трудовая сессия рассмотрит хозяйские мракобесия. Суд укротит хозяйский нрав: хозяину за провинность такую — год отсидки, либо тысячный штраф. А то и всё добро конфискует. А последнее завоевание — социальное страхование. Раньше смерть или безработица — о рабочем никто не позаботится. Либо станешь громилой и вором. (ст. 175) Либо собакой умрешь под забором. А теперь по кодексу дан наказ: — кипи работа страховых касс! Взносы с хозяев берутся строго. Эти взносы — рабочим подмога. Если тебя постигла болезнь, вмиг за пособием в кассу лезь. Касса тебе даст и врача, и денег, чтобы лечёбу начать. Руку отшибло, стал инвалид закон пособие дать велит. Сел без работы, не гляди исподлобья — в кассу иди, получай пособие. Кормильца ль схоронят (ст. 176) в семействе рабочем, касса и тут сумеет помочь им. — — Ишь ты, — на это ответил Фадей, — кодекс твой, ей-ей, чудодей. Спасибо тебе, и будь здоров. Всё объяснил, товарищ Пров. Самому бы мне нигде, никогда не узнать про эти законы труда. — Молвит Пров: — Погоди, парнишка! — Порылся за пазухой, вынул книжку. — Вот он! Весь! Совсем не длинен. От корки до корки — час прочесть. А при нем закон и надпись: Калинин. — Фадей, улыбаясь, ответил: — Есть! — С тех пор у всех Фадеев водятся эти книжки рабочего кодекса. Силком не вырвешь, разве пальцы отвалятся. Такого кодекса нет нигде. Живут Фадеи и не нахвалятся на советский кодекс законов о труде. вернуться