Страница 24 из 65
Протащили в окно пару длинных труб, 100 бутылей, скрытых корзиною, протащили какой-то тяжелый куб да еще кишки резинные. Семь ночей из-за ставен горел огонек. Уловило б чуткое ухо за стеной возню да шарканье ног, да печурку — пыхтела глухо. Через семь ночей, через дней через семь, вышла днем Степанида — другая совсем. По губам, как игривая рыбка, то и дело ныряла улыбка. Самогонный дух Через день столпился народ у ворот, занят важным одним вопросом: чем-то воздух несет? Разгалделся народ, в удивлении тянет носом. А по воздуху, сквозь весеннюю ясь, заползая и в ноздри и в глотки, над избой Степанидьей, дымком раскурясь, вьется дух самогонки-водки. Бывший пьяница Пров говорит: «Эге! Не слыхал я давно запашочка». Будто бес какой появился в ноге — Прова запах тянет пешочком. Прова запах за ногу ведет и ведет, в ухо шепчет: «Иди! Разузнай-ка». К хате Водкиной вывел, поставил, и вот — на крыльце появилась хозяйка. А народ валит, — верь мне или не верь, — то ль для вида, а то ль для принятия мер, но к дверям Степанидина дома даже Петр пришел милиционер, даже — члены волисполкома. Ярый трезвенник Петр растопырил рот, выгнул грудь для важности вида да как гаркнет: «Ты что ж! Разорять народ? Али хочешь в острог, Степанида?» А хозяйка в ответ: «Что пристал, как репей?! Мужикам служу — не барам. Мне не надо рублей — подходи и пей! Угощаю всех даром». Пров затылок чешет: «Не каждый, мол, день преподносят такие подарки». Пров шагнул, остальные за ним — на ступень. «Не умрем, чай, с одной-то чарки». Выпил рюмку — прошла волшебством по душе. По четвертой — пришло веселье. И не рюмками — четвертями уже лижут все даровое зелье. Утро. Вышли все, не чуют земли. Встали свиньями на четвереньки. С закоулков проселочных пыль мели: бородища — мокрые веники. Не дошли до дому ни Петр, ни Пров: Петр в канаву слег, Пров свалился в ров. Прова утром нашли в трясине — щеки синему выгрызли свиньи. Хмель Полдень. Встал народ. Негодящий вид. Перекошены наискось лица. В животе огонь, голова трещит, — надо, значит, опохмелиться. Потащились все, кто ходить еще мог, к Степаниде идут на крылечко. Так же вьется соблазном над хатой дымок. Ткнули дверь. Да не тут-то было! Замок изнутри просунут в колечко. «Степанида, — орут, — вылезай помочь!» Пузо сжали, присели на корточки. «К черту лешему! Убирайтесь прочь! — Степанидин голос из форточки. — Попоила раз — и довольно, чать! — заорала Водкина гневно. — Угостила раз — не всегда ж угощать?! Затаскались сюда ежедневно! Вы у честной вдовы — не в питейном, чай! Да и где это видано в мире, чтоб не только водку, хотя бы чай подавали бесплатно в трактире?!» Но в ответ на речь пуще прежнего гул: «Помоги, Степанида Саврасовна». «Помогу, — говорит, — да гони деньгу».