Том 5. Стихотворения 1923

[1923]

Стиннес*

В Германии,          куда ни кинешься, выжужживается     имя            Стиннеса*. Разумеется,         не резцу          его обреза́ть, недостаточно           ни букв,             ни линий ему. Со Стиннеса           надо          писать образа. Минимум. Все —     и ряды городов             и сёл — перед Стиннесом          падают             ниц. Стиннес —         вроде          солнец. Даже солнце тусклей          пялит             наземь оба глаза     и золотозубый рот. Солнце     шляется          по земным грязям, Стиннес —        наоборот. К нему     с земли подымаются лучики — прибыли,     ренты*          и прочие получки. Ни солнцу,        ни Стиннесу             страны насест, наций узы: «интернационалист» —                 и немца съест и француза. Под ногами его               враг          разит врага. Мертвые     падают —          рота на роте. А у Стиннеса —                 в Германии             одна                     нога, а другая —        напротив. На Стиннесе           всё держится: сила! Это        даже     не громовержец — громоверзила. У Стиннеса         столько          частей тела, что запомнить —          немыслимое дело. Так, вместо рта     у Стиннеса              рейхстаг*. Ноги — германские желдороги. Без денег     карман — болтается задарма, да и много ли          снесешь             в кармане их?! А Стиннеса         карман —             госбанк Германии. У человеков          слабенькие голоса, а у многих     и слабенького нет. Голос     Стиннеса —          каждая полоса тысячи     германских газет. Даже думать —          и то                 незачем ему: все Шпенглеры* —          только             Стиннесов ум. Глаза его —          божьего          глаза             ярче, и в каждом        вместо зрачка —             долла́рчик. У нас          для пищеварения               кишечки узкие, невелика доблесть. А у Стиннеса —          целая             Рурская область. У нас пальцы —          чтоб работой пылиться. А у Стиннеса            пальцы —                 вся полиция. Оперение?     Из ничего умеет оперяться, даже         из репараций. А чтоб рабочие              не пробовали             вздеть уздечки, у Стиннеса         даже          собственные эсдечики*. Немецкие     эсдечики эти кинутся     на всё в свете — и на врага     и на друга, на всё,     кроме собственности             Стиннеса                   Гуго. Растет он,     как солнце          вырастает в горах. Над немцами            нависает              мало-помалу. Золотом     в мешке          рубахи-крахмала. Стоит он,     в самое небо всинясь. Галстуком     мешок          завязан туго. Таков           Стиннес Гуго. Примечание. Не исчерпают            сиятельного             строки написанные — целые           нужны бы                школы иконописные. Надеюсь,*     скоро               это солнце разрисуют саксонцы. вернутьсявернутьсявернутьсявернутьсявернутьсявернутьсявернуться