Добавить в цитаты Настройки чтения

Страница 35 из 45

— А кто говорит, что кто-то меня обвиняет? Если бы мы не рассказали им об этих карточках, они бы насели на нас за убитого легавого, потому что знают, что мы следили за домом Пэрриша.

— Да. А ты знаешь, откуда они разузнали об этом? Да от того проклятого адвоката, который приходил в мотель.

— Нам придется забыть об этих карточках. Теперь полиция перевернет все в доме вверх дном, найдет фотографии, а без них старуха будет по-прежнему талдычить, чтобы мы уматывали к черту, вот такие дела. Так что дело лопнуло, Арти, нам нечего больше делать в этом дерьмовом городке.

— Да, — сказал Хэрли.

Но сам-то он думал, что дела у него здесь еще есть. Первое, что он должен был сделать, — это научить впредь маленькую мисс Хэлен Эббот с ее здоровенным животом не раскрывать перед незнакомыми адвокатами как двери дома, так и некоторые тайны. Научить ее держать пасть на замке, если даже придется для этого вышибить ее проклятые зубы.

Следующее, что он должен был сделать, — это отыскать мистера Мэтью Хоупа и растолковать ему, что не надо вставать на пути у Артура Хэрли. Нечего ходить в полицию и болтать там, что, мол, Артур Хэрли наблюдал за домом, где пристукнули какого-то легавого, нечего было, сука, лишать Артура Хэрли миллиона баксов. Только из-за того, что у тебя длинный язык, проклятый адвокатишка.

Глава 10

А ЭТО ВОТ СОЛОД, КОТОРЫЙ ХРАНИТСЯ

В ДОМЕ, КОТОРЫЙ ПОСТРОИЛ ДЖЕК…

Ральфу Пэрришу не нравилось, как обошелся с ним округ Калуза. У фермера-хлебороба из Индианы были жалобы по поводу тюремной одежды, в которую его обрядили, баланды, которую он был вынужден хлебать, и того обстоятельства, что ему приходилось день и ночь защищать свою задницу, не то его превратили бы в педика и он уподобился бы своему покойному братцу.

Мэтью явился в окружную тюрьму, чтобы побольше узнать у Пэрриша о его покойном брате и ближайших его приятелях. Пэрриш горько сетовал, что его, законопослушного гражданина, без всяких оснований и улик держат за решеткой и не позволяют выйти под залог. Мэтью пришлось долго и терпеливо объяснять ему, что у прокурора штата достаточно доказательств, чтобы обвинить Пэрриша в совершении не просто убийства, а братоубийства, поэтому об освобождении под залог не может быть и речи. Пэрриш, словно не слыша, продолжал свои жалобы: он ведь привык к открытому воздуху, к солнцу, к работе под открытым небом, а здесь он сидит взаперти и лишен всего этого. Мэтью слушал его терпеливо и сочувственно: так обойтись с фермером было действительно жестоко. Но кто-то ведь убил его брата, и прокурор штата полагает, что это сделал именно он.

— Ненавижу этот городишко, как же мне не повезло, и надо же было такому случиться, — потерянно повторял и повторял Пэрриш.

— Я понимаю, — сказал Мэтью.

— А вам что-нибудь удалось? Есть хоть какая-то надежда?

— Возможно. — И Мэтью рассказал ему о последних событиях.

— Я знал, что он вернется в этот дом! — воскликнул Пэрриш. — Это тот самый человек, Мэтью. Найдите его и…

— Да, но этот человек не слишком-то покладист. Имя Артура Хэрли вам ни о чем не говорит? Этот человек вместе с неким Билли Уолкером — вспомните, вы не слышали это имя? — следил за домом вашего брата… Вы их не знаете?

— Нет.

— А о Брэчтмэннах вы ничего не знаете: об Элизе, о ее дочери Хэлен, о знаменитом пиве Брэчтмэннов «Золотая девочка»?

— Простите меня, мистер Хоуп, но я никогда о них не слышал, ничем не могу вам помочь, а пива я вообще не пью, простите, сэр. — Голос его звучал так, словно он признавался в чем-то постыдном.

— Скажите мне, мистер Пэрриш…

— Зовите меня Ральфом.

— Ральф, почему вы купили этот дом в Калузе?

— У меня было много денег, а у моего брата не было ничего. Вот я и прикинул, что если я могу помочь ему…

— Но почему именно Калуза? Почему не Ки-Уэст, не Майами, не Палм?..

— По правде говоря, мой брат провел некоторое время в Ки-Уэст, но он сказал, что там обстановка слишком неприличная даже для него. Вот он и выбрал Калузу.

— Когда это было?

— Ки-Уэст? Где-то еще в шестидесятые, когда появились эти хиппи в изодранных джинсах, но с тысячами долларов в чеках «Американ-Экспресс».

— И ваш брат был одним из них?

— Да, он присоединился к ним.

— Сколько ему тогда было лет?

— Дайте сообразить. Это было году в шестьдесят восьмом или шестьдесят девятом, стало быть, ему было двадцать или что-то около этого.



— Он тогда много ездил?

— Да, по всей Флориде, и в Калузе тоже был.

— Он тогда уже был педиком?

— Даже раньше, когда он еще жил в Индиане; это проявилось давно — он еще был подростком.

— И сколько же он пробыл в Калузе?

— Дайте подумать. Я знаю, что он уехал из дому где-то в сентябре, это была осень шестьдесят восьмого, и на Рождество его не было, он все еще был во Флориде. Я посылал ему открытку к дню рождения сюда, в Калузу. Ему тогда исполнился двадцать один год. Он арендовал какой-то дом на Фэтбэк-Кей, и открытку я послал ему туда. Я хорошо это помню.

— А когда он уехал из Калузы?

— Точно не знаю. Он был в Вудстоке летом шестьдесят девятого, когда хиппи вели борьбу за всеобщую любовь, за мир… Он прислал мне открытку из Вудстока, а той же осенью уехал в Европу и был там почти год. Франция, Италия, Греция, а потом отправился в Индию…

— И когда он вернулся обратно, в Штаты?

— В семьдесят втором.

— Снова в Индиану?

— Нет. Сначала Сан-Франциско, Лос-Анджелес, потом Сан-Диего, и некоторое время провел в Мексике, — он любил путешествовать. Потом Нью-Йорк, он прожил там довольно долго. А в восемьдесят первом я купил этот дом на Уиспер-Кей, и он переехал сюда.

— Ваш брат когда-либо называл человека по имени Энтони Холден?

— Нет, такого имени я не слышал.

— В восемьдесят втором он работал агентом по закупкам на пивоварне Брэчтмэннов. Энтони Холден. Это было спустя год после того, как вы купили дом.

— Нет. Не припомню. Мы довольно регулярно переписывались с братом, иногда я приезжал сюда, да и Джонатан бывал у меня в Индиане, но, сколько помню, он не упоминал это имя и я не видел такого человека.

— И об Элизе Брэчтмэнн он никогда не говорил, не писал вам?

— Да от него месяцами вообще могло не быть никаких известий, он словно пропадал, проваливался куда-то, а потом вдруг приходила открытка из какой-нибудь глуши в Иране, например. Потом переписка снова налаживалась. Всякое бывало.

— А когда он уже был в Калузе, тоже не упоминал в письмах об Элизе Брэчтмэнн, о знаменитой золотоволосой девушке?

— Нет, мистер Хоуп… Уже в пятнадцать лет мой брат был гомосексуалистом. Вряд ли его и тогда и позже могла интересовать какая-нибудь, даже самая распрекрасная девушка. Он уже тогда совершенно не обращал внимания на представительниц противоположного пола.

— А Энтони Холден считает, что Элиза Брэчтмэнн была одной из приятельниц вашего брата.

Пэрриш отрицательно покачал головой.

— Точнее — очень хорошей приятельницей. Вы в самом деле никогда о ней не слышали?

— Никогда.

Мэтью глубоко вздохнул.

Билли суетливо собирал вещи. Время от времени он посматривал в тот угол, где на полу, около стены лежала Хэлен.

Ему хотелось убраться как можно скорее и как можно дальше от Калузы, от Артура Хэрли, от этой женщины, которая лежала там, вся в крови. Хэрли забрал машину, хотя сначала собирался вызвать по телефону такси, чтобы доехать до аэропорта. Быстренько он смотался отсюда, ну и хрен с ним!

Билли швырнул в саквояж какие-то тряпки и снова посмотрел на Хэлен. Ее рука поднялась, скользя по стене, и вяло сползла вниз. От руки остался кровавый след.

Когда в начале третьего Мэтью вернулся в контору, Синтия вручила ему стопку посланий. Но позвонить он решил только Мори Блуму.

— Привет, Мэтью, — сказал Блум. — Есть две новости. Мы допросили Хэрли и его дружка Уолкера и отпустили их восвояси. У нас нет причин их задерживать, и они, я думаю, говорят правду, что не заходили внутрь дома.