Страница 4 из 6
И они пошли.
В вестибюле новеньких оглушил плач. Ревел худой мальчик. Казалось, от рева дрожала вся его незначительная фигура. Это был рев без слез, понуждающий окружающих к панике, как сирена перед бомбежкой. Мальчик надрывался все время, пока новенькие раздевались. Алла Мирославская уже собралась подойти к мальчику, как тот вдруг резко перестал голосить и обратился к товарищу:
– Во как могу.
Товарищ пожал плечами:
– У нас в классе все заплакать по команде могут. Вот засмеяться нормально – это никто не умеет.
Худой мальчик хмыкнул:
– Засмеяться? Да запросто!
И он демонически захохотал.
Мирославская попятилась. Рома и остальные новенькие убедились, что они в театральной школе.
Вдруг один из их группы – конопатый мальчик в меховой бейсболке – сказал:
– Не, мне здесь не нравится.
Он развернулся и решительно направился к выходу, сумка на длинном ремне била его по ногам.
– Меньше народу – больше кислороду, – громко сказал Сенин.
Роме не понравилось восклицание Сенина, ему было жаль конопатого. На прослушивании тот громко, самозабвенно читал Шекспира, чем удивил и рассмешил всю комиссию. Читал «Быть или не быть». Увы, не быть ему теперь в театральной школе.
Рома и его новые товарищи вошли в раздевалку, отделенную железной решеткой от изогнутого коридора. Тут же в раздевалке появилась низенькая женщина в очках с чудовищно толстыми стеклами. Она встала неподалеку и стала смотреть, как ребята снимают с себя верхнюю одежду. Новенькие смутились. Глаза женщины быстро-быстро двигались за стеклами, как пираньи в аквариуме.
– Здравствуйте, – сказал этой женщине Иоффе.
– У нас воруют в школе, – холодно сказала она и добавила: – Меня зовите тетя Лена.
Больше она ничего не сказала и вышла из раздевалки вместе с ними, убедившись в том, что они не залезли в чужие карманы.
Когда они поднимались по лестнице в класс, Рома заметил объявление на стене: «НЕ ОСТАВЛЯЙТЕ ВЕЩИ БЕЗ ПРИСМОТРА». Мирославская остановилась у объявления и сказала:
– У меня в старой школе тоже вот заколку украли.
– А у меня – скрипку, – поддержал разговор Иоффе. – В музыкальной школе.
Внезапно на всех этажах заиграла мелодия, заменявшая звонок. Это была музыкальная тема из фильма «Крестный отец».
В классе было пусто. Ни одного человека. Только вещи были аккуратно развешаны по стульям. К новеньким вышел Бородатый, который представился Макаром Семеновичем. В руках он держал маленькую ложечку и маленькую баночку из-под йогурта, выскобленную до блеска.
– А ребят нет, – сказал он, – они переоделись и на пятый этаж пошли с Калиной Николаевной. Сейчас у них там «станок».
– Что-что у них? – переспросил Рома.
4
Оказалось, «станок» – это как балет, только когда танцовщики и танцовщицы не прыгают на сцене, а поднимают ноги и руки, держась за длинную палку, прибитую к стене, тренируются.
Весь театральный класс, мальчики и девочки, стоящие вдоль зеркальных стен, замерли и посмотрели на входящих. Во взгляде этом было презрение, смешанное с превосходством. Так львы в зоопарке смотрят на посетителей, которые пришли на них поглазеть.
К новеньким подошла веселая женщина с выпирающими вперед зубами, Калина Николаевна. Та самая, которая сидела в приемной комиссии. В отличие от остальных она была настроена доброжелательно.
– Хорошо, прекрасно, что пришли. Переодевайтесь.
– Как это? – не поняла Ева Иванова.
– Будем заниматься, – сказала Калина Николаевна. – Театр – это, прежде всего, труд.
Так Рома узнал еще одно определение театра. Позже он обнаружит, что почти каждый в школе определяет театр по-своему.
Когда новенькие переоделись и вернулись в зал, раздался дружный хохот. Роме показалось, что старенькие смеялись даже после того, как им уже не хотелось. Конечно, Рома и остальные были одеты не так, как все. Но где им было купить черные трико? Да и не знали они, что такое положено носить в театральной школе.
На Роме, например, была майка цвета бешеного апельсина с надписью «Курить вредно». Даже самые критически настроенные персоны не решались спорить с этим утверждением. Но для балета, конечно, майка не слишком подходила.
Один из стареньких, раскосый парень с цветными волосами и значками, приколотыми прямо на трико, показал Роме большой палец и сказал:
– Чума, чувак!
– Катапотов, приди в себя, – строго сказала Калина Николаевна и тут же добавила звенящим от энтузиазма голосом, – новенькие встают между старенькими, чтобы смотреть и учиться.
Рома понял, что Калина Николаевна – это «подвижник». Ромин папа часто говорил: «Не бойтесь тех, кто работает за деньги. Бойтесь подвижников. И дела не сделают, и народ взбаламутят».
За «станок» надо было держаться левой рукой. Калина Николаевна радостно принялась выкрикивать команды на французском, некоторые из которых звучали совсем уж дико, например «припарасьен». По ходу дела она просветила присутствующих, что все термины в балете французские. Как Рома понял, французы, собственно, и придумали балет. Впрочем, он мог чего-то не расслышать, потому что в этот момент все они делали упражнение «батман» (не Бэтмен).
«Батман» – это когда люди поочередно поднимают ноги.
Мальчик с приплюснутым, «боксерским» носом, исполняя батман, постоянно бил Рому ногой по попе.
– И раз, и два, и три, и четыре! – командовала Калина.
Удар, еще один, и еще, и еще один…
Рома не хотел ссориться. Он вообще предпочитал избегать конфликтов. Он сделал два шага вперед, чтобы нога носатого не достала его. Рома почти вплотную подошел к худой девочке с белыми волосами, к той самой, которую он видел во время прослушивания в театре. Девочка неожиданно полуобернулась к нему и тихо сказала:
– Ты кошелек украл?
– Что? – не понял Рома.
– Ты кошелек у меня украл?
Тут Рома вспомнил таинственно пропавший цветной кошелек, лежащий на деревянной стойке.
– Не, – ответил он тихо, – я не крал. Честно.
– Тогда твои, новенькие, украли.
– Нет, – прошептал Рома, – это не мы.
– Ага, – зло зашептал приплюснутоносый за Роминой спиной. – Он сам пропал. Испарился.
Рома опешил от этих обвинений. Он остановился, несмотря на то что Калина продолжала считать: «И раз, и два, и три, и четыре».
– Черкизов, – спросила она через секунду, заметив, что Рома перестал делать упражнения. – Тебе тяжело?
– Нет, – сказал Рома.
– Тогда работать, был приказ – работать!
Рома вцепился в деревянную палку, прикрученную к стене, и начал вместе со всеми приседать, расставляя в стороны колени, как лягушка из мультфильма. Ряд затылков опустился вниз, затем поднялся вверх.
Рома старался. Надо было показать себя молодцом. Первый день на новом месте самый важный. Все видят, чего ты стоишь. Видят. Оценивают. И эта оценка уже навсегда.
И вот тут Роме стало худо. За последний год, кроме прогулок с ненормальным хомяком Гамлетом, в его жизни физических нагрузок не было.
Ноги сначала дрожали мелкой дрожью, а к концу упражнения уже ходили ходуном, словно Рома стоял на канате.
– … И последний раз, бодренько! – громко крикнула Калина. И затылки перед Ромой снова поползли вниз. Рома напряг все мышцы, из последних сил подтянул живот и начал медленно садиться, как лягушка, расставив колени в стороны.
Вдруг Рома услышал шепот, который стал нарастать, как шум неприятного, холодного дождя за окном. Старенькие все, как один, хором шептали:
– Воры, воры, воры…
Новенькие стали оглядываться, но старенькие повторяли неприятное слово, не глядя им в глаза, продолжая садиться на «плие».
– Воры, воры, воры… – шумело у Ромы в ушах. Ноги задрожали. Напряжение достигло предела. Внутри головы у него что-то щелкнуло. От правого виска к левому протянулась и задрожала басовая струна. А потом вдруг эта струна лопнула. Ноги у Ромы сложились, как меха брошенной гармони, и он упал в обморок.