Тетрадь опасных советов

Итак, Вадим, давай поговорим, — сказала Ремизова и задала новый вопрос спокойным голосом: — Расскажи мне, как проводишь каникулы? Чем занимаешься в свободное время?

—Я? —Ты.

Ничего особенного. Спорт, природа, книги, компьютер, ящик... в смысле телевизор.

А чем ты сегодня занимался?

Сегодня?

Да. Как ты провел сегодняшний день? Расскажи подробно и по порядку, с самого утра.

Сегодня с самого утра я читал книжку.

Какую именно?

«Войну и мир», — не моргнув, соврал Ситников.

Не может быть, — откровенно удивилась Альбина Георгиевна.

Чтоб я сдох! — поклялся Вадик.

И кто же из персонажей тебе особенно понравился?

Наташа Ростова.

Поразительно, — негромко произнесла Ремизова и посмотрела на Вадика как на неизвестное науке существо, диковинный музейный экспонат. — Мне всегда казалось, что такие, как ты, редко берут в руки книгу Итак, утром ты читал «Войну и мир», а что ты делал потом?

—Я?

— Ты.

— Когда?

После чтения книги.

Какой книги? Ах, этой... Ел котлеты.

Вадик намеренно прикидывался тупарем, переспрашивал, чтобы обдумать ответ и не попасть впросак. Он по фильмам знал, что следователи и дознаватели во время беседы задают много нелепых, вроде бы безобидных вопросов, чтобы сбить с толку собеседника. Человек расслабляется, теряет бдительность, начинает откровенничать и, сам того не замечая, выбалтывает все свои секреты.

Я уточню вопрос. Что ты делал сегодня с одиннадцати до двенадцати? — снова спросила Ремизова.

—Я? —Ты.

С одиннадцати до двенадцати?

Хватит валять дурака, Ситников! — Альбина Георгиевна снова чуть пристукнула ладошкой по столу. На ее щеках проступили два заметных розовых пятна. — В этом кабинете вопросы задаю я! Любые вопросы, которые считаю нужным задать. Перестань переспрашивать, ты все прекрасно слышишь и понимаешь. — Ремизова поправила тугой узел волос на затылке и устало вздохнула. — Итак? Будешь отвечать? Повторяю вопрос: что ты делал сегодня с одиннадцати До двенадцати?

—На конкретный вопрос отвечаю чисто конкретно: сегодня с одиннадцати до двенадцати я лежал на диване, жевал жвачку, ковырял в носу и читал книгу.

—А я располагаю другими сведениями. Мне известно, что с одиннадцати до двенадцати ты ехал по шоссе в сторону центра и недалеко от светофора чуть не сбил пешехода.

—Чушь. Бред какой—то, — сказал Вадик. Он попытался усмехнуться, а сам в это время подумал, что Ремизова все—таки застала его врасплох своим вопросом. «Откуда?.. Как она об этом узнала?.. Неужели Майя на меня настучала?.. Нет, этого не может быть... Если не Майя, то как они на меня вышли, да еще так быстро?.. Может, кто—то из прохожих видел, как я чуть не сбил Майю, и сообщил об этом в милицию? Запомнил номер моего мопеда и сообщил. По номеру они меня и вычислили. — Вадик лихорадочно пытался собраться и просчитать ситуацию, но получалось это у него плохо, так как он не знал, в чем его подозревает Ремизова. — Но я ведь не сбил Майю... Наоборот, я ее спас от преследователя... Ой, блин! А вдруг Пузырь прав и Майя действительно воровка? Что, если она стырила из того серебристого «Форда» барсетку или кошелек? Водитель «Форда» погнался за ней на машине, чтобы вернуть украденное, а я помог ей уйти от погони... Что же это получается?.. Выходит, я стал соучастником преступления?.. Нуидела—а... Ох, какой же я лох... Что теперь будет? Что будет? — Все эти мысли вихрем пронеслись в его мозгу, а Ремизова и молчавший все это время мужчина продолжали смотреть ему в лицо. Внезапно Вадика осенило: — Стоп! Я был в шлеме с чуть приоткрытым забралом, значит, моего лица никто не

видел, значит, опознать меня не смогут. Единственная улика против меня — мой мопед».

Итак, Вадим, ты ведь не будешь отрицать факт наезда на пешехода?

«Издалека подбирается, делает вид, что наезд на пешехода ее сильно волнует. А сама мечтает Майю поймать, чтобы украденное вернуть да меня в соучастники преступления записать. Капканы ставит, хочет меня на вранье поймать, а потом предъяву сделать. Нет, не получится, не на того напала», — подумал Вадик, а вслух сказ'ал:

Альбина Георгиевна, тут какая—то ошибка. Я на мопеде давно не катаюсь, потому что я на дорогах персона нон фаната.

Кто—кто? — не поняла Ремизова.

Персона нон граната, в переводе — человек без гранаты. Так говорят про человека, которому запрещен въезд на определенную территорию. Уж не знаю, почему такое прикольное выражение, однако многие используют его в своей речи.

В глазах у Альбины Георгиевны мелькнула смешинка, но она тут же погасла, и незамедлительно последовало поучение:

Персона нон фата. В переводе — нежелательная персона. Не фаната, а грата. Запомни и больше не ошибайся, — объяснила она с терпеливой учительской интонацией. — Вернемся к нашему делу. Есть свидетели, которые сегодня утром видели тебя на мопеде на месте происшествия.

Не могли они меня видеть. Я же говорю, что давно не катаюсь на скутере.

Глупо отрицать очевидное, Вадим. Свидетели запомнили номер твоего мопеда, а мы по номеру определили владельца и вышли на тебя.

Во—во, и я об этом говорю. Они видели мой мопед, а не меня, потому что я не сажусь за руль с тех пор, как изменили закон о езде на скутерах. Раньше на моем мопеде не было номеров, я спокойно выезжал на трассу и мог гонять без водительских прав. А теперь эти чайники из мэрии придумали новый закон: требуют зарегистрировать мопеды, поставить на них номера, как на мотоциклы, да еще велят получить водительские права. Самое обидное, что теперь нельзя управлять мопедом, пока не исполнится шестнадцать лет. Мне только четырнадцать, поэтому я за руль не сажусь. Короче, обломали нас, малолеток. Раньше целыми днями с техникой возился, а теперь куда время девать — ума не приложу. Тут с тоски не то что за «Войну и мир» — за учебники возьмешься.

Значит, ты не отрицаешь, что мопед могли видеть сегодня на шоссе? — спросила Ремизова.

Какой мопед?

—Твой. —Где?

На шоссе.

Когда?

Перестань паясничать! — Альбина Георгиевна все—таки не выдержала и стукнула кулачком по столу. От всей души стукнула, потом даже поморщилась от боли. — Или ты сейчас отвечаешь на мои вопросы, или я завтра же повесткой вызову тебя и твоих родителей! Выбирай.

Я не въезжаю, чего вы от меня хотите? В чем меня подозревают? Скажите прямо, а то ходите вокруг да около.

Мне лучше знать, что и когда говорить. Отвечай на вопрос. Кто был за рулем твоего мопеда сегодня утром?

Кто—то из моих приятелей.

Кто именно? Имя, фамилия, адрес, телефон, — Ремизова взяла ручку и приготовилась записывать.

Не знаю. В начале лета я отдал мопед в аренду своим приятелям, ну, чтобы зря не ржавел в гараже. Несколько знакомых старших пацанов скинулись и заплатили мне за прокат. Теперь гоняют по очереди на моем скутере. А какой там у них порядок, — кто сегодня катается, кто завтра, кто через день, — этого я не знаю, — честно глядя инспектору в глаза, врал Ситников.

Родители об этом знают?

Конечно, — снова солгал Вадик. — Техника должна работать, за ней уход нужен. А что вас удивляет? Разве это запрещено?

Назови фамилии и адреса тех ребят.

Вадик запустил пальцы в шевелюру и сделал вид, что припоминает адреса своих приятелей, а на самом Деле думал, как бы ловчее соврать, чтобы никого не подставить и в то же время убедить инспектора Ремизову в своей искренности.

Записывайте, — поразмыслив, решительно сказал он. — Толик из тридцатого дома, Димон с Конной Улицы, Дюша Лохматый, Дюша Череп, Ганс из соседнего переулка, Чипе из левого гаража, Хрюн, Мазай, Лука, Абрек, Пистон, Сайд, Петруха, Джавдед...

Альбина Георгиевна сначала быстро записывала за Вадиком, потом отложила ручку, переплела пальцы рук и посмотрела на Ситникова взглядом, в котором смешивались любопытство, усталость и разочарование.

Мое терпение лопнуло, — сказала она спокойным негромким голосом.