Страница 3 из 93
Миха видит Свечу Тревоги. Она лежит между расставленных лап Сай Олаха. Видать, выпала, пока он кувыркался вниз по склону.
Миха больше не боится. Он боялся смерти, но смерть осталась за черными зрачками волка. В молчании остановившегося сердца.
Сердце Михи бьется заново. И в нем больше нет места страху.
Сын Алана прыгает вперед. Схватив Свечу, он перекатывается на спину, нащупывает запальный шнур.
Сай Олах успевает впиться в его предплечье зубами. Но шнур уже выдернут, и Свеча шипит и плюется красным огнем.
Рыча, волк отскакивает назад. На его шкуре тлеют подпалины. На оскаленных зубах Миха видит свою кровь.
Черный Брат не простой зверь. Волки его стаи при одном виде зажженной Свечи бросились вовсю улепетывать из Котловины.
Сай Олах все еще здесь. И все еще надеется получить свое.
Что же — получи.
Недрогнувшей рукой Миха направляет пылающую на добрые десять локтей Свечу в оскаленную волчью пасть.
Вой черного волка то стихает вдалеке, то возобновляется с прежней силой. Но в Котловину Сай Олах больше не сунется, в этом Миха уверен.
Догорающая Свеча выпускает в небо ленту красного сверкающего дыма. Ветер еще ярится, рвет дым в клочья. Вряд ли его заметят из поселка.
Только сейчас Миха осознает, как жестоко порвал его руку Черный Брат. Разодранный рукав набух от крови, и темные капли повисают на клочьях ткани.
Срываются. Падают вниз.
На черный лед.
Ветер стихает. Обновленное небо сверкает звездной чистотой.
Идеально круглая луна висит прямо над головой Михи, роняя вниз водопад золотого света.
В этом свете черный лед преображается.
Непроницаемая для взгляда темнота растворяется, уступая место прозрачности. Мягкому холодному сиянию.
Если бы не навалившиеся усталость и равнодушие, Миха бы удивился этому. Как и тому, что его кровь, попав на поверхность льда, просачивается вглубь. Тонкой струйкой змеится внутри немыслимой величины кристалла, на котором он стоит. Какие там двести локтей — ледяная глыба больше размером, чем все Холодное Поселение.
А в ее светящейся глубине…
Сын Атмоса видит их с необычайной отчетливостью, как будто нет между ними и Михой сотен локтей льда. Стен их немыслимого саркофага. Холодного, как пространство между звезд. Незыблемого, как сами звезды.
Не самое уютное место, чтобы коротать вечность.
Их трое.
У них могучие тела, длинные руки и ноги. Они облачены в доспехи из сверкающих выпуклых пластин. Вместо шлемов у них на головах круглые металлические капюшоны, вырастающие из высоких стальных воротов. Длинные волосы под капюшонами белее первого снега.
Их бледные лица с закрытыми глазами поражают своим спокойствием. Такого совершенного расслабления человек не достигает ни во сне, ни в смерти.
Во сне по нашим лицам проносятся тревожные тени снов. Смерть откладывает печать муки.
Этим троим неведомы мучения и тревоги. Невозможно представить их идеальные черты искаженными маской гнева или гримасой раскаяния. Слова любви не слетали с этих бледных губ. Глаза не знали слез.
Их разум, их души, их сердца холодны и неподвижны, как окружающий их лед.
Миха видит их мечи.
Каждый из троих проводит ледяную вечность вместе с огромным двуручным клинком. Мечи лежат у них на груди под скрещенными руками.
У мечей длинная рукоять и прямая гарда. Вместо яблока рукоять венчает граненый кристалл.
Материал лезвий не сталь и не бронза. Он тоже похож на кристалл или хрусталь.
Или лед.
Ледяные мечи.
До сына Алана доходит, что он рассматривает дивных обитателей ледяной глыбы, истекая кровью.
Он срывает пояс со штанов и туго перехватывает им предплечье. Смотрит себе под ноги, ожидая увидеть целую лужу крови.
Крови у его ног не сыскать. Зато в глубине льда змеятся алые струйки. Немыслимым образом изыскивают свои пути через сплошную толщу.
Все дальше и дальше.
Пока не достигают своей цели.
Губы Троих окрашиваются красным.
Огромные тела, закованные в неземное железо, вздрагивают.
Руки сжимают рукояти мечей.
Их веки, задрожав, поднимаются.
Сквозь холодную прозрачную стену Миха встречается взглядом с Хозяевами Льда.
С их белыми глазами, в которых нет ни радужки, ни зрачка.
С живущим в них разумом, рядом с которым Сай Олах кажется родным и близким существом.
В этих глазах нет страха, вражды, любопытства.
Ничего.
Только холод и пустота.
Так же, как сейчас на Миху, они взирали на смерть своего мира.
Ужас не в том, что тот мир когда-то жил и дышал. И не в том, что это Они умертвили его.
А в том, что случившееся оставило их полностью равнодушными.
Повернувшись, чтобы бежать прочь, подальше от проклятого раскопа, Миха слышит звук.
ЧАСТЬ ПЕРВАЯ
ХОЗЯЕВА ГИБЛОГО КРАЯ
Глава I Почетный пленник
июнь 400 года от Коронации
Солнце не спеша катилось к зениту.
Лорд Белин вынул курительную трубку из бархатного футляра на поясе. Насыпал в ладонь славного черного табака, выращенного в Окресте. Неторопливо умял его большим пальцем в отверстие трубки, зажал пожелтевшими зубами деревянный мундштук. Чиркнул колесиком огнива.
— А я говорю, что тебе придется меня убить, — пробасил он, выдыхая клубы синего дыма.
Броня «Единорога» под ним потихоньку нагревалась. Огонь, сожравший машинное отделение, добрался до рубки экипажа. Будь лобовая плита хоть на палец тоньше, сидеть на ней было бы уже невозможно. Он все-таки человек Алмаза, а не Рубина. Жар переносит не лучше прочих.
Молоденький кирасир-южанин нахмурил белесые брови и повторил:
— Сдавайся!
При этом он угрожающе тыкал в сторону «Единорога» и Белина трехгранным байонетом и переступал с ноги на ногу. Было видно, что ему очень страшно.
— Вот дурень. Ты что, не видишь, кто я?
Понимания в глазах кирасира не прибавилось.
— Я лорд Якош Белин, барон Алмазной Оправы. Если ты обойдешь эту груду железа, которая была моей флаг-машиной, то увидишь герб. Вот этот, — Якош гулко постучал по своему нагруднику. — Герб Белинов. Мой род правил этой землей четыреста лет. Я не могу сдаться простому пехотинцу. Это бесчестье.
Лорд Белин поднял голову к безоблачному небу, предавшему сегодня его дом и герб. Дым его трубки таял над ним, как последние надежды. Черные дымы от сгоревших машин Алмазной Оправы, напротив, собирались в траурный шлейф над полем.
— Сейчас я докурю трубку, и ты меня заколешь. Я не буду сопротивляться.
Кирасир закусил губу. Бедняга окончательно запутался.