Страница 14 из 71
Его мысли вернулись к Куинн в леопардовом лифчике. Почему-то Нику казалось, что Билл воспримет известие о ее уходе с куда меньшим облегчением, нежели то, которое принес ему развод с Зоей.
Это уж точно.
Куинн вынула из ящика лист писчей бумаги и уселась за обеденный стол.
«Дорогой Билл», — написала она.
Что дальше? Да, она сердится на Билла из-за собаки, но он заслуживает того, чтобы ему оставили записку. После двух лет совместной жизни он определенно заслуживает того, чтобы ему оставили записку.
«Я ухожу от тебя».
Замечательно. Сразу к делу.
«Не только из-за Кэти…»
Не только, но в основном. Билл забрал ее собаку, словно желания Куинн ничего не значат. Он рассчитывал, что Куинн «одумается». Он совсем ее не знает.
«…но то, что случилось с Кэти, заставило меня осознать, что мы совсем не знаем друг друга».
Возможно, это ее вина. Она ни разу не заставила Билла по-настоящему посмотреть на себя, ни разу не заявила «я не согласна», ни разу не сказала «я хочу собаку» и лишь раздавала людям всех собак, которых подбирала на улице. Куинн не может оставаться с Биллом, ни в коем случае не может оставаться с ним после живодерни, но не должна делать гадости, ожесточаться и создавать трудности им обоим.
«Я одна виновата в том, что не была откровенна с тобой, но теперь я вижу, что мы совершенно разные люди и нам никогда не ужиться».
Разумные, взвешенные слова. В сущности, сказать было больше нечего, и Куинн черкнула в конце:
«Я переезжаю к родителям и буду там до тех пор, пока не найду себе жилье. Позже приеду за своими книгами и тогда верну тебе ключ».
Подчиняясь привычке, она едва не приписала: «С любовью. Куинн», — но передумала. Она не любит Билла. И никогда не любила. Он нравился ей настолько, чтобы не уходить от него, и не внушал ей неприязни, побуждающей уйти. Как печально.
Поэтому она просто подписалась «Куинн» и спустилась по лестнице к Нику и Кэти, ощущая легкую вину, но в основном облегчение оттого, что эта часть ее жизни полностью и окончательно осталась в прошлом.
Ник помог Куинн выгрузить ее мебель в гараже семьи Маккензи и вопреки здравому смыслу остался в доме выпить пива и составить ей компанию, пока не приедут родители.
— Они могут вернуться в любую минуту, — сказала Куинн и попросила Ника задержаться. — Жду не дождусь, когда обо всем им расскажу.
— Они огорчатся? — Ник последовал за Куинн в кухню, стараясь не опускать глаза. Джинсы слишком плотно облегали ее бедра. Раньше он этого не замечал, но джинсы определенно слишком тесные. Просто удивительно, что мальчишки на улицах не свистят ей вслед.
— Да, они привыкли видеть меня с Биллом. — Куинн опустила на пол кухни последний мешок, и Кэти, посапывая, обнюхала его, как и остальные восемь, явно подозревая, что в них заключена какая-то угроза. — Я даже не уверена, что родители заметят меня без него. Кажется, с некоторых пор меня вообще никто не видит. Никто не видит настоящую меня.
В это мгновение Ник доставал пиво из холодильника. Он на секунду замер, потом вскрыл бутылку и захлопнул дверцу, подтолкнув ее плечом.
— Даже слышать об этом не хочу, — сказал он.
Куинн облокотилась о стойку так, что розовый свитер туго натянулся на ее груди, и сердито посмотрела на Ника:
— Убеждена, ты всю жизнь думал обо мне как о сестре Зои либо о чьей-нибудь подружке.
Ник покачал головой.
— Чепуха, и ты прекрасно об этом знаешь.
Сам он отлично знал, что это далеко не чепуха, но ему совсем не хотелось об этом размышлять.
— Все обстояло иначе, пока рядом была Зоя. — Куинн протиснулась мимо него к холодильнику. — Я еще могу понять, что в присутствии Зои меня никто не замечал…
Настоящий джентльмен не преминул бы заверить ее, что она ошибается, хотя это была истинная правда. Зоя была на редкость хороша собой, незаурядна; ее маленькое лицо обрамляла буйная грива кудрявых, ниспадавших на плечи волос столь темного рыжего цвета, что на солнце они казались почти черными.
— Со временем я привыкла к этому, — продолжала Куинн, вынимая из холодильника пиво. — Но надеялась, что рядом с мужчинами не буду столь незаметной.
Откупорив бутылку, она поднесла ее к губам. Ник смотрел на изгиб ее шеи, на то, как двигались мускулы по мере того, как Куинн запрокидывала голову. Он старался не опускать глаза к округлостям, обтянутым розовым свитером. Волосы Куинн ниспадали книзу тем самым мягким колоколом, который она носила с пятнадцатилетнего возраста. У нее совсем прямые волосы, думал Ник, стараясь отвлечься от мыслей об округлостях. Ровный поток шелковистых медно-золотистых волос, текущих словно вода между его пальцами…
— Не знаю, как другие, но я тебя замечал, — сказал Ник. — Послушай, мне пора идти.
— Ты еще не допил пиво, — отозвалась Куинн. — Но я поняла намек и перестану хныкать.
В сопровождении Кэти, беспокойно семенившей рядом, она удалилась из кухни сквозь широкую сводчатую дверь в тесную сумрачную гостиную и обошла вокруг огромной красной тахты, которая стояла напротив арки, сколько себя помнил Ник. «Представляешь? — сказала ему Зоя, когда они учились в старших классах. — Моя матушка купила кроваво-красную лежанку. Неужели у тебя не возникает желания потрахаться всякий раз, когда ты видишь ее?» Тогда Нику было восемнадцать, и ему хотелось оттрахать кого угодно, когда угодно и при взгляде на что угодно. В ту пору это был праздный вопрос, но теперь он вновь лишил Ника покоя, поскольку в это мгновение Куинн разлеглась посреди тахты. Розовый свитер, медные волосы и алая обивка излучали такой жар, что Ник ощутил его даже на расстоянии.
«Сваливай отсюда», — велел он себе, но Куинн повернула голову на подушке, улыбнулась ему.
— Я больше не буду хныкать. Правда. И очень благодарна за то, что ты помог мне переехать. Прости, что показала себя такой занудой.
Свет из кухни поблескивал на ее волосах.
— Твоей матушке следовало бы сменить обстановку, — сказал Ник и, подойдя к тахте, уселся рядом с Куинн.
— Моей матушке следовало бы сделать очень многое. — Куинн подвинулась, освобождая место для Ника. Кэти тем временем беспокойно суетилась у ее ног. — Например, зажить настоящей жизнью. Думаю, это одна из причин, по которым я оставила у себя Кэти… — Она улыбнулась собаке, но ее улыбка тотчас увяла, — …и ушла от Билла. Я бы не хотела на склоне лет уподобиться своей матери — разъезжать вместе с лучшей подругой по гаражным распродажам и иметь мужа, который предпочитает смотреть в телевизор, а не на меня — а ведь именно этим закончился бы мой брак с Биллом. Мне нужно гораздо больше. Радость. Страсть.
Ник облокотился о подушки, положив руку на край тахты, но не прикасаясь к Куинн — это не привело бы ни к чему хорошему, так далеко заходить не следовало, — и смотрел, как в такт словам ее мягкие губы раздвигаются и смыкаются вновь. Он почувствовал, как учащается его дыхание. «Это глупо, смывайся отсюда», — снова сказал себе Ник и постарался отделаться от мыслей о губах Куинн в тот самый миг, когда она говорила:
— Я хочу стать другой, новой, заметной. Хочу стать Зоей.
— Пожалуй, эту часть можно пропустить, — пробормотал Ник.
— Думаю, Кэти явилась мне как знамение. Понимаешь, будто сама судьба велела мне зажить настоящей жизнью. — Куинн опять улыбнулась и добавила: — С судьбой не поспоришь..
Ник вновь потерял нить разговора. Он всегда ощущал тепло Куинн, пронизывающее все, что ее окружало, но в течение двадцати лет это тепло представлялось Нику чем-то вроде ласки домашнего животного, смышленого и совершенно безвредного. Но теперь, когда ее губы улыбаются так чувственно…
— Ник? — Куинн чуть подалась вперед, и ее волосы упали на спинку тахты. — Ты хорошо себя чувствуешь?
Ее голос доносился откуда-то издалека. Стоило Нику шевельнуть пальцем, и он прикоснулся бы к ней. Всего лишь пальцем. Легкое движение — и пряди ее волос скользнут, словно шелк, прохладные и гладкие. У Ника перехватило дыхание.