Страница 56 из 68
Между тем выстрелы и пулеметные очереди с большевистского парохода все учащались, и он стал заходить с носу флагманской шхуне эскадры, преграждая ей дальнейший путь. Один из добровольцев, гимназист Ливанисов, сын артиллерийского кондуктора, подполз к командиру флагманской шхуны и, сообщив, что ранен в ногу, попросил разрешения спуститься вниз. Больше раненых моряков в белой эскадре не было, но на всякий случай командир шхуны решил повернуть на обратный курс. Его маневр был повторен всеми остальными, и таким образом флагманская шхуна оказалась концевой. Неприятельский пароход вновь пошел вдоль правого борта флагмана, обгоняя отряд; огонь его становился все назойливее. Тогда флагманский корабль повернул прямо на ост, рассчитывая с попутным ветром увеличить свой ход. Это движение было опять повторено всем отрядом, и он стал уходить от неприятеля строем фронта. Пароход тотчас пошел за шхунами, продолжая стрелять из своего носового орудия. Он заметно приближался, а линия белых судов начала расстраиваться и худшие ходоки — отставать.
Особенно плохо приходилось командиру шхуны по фамилии Мелькоманович, которая была нагружена мешками с провиантским грузом, и оттого заметно отставала. Экипаж начал выкидывать мешки за борт, чтобы увеличить ее ход, но это плохо помогало, и вскоре с парохода донеслась по адресу шхуны обычная большевистская ругань и приказание убрать паруса. Положение складывалось критическое. Берег лежал за кормой с наветренной стороны и, несмотря на его близость, был недостижим для парусных шхун без осуществления ими длительной лавировки. В предстоящем бою командам оставалось лишь дорого продать свою жизнь. Командир флагманской шхуны приказал перетащить на корму один пулемет и собраться туда же всем морякам с ружьями. По большевистскому пароходу был открыт беспорядочный, но очень частый огонь. Эта мысль пришла, по-видимому, в голову и остальным командирам. Пулеметный и ружейный огонь был открыт со всех шхун почти одновременно. Зрелище общей стрельбы с парусников смотрелось со стороны очень эффектно. Однако почти никто из стрелявших не был уверен в действенности своего огня — большевистский пароход по борту был обшит стальными пластинами.
Внезапно на шхунах заметили, что пароход отстает; белые моряки не верили своим глазам, но расстояние между эскадрой и пароходом все увеличивалось, и скоро враг пропал в темноте. Его отступление было встречено общим громким «ура», подхваченным на всех шхунах. Исчезновение неприятеля было более чем своевременно, ибо на востоке уже занималась полоска летнего рассвета. Первый морской бой с большевиками оказался не только не проигран, но в его результате бронированный противник под одиночными выстрелами из обыкновенных винтовок, охотничьих ружей и наганов позорно ретировался.
В одно время со всеми вышеописанными событиями разгорелась борьба с большевиками и в пределах Уральского казачьего войска. Уральцы, как и вообще вся народная Россия, совершенно не были подготовлены к тому, чтобы дать новому врагу должный отпор: у них не было ни организации, ни средств, ни оружия. И вот, проведав о ликвидации Закавказского фронта, а также о деяниях генерала Лазаря Федоровича Бичерахова, уральцы послали своих верных людей с поручением попытаться набрать кое-что из сохранившихся бесхозных военных технических средств и вооружения и доставить все это в Гурьев — единственный тогда русский город Уральской области, лежащий на берегу Каспия. Ко времени вышеописанных событий Уральская миссия находилась уже в Петровске. Дело свое она выполнила очень хорошо и раздобыла несколько броневых машин, орудия, пулеметы и многое другое, что полагалось для ведения войны. Беда была лишь в том, что невозможно было добыть какие-либо перевозочные средства для доставки всего этого в Гурьев, и казаки-уральцы метались по городу и толкались во все двери, чтобы добыть их.
Опасность путешествия по водам северного Каспия была несколько позже подтверждена самым трагическим образом. В Петровск прибыл с важными бумагами из Ставки генерал Гришин-Алмазов. Он вез документы для личной передачи адмиралу Колчаку, и его путь тоже лежал через Гурьев. В Петровске он получил в свое распоряжение довольно хороший катер и в сопровождении нескольких офицеров при очень благоприятных условиях летней погоды пустился в дальнейший путь. На полпути, почти на траверзе форта Александровского, катер был замечен и настигнут одним из больших миноносцев типа «Москвитянин», который в числе нескольких других был переправлен большевиками из Балтики по Волге в Каспий. Генерал успел уничтожить бумаги и застрелиться; прочие же офицеры были захвачены и отправлены в форт Александровский на тяжелые работы. Впоследствии из газет, доставленных из Астрахани, стало известно, что эти несчастные были там расстреляны.
Конечно, в конце концов в более спокойное время уральцам удалось бы достать за хорошие деньги какой-нибудь грузовой пароход, но беда была в том, что плавание северной частью Каспия в пределах так называемого девятифутового рейда было совсем небезопасно. Большевики, основавшиеся в Астрахани, отнюдь не сидели спокойно и как-то стихийно и слепо, но неуклонно тянулись в Азию. В этом своем стремлении они заняли находящийся на восточном берегу форт Александровский — старое укрепление времен императора Александра II — и понемногу перевозили туда из Астрахани топливо, провизию и другие запасы, собираясь создать там какую-то базу для своего дальнейшего движения. Они поддерживали довольно оживленное сообщение между этими двумя пунктами, и британцы им в этом не очень препятствовали.
В Петровске же всех находящихся там военных моряков решили собрать в Каспийский полуэкипаж. Было учреждено управление Петровским военным портом. В оперативном отношении они были подчинены кавказскому наместнику генералу от кавалерии Ивану Георгиевичу Эрдели. Для атаки Астрахани по суше образовали особый отряд под начальством генерал-лейтенанта Д. П. Драценко, которому предстояло движение от Кизляра по безводным солончаковым степям к северо-западным берегам Каспия и Волжской дельте.
Кавказское командование, учитывая в будущем трудность доставки продовольствия и подкреплений к группе генерала Драценко, а также считая нужным обеспечить с моря его правый фланг и установить прочное сообщение с отрядом, настоятельно требовало от моряков принятия решительных мер для этого. А моряки все еще сидели на мели, не имея в своем распоряжении никаких плавучих средств со сколько-нибудь боевым значением. От британцев добиться какой-либо помощи казалось невозможным. К тому же они располагали лишь мореходными глубокосидящими вооруженными пароходами. Здесь же требовались мелкосидящие суда малого тоннажа, которые были бы способны разворачиваться на мелководье северного Каспия и близко подходить к берегам для поддержки непрерывной боевой связи с сухопутными войсками. Несколько таких колесных пароходов мелкого тоннажа рассчитывали получить в будущем из Баку. Оттуда только что стали прибывать отдельные застрявшие там морские офицеры; но присоединение их к основным морским экипажам проходило весьма туго, и, во всяком случае, у белого командования морскими силами на Каспии не было никакой возможности предусмотреть, сколько времени потребуется на то, чтобы вырвать из Баку какие-нибудь пригодные плавучие средства.
В конце 1919 года армия генерала Деникина начала отход от Орла, кончившийся разгромом армии и отступлением ее на Новороссийск. Каспийская флотилия и войска генерала Драценко, действовавшие против Астрахани, оказались отрезанными и предоставленными самим себе. К концу зимы 1919 года остатки армии были стянуты к Петровску, к морской базе Белого движения на Каспии. Сам генерал Д. П. Драценко поспешил объявить подчиненным ему войскам, что война с большевиками окончена и что все желающие могут идти на все четыре стороны; кто же останется, тот может эвакуироваться на судах флотилии. Но куда пойдут бойцы ВСЮР и что с ними станет, оставалось неизвестным. Обращаясь к войскам, Драценко особо подчеркнул, что «никому ничего не может быть обещано».