Страница 15 из 82
О знакомстве же с Лениным Елизавета К. вспоминала в почти эпической манере: «1905 год. Зима. Сильный мороз. Невский проспект покрыт снегом. В качестве эмансипированной и свободной женщины я иду обедать одна в небольшой кабачок-подвал, который находится в одной из боковых улиц близ Невского и посещается писателями, журналистами, артистами». Здесь Елизавета увидела своего знакомого, большевика Пэ-Пэ (так, инициалами, обозначает его мемуаристка). Вместе с Пэ-Пэ обедал, отдавая должное татарской кухне кабачка, какой-то незнакомец, который был представлен Елизавете Виллиамом Фреем. Девушка спросила: «Вы англичанин?» Ленин (а это был он) лукаво усмехнулся: «Не совсем». И оглядел ее взглядом, где любопытство было смешано с подозрительностью. Не укрылось от Лизы и то, что Виллиам Фрей почти обо всем говорил с презрительной усмешкой. Он в целом не произвел на нее сильного впечатления: «Голос его не был неприятен. Он очень сильно картавил. Рыжему цвету его волос курьезно соответствовали красноватые пятна, усеивавшие его лицо и даже руки. Но, в общем, в его внешности не было ничего особенного, и признаюсь, я была очень далека от мысли, что я нахожусь в присутствии человека, от которого должна была зависеть судьба России».
Елизавета К. бывала в редакции «Новой жизни», где все тот же Пэ-Пэ давал ей для распространения подписку на большевистские издания (правда, знакомые Лизы подписывались плохо). Там и произошла новая встреча с Виллиамом Фреем. Лиза как раз выходила из редакции, а Ленин направлялся туда, одетый в меховое пальто и с толстым портфелем под мышкой. Узнали друг друга. Ленин поздоровался с девушкой за руку и был приветлив: «Как поживаете? Очень рад встретиться. Что же вы больше не ходите в татарский ресторан?» Елизавете слова Фрея хорошо запомнились: «Я понимала эту фразу как приглашение и, несколько дней спустя, говорила об этом Пэ-Пэ. Тот смеется: «А ведь это, право, забавно. Мой добрый товарищ Виллиам Фрей интересуется, конечно, женским вопросом, но больше с точки зрения последствий, социальных и политических. А чтобы он был способен заниматься этим вопросом на… индивидуальной почве, этого я бы никогда не предположил. А кроме того, знаете что? После нашего тогдашнего обеда он спрашивал меня, ручаюсь ли я за вас. Он человек, склонный к подозрительности, и избегает новых знакомств, чтобы не наскочить на провокатора или провокаторшу. Я должен был объяснить ему, кто вы такая. И сказал далее, что ваша квартира могла бы служить прекрасным местом для его «явок». Ведь Виллиам Фрей — крупная фигура, это он руководит нашей фракцией. В сущности — он наш признанный вождь». Как видно, Ленин не только не мог полюбить женщину, равнодушную к революции, но и ухаживать отваживался лишь за «вполне проверенной» особой. К тому же он предпочитал совмещать ухаживание с партийной работой.
Договорились, что один-два раза в неделю он будет приходить на квартиру к Елизавете для конспиративных встреч с товарищами по партии. Всего таких встреч было 10–12. Но 3 или 4 раза Лиза и Владимир Ильич оставались одни, поскольку те, кто должен был прийти, не приходили. Хозяйка предложила Ленину чашку чая: «Это было не так-то легко, потому что в эти дни я отпускала прислугу и приходилось самой «растоплять» самовар. Я сказала об этом Виллиаму Фрею, и он поспешил предложить мне свое содействие. Мы пошли на кухню, и он проявил себя очень способным «кухонным мужиком», наколов лучины для растопки самовара и раздув его изо всей мочи. Потом он помог мне отнести тяжелый самовар в столовую, и мы болтали за чашкой чая».
Однажды Фрей-Ленин спросил Елизавету, указывая на стоящий в комнате рояль: «Вы играете?» — «А вы любите музыку?» — вопросом на вопрос ответила Лиза. «Люблю, — признался Ильич, — но ничего в ней не понимаю». Елизавета сыграла Патетическую сонату. Она очень хорошо запомнила, как Ленин слушал эту вещь: «Виллиам Фрей слушает внимательно и немного иронически, но когда я начинаю 3-ю часть сонаты, он воодушевляется и говорит: Вот, это очень хорошо!» — и просит меня снова сыграть начало 3-й части…»
Встречи наедине не проходят бесследно. Между 35-летним Владимиром Ильичом и Елизаветой К., которая, несомненно, была значительно младше его, возникает уже некоторая взаимная симпатия. Лиза рассказала об этом так: «Все это вместе взятое, «явки», где мой таинственный гость принимал не менее таинственных конспираторов, наш тет-а-тет за самоваром, который мы ставили вместе, ответственность, которую я несла за безопасность моего гостя, и доверие, которое он оказывал мне, — все это создавало между нами атмосферу близости. Но Виллиам Фрей совершенно не пользовался этим, чтобы ухаживать за мной. Он производил впечатление человека очень неловкого и мало опытного в обращении с женщинами и старательно избегал всех тех тем, которые большинство мужчин любят затрагивать, когда они находятся наедине с не старой и не очень безобразной женщиной. Но я инстинктивно чувствовала, что я ему нравлюсь. Однажды я обожгла себе руки угольком, выпавшим из самовара, который мой гость раздувал слишком сильно. Я вскрикнула от боли. Он обернулся и, схватив мою руку, поцеловал ее и потом покраснел, как провинившийся школьник. Вероятно, ему стало очень неловко, потому что, в этот день, он сократил свой визит, отказался слушать музыку и ушел со смущенным и недовольным видом. Обычно иронической и слегка презрительной усмешки не было и следа…»
Елизавете К. понадобилось на несколько недель уехать за границу. Поэтому Ленину пришлось прекратить «явки» на ее квартире. Когда же она вернулась в Петербург, Виллиама Фрея там уже не было. На вопрос Елизаветы К., куда пропал их таинственный знакомый, Пэ-Пэ сперва изобразил удивление, сделал вид, что забыл, кто такой Виллиам Фрей. А когда девушка напомнила обстоятельства их знакомства, признался, что не знает, где он и что с ним. Видимо, скрывается где-нибудь от ареста.
Владимир Ильич и Надежда Константиновна в апреле 1906 года отправились в Стокгольм на IV Объединительный съезд РСДРП. В мае они вернулись в Петербург. 9-го числа Ленин (под фамилией Карпов) с большим успехом выступил на митинге в Народном доме графини Паниной, где были представители различных партий: кадеты, эсдеки, эсеры. Крупская продолжала выполнять функции связной и секретаря. Жили они с Лениным порознь.
Как-то летом 1906 года Пэ-Пэ пригласил Елизавету К. вместе сходить на массовку в Полюстрове, предупредив, что там выступят лучшие ораторы партии. Когда Елизавета услышала голос председателя: «Слово предоставляется делегату Центрального Комитета товарищу Ленину», она узнала в очередном ораторе Виллиама Фрея. Так произошло неожиданное разоблачение (хотя настоящую фамилию своего гостя Елизавета узнала еще позднее). Ленин вдохновенно говорил об «измене либеральной буржуазии», но, по наблюдению Елизаветы, он был оратор именно для пролетарской аудитории, говорил просто, в расчете на не слишком образованных слушателей. Через некоторое время появились казаки, и участникам массовки пришлось спасаться бегством. Спасаясь от казачьей нагайки, Лиза с ходу перепрыгнула через канаву, но тут же свалилась в другую. Когда казаки ускакали, девушка поднялась из своего невольного укрытия и увидела, что в ту же канаву упал и Виллиам Фрей. Он тоже поднялся и стал искать шляпу. Последующую сцену Елизавета описала так: «Мы смотрим сконфуженно друг на друга и разражаемся хохотом. Он узнает меня и говорит: «Это опаснее всякого самовара!»
В Петербург Лиза и Ленин возвращались вместе. Чтобы не попасться на глаза полицейским агентам, они добирались кружным путем: сначала до Лесного института, а оттуда на «паровой конке» (первом петербургском трамвае) до квартиры Елизаветы. Когда они шли по улице, Ленин в шляпе, Лиза в платке, девушка сказала своему спутнику: «Прохожие, вероятно, принимают вас за разряженного купчика, ухаживающего за горничной». Дома Елизавета дала Виллиаму Фрею щетку почистить одежду. Они опять пили чай за самоваром, ели бутерброды, и Ленин рассуждал о причинах провала демонстрации, виня в нем организаторов массовки. Лиза опять сыграла ему 3-ю часть Патетической сонаты, и Владимир Ильич ушел. Эта встреча не была последней. О том, что произошло дальше, рассказала Елизавета: «Уходя от меня, он обещал вскоре прийти опять. И, действительно, я вижу его у себя снова, через несколько дней. Затем… мы встречаемся еще несколько раз (многозначительное многоточие, его можно истолковать так, что теперь встречи с Виллиамом Фреем приобрели интимный характер. — Б. С.). Наши свидания всегда очень кратки. Он вечно спешит и вечно озабочен. Меня раздражает то, что он не дает мне своего адреса. И не говорит ничего о себе лично. В сущности, это для меня таинственный незнакомец, появившийся передо мной из густого тумана, чтобы снова исчезнуть в нем. Но, может быть, это-то и привлекает меня…» Тут Лиза, дитя «Серебряного века», вольно или невольно привносит в свои воспоминания образ из знаменитого романа Андрея Белого «Петербург», написанного позднее их встреч с Лениным, уже в 1910-е годы. Там фигурирует революционер Дудкин, заявленный писателем одним из виднейших руководителей русской революции, подобно Ленину, потомственный дворянин. Дудкин, как и Ленин, лишь псевдоним. Настоящее же имя и фамилия персонажа Алексей Алексеевич Погорельский. И этот Дудкин, точь-в-точь как Виллиам Фрей, таинственным незнакомцем, как тень, возникает из тумана петербургских улиц перед сенатором Аблеуховым и вновь превращается в тень, возвращаясь в туманную мглу: «Петербургские улицы обладают одним несомненнейшим свойством: превращают в тени прохожих, тени же петербургские улицы превращают в людей. Это видели мы на примере с таинственным незнакомцем. Он, возникши как мысль, почему-то связался с сенаторским домом; там всплыл на проспекте, непосредственно следуя за сенатором в нашем рассказе». Вот так же и Виллиам Фрей для увлеченной революцией Лизы стал как бы материализацией ее смутного идеала — мужчины-революционера, способного увлечь за собой не только любимую женщину, но и массы.