Страница 63 из 73
— Мне так хочется посмотреть на знаменитостей, — всхлипывала она.
Покоренный Перон важно обронил:
— Тебе потребуется дюжина вечерних платьев!
Перон потащил Нелли в огромную гардеробную, где хранились платья Эвиты. Девочка была ослеплена открывшимся ее глазам зрелищем. Четыреста платьев от знаменитых парижских кутюрье, шестьсот других платьев попроще, сотни пар обуви, сотни шляп предстали ее взору. Это был главный склад нарядов. Перон уже показывал выставку этих чудес школьницам Оливоса, но никто из них не имел права притронуться к сокровищам.
Нелли подвели к этим богатствам так, будто она получала их в собственность. Святая святых Эвиты открылась, взгляд ребенка пробил первую брешь в сокровищнице. Нелли осторожно снимала платья с вешалки. Восторг охватывал ее от шуршания тканей, от прикосновения шелка к телу…
Платья были Нелли немного длинноваты и узки в груди. Перон приказал портному резиденции подогнать платья по фигуре Нелли. Потом добавил накидку из голубой норки и меховое манто, которые просто извлек из коллекции Эвиты. В довершение ко всему генерал протянул Нелли шкатулку с драгоценностями. Дрожа, словно в лихорадке, она скрылась со шкатулкой в своей комнате и там осыпала себя сокровищами Эвиты.
Так подручный войны, который так мучительно долго надеялся занять место завоевателя в разделе мира, предпринятом Гитлером, с опозданием отомстил женщине, придумавшей его и вытолкнувшей его на сцену.
11
Перон без конца пережевывал старую мечту ГОУ: вырвать Латинскую Америку из сферы влияния Соединенных Штатов.
Союз Аргентины с Чили, утверждал Перон, станет впоследствии ядром латиноамериканского союза, куда войдут такие страны, как Бразилия. Первым шагом к латиноамериканскому союзу станет таможенный союз, охватывающий Аргентину и Чили, который будет называться «Свободные Кордильеры». Союз обеспечит экономическую независимость этой части Америки, располагающей третью мирового производства олова и меди. В конце концов латиноамериканские страны займут подобающее место в мире, на которое дают им право их богатства.
Но призыв к американским инвесторам не нашел немедленного отклика. Маневры грядущего величия превращались в пустые хлопоты.
Продолжая усиленно эксплуатировать память об Эвите, Перон уволил шефа Всеобщей конфедерации труда Эспехо и заменил его малоизвестным руководителем профсоюза официантов кафе. Перон хотел помириться с прежними союзниками, военными и промышленниками, чтобы вернуться к ситуации 1943 года, начать жизнь заново с того момента, когда Эвита в нее вмешалась. В распоряжении Перона оставалась лишь каста бюрократии, созданная им, и остатки богатства страны, разбазаренного для поддержания этой касты.
Официально цена мяса составляла меньше одного песо за килограмм, а на черном рынке мясо продавалось по двадцать песо. Фермеры все чаще отказывались засевать поля и вести скот на бойню. Правительство Перона не могло отказаться от политики, заключавшейся в том, чтобы покупать пшеницу и мясо у своих производителей по заниженным ценам, а затем втридорога продавать за границу и финансировать таким образом экстравагантные расходы режима.
Перон пришел в ярость:
— Мы отправимся на фермы за скотом и пошлем быков на бойню вместе с их владельцами!
Потом пригрозил отставкой:
— Ко мне приходят люди и предлагают мне в девяноста пяти случаях из ста всякие подозрительные сделки. Я устал! Буду продолжать работу, только пока у меня будет поддержка народа. Не буду ждать, пока меня прогонят…
Промышленники и военные, более чем когда-либо недовольные Пероном, понимали, что могут легко свергнуть слабого президента. Но промышленники дорожили возможностью проворачивать темные делишки, а военные — заниматься своими излюбленными тайными маневрами. Их вторая натура пересилила желания…
Перон ищет спасательный круг. Кого же теперь убрать, чтобы получить шанс удержаться в Каса Росада?
Лихоимство Хуана Дуарте перешло всякие границы. Он брал огромные взятки за лицензии на импорт. Нет больше сестры, чтобы защищать распутного красавца, осыпать его поблажками. И все же скандальные делишки Хуана Дуарте получили огласку независимо от желания Перона.
Дуарте готов бежать за границу. Собирает чемоданы. В разгар сборов появляется Перон, бледный и насмешливый. Все входы и выходы блокированы тайной полицией. Он похлопывает Хуана по плечу. Говорит, что не желает зла своему секретарю. Он так же опечален, как и сам Дуарте. Речь идет о том, чтобы убедить его не пятнать своим бегством память сестры Эвиты и режим Перона.
Пятнадцать министров, делегированных ранее, чтобы убедить Дуарте в гигиенической необходимости покончить самоубийством, не добились успеха своей миссии. Хуан Дуарте отказался пустить себе пулю в лоб ради поддержания здоровья режима.
Теперь Перон лично явился сделать последнюю попытку.
Он здесь, в комнате Хуана Дуарте, элегантный, жизнерадостный покровитель девушек из Оливоса. Перон советует Хуану Дуарте самому решить вопрос, «по-благородному». Стиль великого фаталиста. Разумеется, красивый парень допустил ошибки, но, честно говоря, правильно делал, что пользовался благами жизни.
Дуарте остается один на один с Пероном. Нет больше Эвиты, чтобы поругать его и спасти одновременно. А Перон подталкивает его, подталкивает… Он во второй раз освободится от Эвиты посредством этого Дуарте, которого она когда-то приставила к генералу, чтобы контролировать каждый его шаг.
О смерти Хуана Дуарте сообщили, лишь убедившись, что в семействе Дуарте ведутся приготовления к похоронам. Он выстрелил себе в голову, информировали газеты. Предварительно Хуан Дуарте попросил освободить его от обязанностей секретаря президента, ссылаясь на плохое здоровье. Он оставил неоконченное прощальное письмо:
«Я пришел с Эвитой. Я ухожу с ней. Покидаю этот мир, полный ненависти к негодяю…»
Был также постскриптум:
«Я чист как белый снег. Никто не сможет доказать обратное. Мой последний поцелуй — матери. Извините за почерк. Простите за все».
В тот же день Перон произнес речь:
— Я заставлю соблюдать установленные максимальные цены на продовольствие с помощью войск, ударами прикладов!
12
10 апреля 1953 года Перон из осторожности заявил по радио, что Эвита как была, так и осталась бедной. По его словам, на момент смерти у нее были лишь какие-то крохи. На стенах по всему городу расклеили огромные плакаты, на которых Перон в синем рабочем комбинезоне прогонял старую ведьму с сумой, набитой долларами.
Перон вопил:
— Теперь остается лишь повесить на деревьях членов оппозиции!
И добавлял:
— Носите в карманах проволоку, чтобы задушить тех, кто нападает на меня и хочет меня оклеветать!
В разгаре кампания по расследованию хищений в администрации. Перон провел чистку аппарата, многих выгнал. Он отправил в отставку министра обороны, полковника Мерканте и троих депутатов. 15 апреля в своей очередной речи Перон объявил, что за одну ночь арестовано семьдесят пять спекулянтов. Не успел он закончить свою речь, как в сотне метров от правительственной трибуны взорвались две бомбы.
Государственный департамент прекратил выдачу кредитов, а рабочие требовали повышения оплаты труда, в то время как персонал Перона получал все в первую очередь, хотя занимался исключительно неумеренным восхвалением президента. И эти две бомбы взорвались, казалось, только ради развлечения, чтобы внести разнообразие в надоевшее всем славословие. Неизвестно, была ли это провокация или настоящее покушение, но паника, овладевшая толпой, перешла в ярость.
— Чего вы ждете? — кричал Перон. — Чего вы ждете? Громите их!
Группы перонистов увлекли народ за собой. Не прошло и двадцати минут после речи генерала, точку в которой поставили две бомбы, как здание Жокей-клуба загорелось вместе с картинами и предметами искусства. Штаб-квартиры остальных партий тоже подверглись нападениям. Загорелся Народный дом, в подвале которого находилась типография газеты социалистов, основанной в 1894 году. Несколько лет назад Перон уже закрывал эту газету, придравшись к какой-то мелочи. Теперь бомбы могли дорого обойтись тем, кому не в чем было себя упрекнуть.