Страница 21 из 73
21 февраля 1944 года он объявил о роспуске ГОУ. Армейские эмиссары потребовали, чтобы он сместил Перона с правительственного поста.
Организация ГОУ, следуя указаниям из Берлина, решила ликвидировать Рамиреса. Государственный переворот, подобный организованному в Буэнос-Айресе, только что был осуществлен в Боливии с немалой пользой для «Оси».
Военные не стали мешкать. В ночь с 23 на 24 февраля 1944 года шестеро офицеров из ГОУ прошли по коридорам Каса Росада. Привратнику и слугам хватило одного выразительного жеста. Охрана сама собой растворилась в ночи. Офицеры вошли в большой кабинет президента, не сомневаясь, что найдут его там в столь поздний час. Действительно, Рамирес усиленно работал, подписывая документы.
Заговорщики, вооруженные револьверами, наставили на Рамиреса дула своих «пушек». Без каких-либо комментариев один из них придвинул к столу кресло, уселся рядом с президентом и принялся диктовать. Рамирес даже не отстранился от стола, не сменил чернил. Под дулами шести револьверов он подписал документ, в котором сообщалось о его болезни. Отягощенный слишком большой ответственностью, он добровольно передавал власть генералу Эдельмиро Фаррелю.
Однажды вечером обескураженный полковник объявил Эвите:
— Надо мной издеваются, называя сутенером голодранцев-дескамисадос!
На что Эвита ответила:
— Богачи гнусно обращаются со всеми, кто достоин жить в этой стране. Каждое оскорбление следовало бы превратить в знамя…
Огорченное лицо Хуана Перона посветлело. «Дескамисадос»! Люди без рубашек! Отличаясь аналитическим складом ума, Перон сразу же вспомнил легендарное значение этого слова, родственного авторитетному термину «санкюлоты». Слово удачи; слово, стоящее той полновесной золотой монеты, что была уплачена за него; слово, начертанное на знаменах Французской революции. Дескамисадос — те, у кого нет рубашек. Одно из слов-молний, одно из тех действенных слов, которыми бередят души людей.
Перон соколом взмывает ввысь при слове «дескамисадос». Раз его попрекают интересом к голодранцам, пусть насмешка станет символом его славы. Кое-какие ключевые фразы уже прокручиваются в его голове, начинают формироваться в стройную систему. «Я предпочитаю вас, с вашими распахнутыми на груди рубашками, олигархам, у которых по сто костюмов…»
Дескамисадос! Это проклятое, замечательное слово брошено в лицо публике. Оно таит в себе неизвестный доселе исступленный восторг. Это слово соединяет пару Дуарте-Перон прочнее, чем совместное открытие новой земли. Наконец они завладели чем-то своим, словом, которое будет служить только им и которое никто не сможет у них оспаривать, обвиняя в использовании его значения и престижа. Они не хотят становиться во главе пролетариев, рабочих, нищих, бродяг, изгнанников, отверженных. Они хотят стать святыми покровителями бедняков, дескамисадос.
Толпе новое слово всегда кажется твердым обещанием, гарантией наступления новой эры…
Подбросившие новое словцо Перону могут в этом раскаяться. У них позаимствовано остроумное словечко-каламбур для того, чтобы превратить его в бомбу.
11
Эвита не проявляла ни малейшей радости при виде новых платьев и сумочек, которые дарил ей Хуан Перон… Это были аксессуары, и так принадлежавшие ей по праву.
Нельзя было утверждать, что Эва Дуарте абсолютно не знала сомнений. Она жила, не выходя за рамки созданного ею мифа. Сердце ее было закрыто для любого вторжения. Свой первый успех у Перона она воспринимала как посвящение. Она мечтала о таком огромном успехе, что немыслимо было бы украсть его у кого-то. Ни одна самая модная актриса не могла претендовать на корону заурядной актрисы Дуарте. Однако каждый успех модной актрисы в Буэнос-Айресе отзывался все же уколом в самое сердце для Эвиты.
Итальянская кампания завершилась в Риме, открытом городе, безумной и кровавой тризной. Нацисты терпят поражение за поражением. Гитлер появляется после покушения на публике с кислой гримасой бодрости. Одна рука у него на перевязи, а свободной он треплет по щекам мальчишек из последнего оплота солдат рейха, которых он хочет бросить в небытие. Атлантический вал трещит по швам, а тем временем высокопоставленных заговорщиков подвешивают на мясницких крюках…
В августе 1944 года освобожден Париж, и женщины Буэнос-Айреса проходят по улицам в бурных демонстрациях. Эвита не принимает участия в этом ликовании, вызывающем недовольство ГОУ. Полицейские ничего не могут поделать с потоком женщин на улицах. Участницы демонстрации пытаются насвистывать «Марсельезу». Мечта Эвиты отдаляется и ветшает, будто изъеденная молью. Немецкие войска отступают, погибая среди оставленных ими руин, а мужчина-идеал Эвиты бессильно дряхлеет, предоставленный самому себе. Могущественным покровителям самим приходится несладко. Хозяева покинули его, словно ребенка, потерявшегося в темном лесу власти. Напрасно пытается Эдельмиро Фаррель распустить все партии, напрасно притесняет демократов, проснувшихся в своем подполье. Несмотря на драконовские меры ГОУ, аргентинские военные дрожат над своими венками, которые засыхают еще до того, как появится возможность вынуть их из тайников.
На лице Перона застывает растерянная улыбка.
Эвита не знает, как удержать всю эту вселенную, что ускользает, едва оказавшись у нее в руках…
Ветер свободы веет над миром, но аргентинские полковники все меньше и меньше заботятся о том, чтобы следовать моде. Они провозглашают себя жандармами цивилизации и собираются хлестать собак, пока те не станут достойны своих хозяев.
— Если понадобится тирания, чтобы навязать народу свободу, мы будем тиранами! — заявляет Фаррель.
Но Эвита больше не дремлет среди этих ретивых поборников порядка, которые втихаря пытаются приспособиться к новым веяниям. Эвита боится. Бремя работает не на Гитлера, а против него и его приспешников. С каждой минутой опустошаются песочные часы диктатур, тонкой струйкой сыплется песок. Отныне каждая бомба, упавшая на Берлин, наносит Эвите удар в самое сердце. Что станет с ее великим человеком из ГОУ, если его хозяева падут? Эва Дуарте с жалостью смотрит на Хуана Доминго Перона, который становится все более слабым и беспомощным, опускаясь с высоты своего величия.
Все чаще аргентинские кадеты проходят маршем по улицам Буэнос-Айреса. Перон с тревогой следит за тем, как союзники приближаются к Берлину, а день, когда он сможет выйти из тени в качестве верховного главнокомандующего и гауляйтера Аргентины, неотвратимо отдаляется. Однако сам он в это время быстро поднимается по зримым ступенькам власти.
С 4 мая 1944 года Перон постоянный министр обороны, а с 7 июля — вице-президент Аргентины. Кроме того, он сохраняет за собой пост министра труда и благосостояния. Перон понимает, что секретное положение более не служит повышению его авторитета. Он выходит из тени, сметая все на своем пути. Ненасытная потребность утолить жажду власти нарастает с каждым днем, а надежды заговорщиков становятся все безумнее. Хозяин больше не дает о себе знать, хозяин исчезает, теряя богатства и приспешников. Верным слугам больше не приходится ждать указаний, и они устраиваются, кто как может. Так поступают Перон, Фаррель и их соратники по ГОУ.
В то же время их взоры еще обращены к секретной базе ракет Фау-2. Именно в Пенемюнде втайне бьется сердце реванша. Именно к Пенемюнде обращены затуманенные великой мечтой взоры аргентинских генералов и полковников. Большая ракета уже взорвалась в балтийском небе 3 октября 1942 года, оставив позади нечто вроде замерзшей молнии. Шведы заинтересовались этим явлением. Не было ни малейшего сомнения, что эта молния свидетельствовала о грядущем научном апокалипсисе.
6 июня 1944 года произошла высадка войск союзников в Европу, и всего лишь шесть дней спустя первые ракеты полетели к Лондону.
Эвита ждет с таким же огромным беспокойством, как и члены ГОУ. Они не должны упустить свой шанс. А она не должна упустить будущего главу Аргентины и всей Южной Америки. Эвита не хочет потерпеть неудачу в путешествии в страну власти, как это произошло в Голливуде.