Страница 101 из 109
Когда их спрашивали об этом, оба нейрохирурга едва ли не с религиозным рвением настаивали на том, что инсульт предшествовал травмам, несмотря на то, что в медицинских показаниях не было ничего такого, что могло бы служить обоснованием их уверенности.
Сканирование черепа дает прекрасную картину сгустков крови в мозговых тканях, они видны в виде более темных пятен, чем вода и ткани. Однако эта картина не могла и не может служить основанием для ответа на вопрос, случился ли инсульт Грейс до или после других черепно-мозговых травм. Врачи опубликовали свое медицинское заключение в тот момент, когда в прессе царила шумиха, поднявшаяся после откровений Сесто Лекио, и вполне возможно, что безаппеляционность докторов так или иначе была связана с этими обстоятельствами.
«Не вызывает сомнений тот факт, что машину вела Грейс», — настаивал Дюплэ в интервью для «Радио-Люксембург».
«Сначала удар — потом травмы» — это утверждение подкрепляло версию о том, что за рулем сидела Грейс, в то время как «сначала травмы — затем удар» не исключало возможности, что машину вела все-таки Стефания и что именно она бросила мать через край пропасти.
Более серьезные вопросы, однако, возникли после того, что случилось позднее. Во вторник, 14 сентября 1982 года, спустя чуть больше суток после аварии, доктор Шатлен встретился с Ренье, Каролиной и Альбером у дверей палаты Грейс. Показав им снимки с результатами сканирования и пояснив, что состояние Грейс резко ухудшилось, врач заявил, что она находится в безнадежном состоянии. «Бессмысленно, — сказал он, — поддерживать ее на искусственном жизнеобеспечении».
Ренье, Каролина и Альбер, посовещавшись, приняли вердикт светил медицины. Они прошли в палату Грейс, чтобы попрощаться с ней, а затем оставили ее на попечение врача. Аппарат искусственного жизнеобеспечения был отключен.
Глава 28
«Господи! Я не спрашиваю, почему…»
Грейс Патриция Келли, Ее Светлейшее Высочество княгиня Грейс Монакская, скончалась в десять часов пятнадцать минут вечера 14 сентября 1982 года. Ей было пятьдесят два года.
Ей даже не довелось попрощаться с близкими. Последние мгновения ее жизни, когда она еще была в сознании, были (почти наверняка) полны сердитых и горьких слов. Смерть не принесла ей умиротворения, а для ее друзей и всего остального мира явилась тем более сильным потрясением, поскольку многие из них считали, что Грейс удалось избежать худших последствий автокатастрофы. Пытаясь подавить в людях беспокойство и будучи не в курсе медицинских заключений, которые не шли дальше растерянного и подавленного Ренье, пресс-служба выпускала официальные коммюнике, полные бодрых утверждений, и у читателей складывалось впечатление, будто Грейс отделалась — ну, скажем — лишь переломом ноги. Начитавшись этих сообщений, огромное число друзей Грейс — среди них Гвен Робинс, Джуди Куин и Рита Гам — тотчас послали Грейс шутливые телеграммы, призывая ее поторопиться и поскорее соскочить с больничной койки. Лишь только когда Гвен Робинс позвонила во вторник в Лондон Филлис Эрл, ей стало ясно, что все обстоит гораздо серьезнее. Подруга Грейс и ее бывшая секретарь помогала в подготовке поэтических чтений в Виндзоре (Грейс должна была выступать там уже на следующей неделе) и поэтому позвонила Полю Шуази — личному секретарю Грейс в Монако, однако застала его в состоянии полной безысходности.
— Неужели тебе не понятно! — кричал он в трубку. — Какая нога! Голова, говорю я тебе, голова!
Неумелые действия врачей заставили людей задаваться все новыми и новыми вопросами. Ей ввели наркотик, среди ночи потащили через весь город, а затем волочили вверх и вниз по лестнице, чтобы произвести сканирование мозга, — так может, Грейс осталась бы в живых, действуй врачи несколько по-иному. Казалось, те же самые вопросы не давали покоя Ренье, когда тот разговаривал с Рупертом Алленом.
«Князь сказал мне, — рассказывал Аллен в 1983 году Линде Маркс, — что, по словам нейрохирургов, если бы все кончилось хорошо, самое большее, на что они смели бы надеяться, — так это то, что Грейс будет жить, однако вся ее левая сторона осталась бы парализованной, что, конечно, вызвало бы большие изменения в ее характере».
Аллен умолчал, когда конкретно врачи сказали об этом Ренье, однако даже эта информация не идет ни в какое сравнение с заявлением, будто Грейс безнадежна. Несомненно, в течение нескольких часов после аварии у врачей имелись шансы спасти Грейс. И то, с какой поспешностью была отключена система жизнеобеспечения, лишь еще раз демонстрирует приверженность Монако к принятию скоропалительных решений.
Это заставило многих точно так же упорно задаваться вопросами, как упорствовали врачи, утверждая, что видели то, чего не могли видеть.
Легко, однако, быть умным задним числом. Грейс перенесла тяжелейшие черепно-мозговые травмы и травмы грудной клетки, ведь ее словно мяч бросало из стороны в сторону внутри кувыркающейся машины. Врачи мало чем могли ей помочь. Стефания была моложе, и ей повезло; что от тряски она упала на пол под пассажирским сиденьем. Единственное в этой трагедии очевидное и разумное «если бы только», дававшее большие шансы остаться после аварии в живых, заключалось в следующем: Грейс следовало пристегнуть себя ремнем.
Келли — Келл, Пегги и Лизанна — прибыли на похороны вздернутыми и полными подозрений. Они почти до самого конца не догадывались, что состояние Грейс намного серьезнее, чем пишут в газетах, а Ренье не счел нужным спрашивать их мнения, когда потребовалось согласие на отключение аппарата. Неужели он не мог подождать хотя бы один день, чтобы посмотреть, что будет дальше? Почему он лишил их возможности приехать и попрощаться с ней, когда она еще была жива? В Америке подобному решению предшествует сложная юридическая процедура, непременным условием которой является мнение третьих лиц.
Пегги, Келл и Лизанна прилетели одни, без Ма Келли: с 1975 года, после перенесенного удара, она с трудом воспринимала происходящее, а поэтому трое ее детей решили, что даже не стоит говорить ей о том, что Грейс больше нет в живых.
Ма Келли влачила жалкое существование до января 1990 года и скончалась так и не ведая о смерти Келла и Грейс и о том, как постепенно спивается ее старшая дочь Пегги, которая ненадолго пережила мать и умерла в ноябре 1991 года. На момент написания этой книги Лизанна в возрасте шестидесяти одного года является единственной представительницей некогда блистательного семейства Келли с Генри-авеню, поставившего своей целью покорить весь мир.
Четыре из подневестниц Грейс прилетели на ее похороны: Рита, Беттиса, Джуди и Мари. Как и двадцать лет назад, они поселились в «Отель де Пари», однако, расположившись в номерах с видом на гавань и скалу, испытывали совершенно иные чувства, нежели тогда. Как и тогда, в лихорадочную свадебную неделю 1956 года, отель осаждали толпы зевак и фоторепортеров, но теперь выражения их лиц были скорбными и подавленными.
— Нам всем ее жаль, — выкрикнул один итальянский репортер, которого Джуди узнала, так как ей случалось видеть его и раньше. — Нам жаль ее семью!
Атмосфера в Монако, печальная и несколько растерянная, отражала всеобщую убежденность, что княгиня Грейс просто не может умереть. В народе говорили, будто дух ее остался жить; неожиданно лишившись Грейс, многие поняли, что само ее присутствие служило для княжества источником жизненных сил и вдохновения. Княгиня Грейс на выставке садоводства, княгиня Грейс в церкви, княгиня Грейс в приюте для сирот — она неизменно стремилась вдохнуть искренность и непритворную заботу в свой новый дом. Витрины задрапировали черным. На пару дней с них убрали все драгоценности и меха, место которых заняли в спешном порядке взятые в рамочку открытки и газетные вырезки, чем-то напоминавшие иконы. Список выдающихся деятелей, почтивших похороны своим присутствием, тоже стал своеобразным свидетельством. В апреле 1956 года, во время бракосочетания Грейс и Ренье, в числе гостей не было ни одного президента, ни одной коронованной особы — во вторую же неделю сентября 1982 года список прибывших на похороны однозначно свидетельствовал о том, что своему престижу невзрачное княжество у моря обязано в первую очередь Грейс: король и королева Бельгии, королева Испании, шведский принц Бертиль, князь Лихтенштейнский Филипп, мадам Миттеран, Нэнси Рейган (в сопровождении такого количества громил-телохранителей, что трудно было себе представить), принцесса Уэльская Диана, которая после одной-единственной встречи зачислила княгиню Монакскую в число своих друзей.