Дочь адмирала

— Конечно, знаю. Очаровательная женщина и моя большая приятельница.

— А ее дочь Викторию?

— Вику? Еще бы. Самые длинные ноги в Москве. Но почему вы спрашиваете?

— Мы с другом разыскиваем их, хотим написать о них в нашу газету.

Русский полез в боковой карман и достал кожаную записную книжку.

— Как хорошо, что мы случайно встретились. Хотите номер их телефона?

Сразу после ужина они поднялись к Генри, и он набрал только что полученный номер. Трубку взяла Зоя. Когда Генри объяснил цель своего звонка, Зоя спросила:

— А какую газету вы представляете?

— «Нэшнл инквайрер», но не думаю, что вы ее знаете. Она издается во Флориде.

На другом конце провода кто-то взволнованно ахнул:

— Флорида? Тогда вы должны знать адмирала.

Генри объяснил, что Флорида занимает довольно обширную территорию, но уже одно то, что газета выходит там же, где живет Джексон Тэйт, весьма многообещающее начало. Зоя пригласила их обоих встретиться с ней и дочерью вечером следующего Дня.

Их встреча была непродолжительной. Генри с Диком опоздали на два часа — русский парапсихолог оказался на редкость интересным собеседником. Чтобы не опоздать на самолет в Ригу, где им предстояло продолжить сбор материала к статье о парапсихологии, им пришлось ограничиться лишь краткой беседой.

Но, уходя, Генри почувствовал, что взаимоотношения с обеими женщинами установлены. Он пообещал им позвонить из Ленинграда, куда они поедут после Риги, а по возвращении снова встретиться в Москве. Генри заверил Викторию, что он и его газета готовы сделать все возможное, чтобы помочь ей встретиться с отцом.

Десятого февраля Генри позвонил из Ленинграда и сообщил, что на следующий день они с Биллом Диком возвращаются в Москву. Зоя пригласила их на обед.

Виктория приготовила свое излюбленное блюдо — сибирские пельмени — крошечные мясные пирожки, сваренные в бульоне. На столе стояло вино, которое принес Генри, но Виктория к нему не притронулась.

Снова возник вопрос о помощи, которую окажет Виктории «Нэшнл инквайрер».

— И конечно же, — сказал Генри, — мы заплатим вам за эксклюзивный материл.

— Что такое «эксклюзивный»? — спросила Зоя.

Генри объяснил, но обе женщины только неуверенно переглянулись. Наконец Виктория сказала:

— Наверное, вам лучше переговорить с моим отцом. Как он решит, так мы и поступим.

Генри включил магнитофон и записал по нескольку слов, сказанных женщинами адмиралу, объяснив при этом: прослушав запись, адмирал удостоверится, что Генри действительно знаком с ними.

Он даже сфотографировал мать с дочерью в их квартире.

Возвратившись во Флориду, Генри позвонил Джеку Тэйту:

— Мы с моим коллегой Уильямом Диком только что прилетели из Москвы и хотели бы лично засвидетельствовать вам свое почтение, адмирал.

Генри не совсем понял, почему ответом ему было какое-то странное ворчание, но звучало оно отнюдь не дружественно. Сделав вид, что не расслышал, Генри пустился в дальнейшие объяснения.

— Мы привезли фотографии вашей дочери и ее матери, а также записанные на пленку их слова, адресованные вам. Захватить их?

Джек согласился принять их.

Когда они приехали в «Континент-клаб», вытянувшийся в длину пятидесятидвухквартирный комплекс, построенный в Оранж-парке на берегу реки Сент-Джонс явно в подражание знаменитому Кот-д'Азур на Ривьере, Джексон Тэйт ожидал их в маленьком внутреннем дворике, примыкавшем к его квартире на первом этаже, где в изобилии росли кактусы и другие растения. Он провел их в свой кабинет и сел за письменный стол. Генри сразу понял, что Джексон Тэйт не из тех, кто легко помается европейскому шарму и манерам в сочетании с легким иностранным акцентом, что так явно импонировало, по его мнению, Зое и Виктории.

Он поставил Джеку пленку и перевел запись. Виктория сказала: «Я очень люблю тебя, папа, и жду нашей встречи!», а Зоя: «Я очень люблю тебя, Джексон, и надеюсь, что все у тебя хорошо и ты здоров».

Прослушав пленку и посмотрев фотографии, Джек не произнес ни слова. Генри понял, что адмирал вовсе не остался равнодушным, но выжидает, что за этим последует.

— Ну и что вам от меня надо? Если интервью, то все, которые я хотел дать, я уже дал. А история эта уже стала всеобщим достоянием.

Он был скорее раздражен, чем настроен враждебно. Перед ними сидел старый человек, нервы которого были на пределе.

— Нам кажется, мы можем помочь вам, адмирал, — сказал Генри.

— Помочь? — переспросил Джек. — Я слыхом не слыхал о вашей газете, и мне не нужна никакая помощь. Вики до сих пор даже не получила визы, и, если вы знаете русских так, как знаю их я, может и вовсе никогда ее не получить.

Генри согласно кивнул.

— Верно, сэр, но если она ее все же получит и приедет в Штаты, то как вы собираетесь совладать с толпой газетчиков, которая нагрянет сюда?

Джек впервые за все время улыбнулся:

— Знаете, джентльмены, адмиральское звание не получишь, отсиживаясь где-нибудь в уголке. Я возьму командование полностью в свои руки. Я все сделаю, чтобы весь свет узнал об этом событии. Я дам знать прессе, радио, телевидению и черт знает кому там еще, когда они могут приехать сюда, чтобы посмотреть на Вики, поговорить с ней и сделать их окаянные фотографии. Но после этого я выдворю отсюда все эту чертову братию, и мы с Вики сможем как следует познакомиться в тишине и покое.

Чем дольше Генри слушал его, тем больше убеждался в том, что старик и впрямь собирается провести всю операцию так, словно она происходит в годы Второй мировой войны и он, как и прежде, стоит на капитанском мостике авианосца. Он не представлял себе, как принял мир случившееся с ним, Зоей и Викторией. Джека и Зою вознесли до уровня романтических героев, таких, как Ромео и Джульетта. Одна газета сравнила их даже с Пинкертоном и Баттерфляй, назвав Викторию многострадальной девственницей Евангелиной. Если Джеку и удастся, как он рассчитывает, справиться с прессой, то Викторию уж точно разорвут на части, не говоря о том, что непременно доведут до нервного срыва. А самому Джеку уготовят роль жалкого шута, дающего дурацкие ответы на дурацкие вопросы.

Но говорить об этом время еще не пришло.

— Понимаю, — сказал Генри. — Нам бы хотелось иметь исключительное право на освещение вашей встречи с дочерью, за что мы, разумеется, заплатим. При этом мы гарантируем, что никто не помешает вам, не потревожит при первой вашей встрече...

— «Не помешает», «не потревожит», какая чушь! — перебил Джек. — Это невозможно.

Генри улыбнулся:

— Наметьте свой план, и мы поступим в полном соответствии с ним.

Джек поднялся из-за стола:

— Полагаю, на этом мы и завершим нашу встречу.

Генри оглядел стены кабинета и обратил внимание на фотографию, где еще молодой Джек сидел рядом с человеком, в котором он узнал Джека Каммингса.

Указав на фотографию, Генри заметил:

— Как странно, адмирал, что мне надо было приехать в Оранж-парк, чтобы увидеть у вас на стене фотографию моего друга. Откуда вы знаете Джека Каммингса?

— Вы знакомы с ним? — подозрительно спросил Джек. — Мы с ним старые друзья, еще с тех давних времен, когда я выполнял для студии «Метро-Голдвин-Майер» фигуры высшего пилотажа.

— Конечно, знаком. Я даже с удовольствием позвонил бы ему от вас.

Джек пожал плечами, все еще не скрывая подозрительности.

— Что ж, звоните, если оплатите разговор.

Достав записную книжку и телефонную кредитную карточку, Генри заказал разговор.

— Джек? Говорит Генри Грис, и ты ни за что не догадаешься, откуда я звоню.

Разговаривая с Джеком Каммингсом, Генри краешком глаза наблюдал за Джеком Тэйтом. Выражение лица Тэйта мало-помалу смягчалось, подозрительности как не бывало.

Генри закончил разговор с Каммингсом словами:

— Ну так вот, я встречался с Викторией, у меня даже есть несколько ее фотографий. Когда вернусь в Лос-Анджелес, обязательно позвоню и мы поговорим, хорошо?

Генри Грис и Уильям Дик попрощались с Джеком Тэйтом, поблагодарив за то, что у него нашлось для них время. Ни к какому согласию они так и не пришли.