Дочь адмирала

Выбравшись с Красной площади, они стали очень медленно продвигаться к Манежной площади. Там Джеку с огромным трудом удалось припарковать машину, и они вышли на улицу. Им не пришлось сделать и нескольких шагов, как в толпе узнали Зою и люди ринулись к ней, выкрикивая ее имя. Два солдата подхватили ее и понесли на руках. Джека тоже подняли и обоих их перенесли и поставили на помост, обычно использовавшийся для концертов на открытом воздухе. Какой-то мужчина с аккордеоном заиграл русскую песню, и Зоя запела под аккомпанемент свиста и топота ног. Припев подхватила вся толпа. Когда Зоя кончила петь, началось сущее столпотворение. Джек метался из конца в конец крошечной сцены, потрясая над головой сцепленными руками, словно одержавший победу боксер.

— Америка! Россия! Дружба! Дружба! — выкрикивал он.

Люди карабкались на сцену, чтобы обнять их. Но тут снова заиграл аккордеонист, и Джек с Зоей оказались в диком водовороте стихийной пляски. Он крикнул ей:

— Надо спасаться отсюда, покуда мы целы.

Пока они добирались до машины, где их ждала Мария, крепко вцепившаяся в руку Юры, все норовили обнять и расцеловать их. Где-то по пути к ним присоединились какие-то две незнакомые Джеку женщины. Судя по тому, что одна была в платке, а другая в меховой шубке, Джек решил что одна из них русская, а другая-то ли англичанка, то ли американка.

И верно, второй оказалась Элизабет Иган, американская журналистка, хорошая знакомая Зои. Первой — костюмерша с Зоиной студии по имени Марина.

— Отлично, — сказал Джек, — все в машину. Трогаемся.

Чем дальше, тем все более опасной становилась езда. По улицам, не глядя вокруг, шло слишком много людей, опьяненных либо победой, либо водкой. Было решено завезти Юру домой к Александре. Мальчик устал от пережитых волнений и держался из последних сил, чтобы не заснуть.

Когда они подъехали к дому Александры, Мария повела мальчика к матери.

— Мне бы надо было подняться и поцеловать сестру по случаю победы, но я лучше останусь с тобой, Джексон, — сказала Зоя.

— Может, и мне поцеловать ее по случаю победы засмеялся Джек.

— Не порти ей такой день, — фыркнула Зоя.

На площади Маяковского повторилось то же самое, что и на Манежной. Снова Зоя пела перед собравшейся толпой, и снова Джек выкрикивал: «Америка! Россия! Дружба! Дружба!»

Когда они добрались до машины, Джек взмолился:

— Не знаю, как ты, Зоя, а с меня довольно. Покатались, и хватит.

Зоя согласилась. Они безуспешно поискали Марию и двух Зоиных приятельниц. Джек помог Зое сесть в машину. Он несколько раз посигналил, давая знать исчезнувшим женщинам, что они уезжают, но вряд ли те могли услышать гудки в стоявшем над толпой шуме.

В поисках тишины и покоя Джек вел машину, стараясь держаться подальше от больших площадей. Однако поиски успехом не увенчались. В конце концов ему удалось подъехать к тротуару возле какой-то гостиницы. Они вошли в полупустой коктейль-бар, и Джек попросил принести им выпить.

— Сегодня такой день, — промолвила Зоя, — что даже я выпью.

Но от первого же глотка водки ее всю передернуло.

— За победу, — поднял рюмку Джек, — и за нас с тобой.

Зоя кивнула и снова отпила из рюмки.

— И за то, чтоб не было никакой Японии.

Джек покачал головой.

— Я не буду пить за это, Зоечка. Голову даю на отсечение, что именно туда мне предстоит скоро отправиться.

Зоя подняла рюмку.

— Тогда я пью за то, чтобы ты вернулся ко мне.

— Вот за это я выпью с удовольствием, — улыбнулся Джек.

Когда они уходили из бара, солнце уже клонилось к закату. Джек предложил поехать к нему и оттуда посмотреть гуляние на Красной площади. До того Зоя лишь раз или два бывала в его квартире, и в каждый приход ей бывало там не по себе. То место, где он жил, было американской территорией. Лишь немногие русские были вхожи туда — те, что работали там. Всем остальным это грозило большими неприятностями. Но сегодня совсем другое дело. Она с готовностью, не испытывая ни малейшей тревоги, приняла его предложение.

Подступы к Красной площади были по-прежнему запружены народом. Когда они подъехали к дому, уже стемнело.

Войдя в гостиную, он включил свет. Потом, подойдя к окнам, выходившим на Красную площадь, распахнул их Площадь внизу чернела перекатывавшимися по ней людскими волнами.

— Мир, — промолвила Зоя, глядя на сверкающие над площадью огни. — Как красиво!

Прогремел первый залп победного салюта, глухие орудийные удары доносились со всех концов города. Темное небо прочерчивали огненные следы ракет, взрывавшихся затем яркой россыпью фейерверков, освещавших все вокруг. Над толпой вознесся единый вздох восхищения.

— Такая ночь уже никогда не повторится, — сказал Джек.

Зоя кивнула.

— Зоя! — Кто-то внизу разглядел ее в окне.

Они увидели, как люди поднимают головы и смотрят на них. Ее имя запорхало в толпе, и все больше голов, повторяя движение волн в океане, поворачивалось к окну.

— Зоя! Зоя! — словно заклинание неслось над толпой.

Зоя подошла к окну и стала двумя руками посылать воздушные поцелуи.

Джек кинулся в спальню и достал свой последний блок сигарет. Разорвав пачку, он высыпал сигареты на крышку пианино. Потом стал бросать их вниз в толпу. «Америка! Россия! Дружба! Дружба!»

Люди ринулись вперед, проталкиваясь поближе к окну. Джек велел Зое открыть остальные пачки.

— Только оставь одну мне, — попросил он.

Толпа под окном все нарастала, снизу доносился уже не шум, а дикий рев. Двое мужчин пустили в ход кулаки, пытаясь схватить одну и ту же сигарету. Чтобы положить конец потасовке, Зоя бросила в их сторону еще несколько сигарет, но за ними кинулись другие, повалив на землю двух драчунов.

В дверь квартиры кто-то громко постучал. Джек открыл. Перед ним стоял незнакомый ему американец. Он был в ярости.

— Чем, черт возьми, вы тут занимаетесь?

— Да просто развлекаемся в честь победы.

— Немедленно прекратите бросать что-либо вниз! Доведете людей черт знает до чего.

— Да бросьте, — сказал Джек. — Это же всего-навсего сигареты.

— Сейчас же прекратить!

— Это приказ?

Мужчина нахмурился.

— Это просьба. Просьба посла Гарримана.

— Ого! — откликнулся Джек.

Он попросил Зою не бросать больше сигарет и показал знаками толпе, что их больше нет. Зоя послала еще несколько воздушных поцелуев, и толпа отхлынула от окна. Джек выключил свет, чтобы люди внизу подумали, что они ушли.

Они сидели на диване, глядя на светящиеся в ночном небе огни фейерверков. Зоя отдыхала в его объятиях.

— Устала? — спросил он.

— Немножко, — прошептала она. — Но какая НОЧЬ!

— Мы навсегда запомним ее, — сказал он и поцеловал ее.

— Надеюсь, вместе, — откликнулась она.

— Вместе, — кивнул Джек.

Она заснула в его объятиях, положив голову ему на плечо. Прислушиваясь к ее спокойному, ровному дыханию, он чувствовал себя счастливым. Вот это и есть любовь, сказал он себе. Просто чувствовать радость, прислушиваясь к тихому дыханию человека, который для тебя — весь мир. Так просто. Так естественно.

Она пошевелилась во сне. Он коснулся губами ее лба.

Когда она проснулась, они решили пешком отправиться к ней домой. Это проще, чем ехать туда на машине.

По улице Горького, тяжело громыхая гусеницами, двигались, словно огромные неуклюжие слоны, танки, готовившиеся к предстоящему на следующий день параду на Красной площади. Колонна растянулась так далеко, что конца ее не было видно.

Войдя в квартиру, Джек закрыл окно, но шум от колонны танков по-прежнему проникал в комнату. Они перешли в ее крохотную спальню и стали раздеваться.

В постели Джек нежно обнял ее.

— Моя жена, — прошептал он.

Она улыбнулась в темноте.

— Сегодня я понесу ребенка, — сказала она.

— Откуда ты знаешь? — рассмеялся он.

— Знаю.

— Тогда самое правильное, — сказал он, — назвать нашего ребенка в честь славной победы. Если это будет мальчик, давай назовем его Виктором. А если девочка - Викторией.