Волчья стая

Александр В. Маркьянов

Волчья стая

Всем участникам первой чеченской, проданным и преданным я посвящаю этот рассказ.

«И ты познаешь правду, и правда сделает тебя свободным». Такой девиз начертан на здании в Лэнгли — основного комплекса зданий Центрального разведывательного управления США. На полу холла цветной плиткой выложен американский герб и каждый, кто заходит в здание ЦРУ, наступает на герб ногами. Да и поисками правды здесь не занимались уже давно — все время уходило на фабрикацию лжи. Лжи было уже столько, что часто сами оперативники ЦРУ запутывались в ней. Но собравшимся в комнате для особых совещаний было не до лжи — в который раз они пытались установить правду. Сама комната находилась рядом с приемной директора ЦРУ, два раза в день проверялась на наличие подслушивающих устройств, кроме того, там работал мощный генератор помех. При долгих совещаниях этот генератор помех вызывал головную боль, не проходившую потом несколько суток. Собравшиеся там сегодня люди сидели в комнате уже третий час, но правда так и не желала им открываться.

— Я выслушал всех вас, но так и не понял причину срыва операции «Медведь». Вы хоть понимаете, что полностью уничтожена оперативная сеть в важнейшем для нас регионе, что погиб агент, на продвижение которого у русских мы потратили одиннадцать лет. Что я должен говорить на заседании комитета по разведке Конгресса — что мы в который раз по уши в дерьме??? — адмирал Фрэнк Мюллер, директор ЦРУ. Несмотря на то, что он не был кадровым разведчиком, собравшиеся за этим столом уважали его — хотя бы за умение виртуозно лгать перед Конгрессом, изображая своих подчиненных всезнающими и всевидящими и выкручивая дополнительное финансирование…

— Сэр, информация очень обрывочна, поскольку все участники Шуры погибли, погиб и наш агент… — заместитель директора по разведке Томас Крэнстон. Кадровый разведчик, бывший резидент ЦРУ в Риме и Москве.

— Какой еще, вашу мать, Шуры?! Выражайтесь яснее, Том!

— Простите, сэр. Шура — что-то типа конгресса чеченского народа. Они собрались для того, чтобы выбрать нового президента после гибели «Летчика».

— Ну вы и сравнили, Том. Наш конгресс со сборищем немытых пастухов… Не вздумайте это где-нибудь в другом месте повторить. Продолжайте!

— Да, сэр. По данным АНБ, которое представляет присутствующий здесь доктор Корнер, позавчера, примерно в 8 часов по Гринвичу в селе Алхан-юрт, где проходила шура произошел взрыв огромной мощности. Судя по спутниковым снимкам взрыв наземный, не менее тридцати тонн в тротиловом эквиваленте. Сначала мы даже подумали, что сработал малогабаритный ядерный фугас, но дистанционное исследование местности не показывает повышения уровня радиации. В районе двух километров от эпицентра взрыва выжить было невозможно, практически все полевые командиры Ичкерии и некоторые друзья с Ближнего Востока погибли. Погибли и некоторые московские чиновники и бизнесмены, в том числе лидер московской общины чеченцев Магомедов, прибывший на Шуру. Мы с большим трудом сориентировали русских на переговоры — но сейчас вести переговоры попросту не с кем.

— Кто несет ответственность за взрыв? Почему наши московские друзья ни о чем не предупредили? Куда смотрит московская резидентура, может Вас опять туда послать резидентом, Том?!

— Извините сэр. Наши московские друзья были ориентированы на заключение мирного договора и признание независимости Ичкерии. Никто не знает, кто осуществил эту акцию.

— И вы не знаете. Поздравляю всех собравшихся, многолетняя операция разрушена в одно мгновение и мы по уши в дерьме! Никто не хочет поехать со мной в Конгресс и объяснить, куда расходуются деньги налогоплательщиков, и почему нет результата?

Он знал, что плакать нельзя. Тем более перед подчиненными. Но никогда ему не было так плохо как сейчас. Он, лично он, полковник Попов допустил ошибку. И теперь тридцать пацанов, элита армии, спецназ, лежат сейчас в морге. И погибли они не в бою — взорвался заминированный дом, в котором они устроили пункт временной дислокации. Более тридцати его бойцов навсегда остались в Грозном, в этом аду. А он обещал себе, их матерям, что приведет их назад. И не сдержал обещания…

— Палыч, не надо. Весь дом проверили, собачку запускали, и ничего. Весь дом от чердака и до подвала обшарили. Кто же мог знать, что в самой конструкции дома взрывчатка заложена? Не вини себя. — начальник штаба майор Круглов. Правильные слова говорит. Правильные, да неправильные. Какие тут могут быть правильные слова?

— Отстань, Витя. Не до тебя. Шел бы делом занялся, личный состав загрузил.

— Палыч. Не глупи! Нам еще воевать и воевать.

— Иди Витя. Это приказ.

Майор Круглов с обиженно-надутым видом повернулся и четко шагая вышел из КУНГа. А Павел Павлович Попов, командир батальона разведки сорок пятого полка ВДВ остался в КУНГе наедине с недопитой бутылкой дрянного дагестанского коньяка и дурными мыслями. Рука сама потянулась к пистолету. Но как только ладонь привычно обхватила рукоятку, от пистолета словно током ударило, полковник вспомнил родное рязанское воздушно-десантное, потом ЗГВ и своего первого командира, старшего лейтенанта Заточного. Вспомнил, и словно мокрая губка прошлась по мозгу, стирая накипь дурного пойла. Он понял, что он должен сделать. Глаза полковника сузились — и он тихо сказал: «Еще посмотрим…».

А затем взял недопитую бутылку и аккуратно вылил ее…

Давно были времена, когда трасса «Кавказ» была опасна только тем, что превысив скорость можно было запросто свернуть себе шею на крутом повороте. Еще до войны. Сейчас это меньшая из опасностей. Гораздо больше опасность получить пулю. Например, из этой крепости, которую кто то в шутку назвал блокпостом. Хотя здоровенное, двухэтажное строение из бетонных блоков, ощетинившееся пулеметными стволами, опоясанное минным полем, колючкой и МЗП, вмещающее в себя роту солдат больше заслуживает титула «крепость». Крепость времен покорения Кавказа, крепость конца 20 века.

Перед крепостью стоит знак STOP и надпись аршинными буквами «По команде СТОП заглуши двигатель, открой багажник, предъяви документы. При невыполнении — СТРЕЛЯЮ.»

Аслан Ходжаев так и сделал. Заглушил двигатель своей старой Нивы, открыл багажник, предъявил бойцу стоящему на пропуске паспорт с временной регистрацией (который ему несколько дней назад сделал служивший в милиции дальний родственник за пятьсот фальшивых долларов) и стодолларовой купюрой внутри. Да то ли боец попался новенький, то ли лицо Аслана ему не понравилось — но факт остается фактом — через пять минут Аслан уже сидел в наручниках в помещении блокпоста.

Хлопнула раздолбанная дверь, в помещение зашел гяур лет сорока в камуфляже, с пистолетом Стечкина в кожаной кобуре на боку. Мужик сел за стол и усталым взглядом оглядел пристегнутого к стулу Аслана.

— Рассказывай. Фамилия, имя, отчество, как зовут твоего эмира, как называется отряд, сколько человек, где базируется. Будешь молчать — я тебя бить не стану, нахрен ты мне нужен, руки марать. Отправлю в Чернокозово, там сгниешь.

— Ходжаев Аслан Исаевич, ни в каких отрядах не состою, вообще я работаю…

— Ну да, конечно… Работник ножа и топора, романтик большой дороги… Где фальшивый паспорт взял, работник?

Аслан молчал, понимая что вляпался в глухую. Мужик тоже понял, что клиент ушел в глухую несознанку, ничего с него уже не вытянешь. Поэтому он просто встал и вышел из кабинета. А Аслан уже через двенадцать часов был в Чернокозово…