Страница 99 из 111
— Вон какие полновесные «короны». Мертвяковские деньги, а?
— Ничего не мертвяковские, — жалобно сказала Рата. — Частью со «Скакуна» остались, частью с севера. Жо одолжил. Ты не ругайся, мы с Лот-Той ему вернем.
— Вернете… хм. А то я не знаю, что ты за Жозефа вознамерилась замуж выскочить. Смотри, хоть не позорь мое воспитание. Он на тебя нежно поглядывает — может, и вправду благородной дамой станешь. Хотя парень и на твою подружку благосклонно поглядывает. Ох, пусть меня его мама простит, все парни одинаковые. Жо еще ничего. Очень за тебя, бестолковую, беспокоился. Метались они здесь, все тебя разыскивали. Не то, что некоторые.
— Син, он к тебе знаешь, как рвался, — поспешно сказала Рата, наконец, сообразившая, в чем дело. — Из-за нас задержались. Ты нас прости. Ныр совершенно не виноват.
— Я его и не виню. Его дело моряцкое. Когда успеет, когда нет. Только мне-то, что теперь делать?
— Так все пережить можно, — неуверенно сказала Рата. — Заживет. Вот у меня бок почти зажил.
— Ты насчет этого? — хозяйка потрогала скулу — огромный синяк, уже ставший желтым, под слоем пудры едва угадывался. — Да ну, дерьмо пустяшное. Что я, из дамочек благородных? Тьфу! Стану я из-за ерундовины плакаться. Вообще-то, и говорить тебе не стоило, да только больше некому. Ты, Рататоск, все-таки не чужая. Невмоготу в себе все дерьмо таскать. С мачехой говорить толку нет — она, похоже, только рада, хотя и ругается.
— Я понимаю.
— Ничего ты не понимаешь! По глазам видно. Дитя еще, хоть и в «Померанце» знакомство завела. Мы в заложниках двенадцать дней просидели. А что у нас семь дней назад было?
— Что?
— Полнолуние, соплюшка ты бродячая. Думаешь, нас на «допросы» в те дни таскать перестали? И не только о серебре спрятанном нас спрашивали. По правде говоря, о серебре они как-то и позабыли. Скоты ненасытные, чтоб им…
— В тяжести ты, да? — пролепетала Рата.
Син замысловато выругалась. Оказывается, тоже много словечек хозяйка знает.
— Да по самые уши в этой самой тяжести. Обе. Мачеху нашу тоже вниманием не обделили. И что мы детям, когда вырастут, скажем? Что у них папаш штук десять, не меньше?
— Так то еще когда объяснять придется, — прошептала Рата. — Что-нибудь придумается.
— Придумается?! А чем я весь выводок кормить буду? Мы ведь, считай, в одни дни рожать вздумаем. Тут и похлебку некому сварить будет. На Бома, что ли, надеяться?
— Мы к тому времени обязательно здесь будем, — решительно заверила Рата. — Да разве вы без присмотра останетесь? Уж по этому поводу волноваться нечего.
— У, какая резвая. Тебе-то понять трудно. Разве я о таком первенце мечтала?
— Понять я вполне могу.
Син посмотрела из-под растрепанной челки:
— Никак, тоже сподобилась?
— Так я вдова. Что особенно переживать? И потом, повезло — до полнолуния времени оставалось навалом.
— Все равно мерзко, верно?
— И не говори. Только я это… — Рата чиркнула пальцем по горлу, — расплатилась сполна.
— Вот это правильно, — Син вздохнула. — Я бы тоже…. Да где их сейчас найдешь, орков проклятых? Должно быть, частью уже и побили их мертвяки. Ладно, переживу как-нибудь. Только как мне с этим дураком быть? Как сказать?
В дверь поскреблись.
— Вот демонова жизнь, и поговорить спокойно не дают, — проворчала Син. — Кто там еще?
Просунулась светлая голова Лот-Ты:
— Извинения выношу. Я одну фразу говаривать хотела. Можно?
— Ну, говаривай, — мрачно согласилась хозяйка.
Лот-Та вошла и осторожно притворила дверь.
— Я про бремя уразумела.
— Подслушивала, что ли? — без особого удивления спросила Син. — Между прочим, неприлично.
— Я не «под». Просто услыхивала. Я когда Рататоск с кем-то молвит, хорошо услыхиваю.
— Так вы, что, обе теперь ведьмы? — с подозрением осведомилась Син. — Я думала, только Рате подфартило с мертвяками знаться.
— Так ты знаешь? — жалобно спросила Рата.
— Так наболтал уже, чудо перепончатое. Только я никому не говорить обещала. Не волнуйтесь.
— Мы без волнования, — заверила Лот-Та.
Рата машинально уступила сестрице половину табурета. Лот-Та присела рядом, обняла, теплая и надежная. Рата вдруг сообразила, что со стороны это, должно быть, выглядит очень странно. Понимание, почти не требующее слов, возникло уже давно и стало привычным. Пожалуй, и сама Рата могла бы почти дословно пересказать, о чем и с кем сестрица говорит в соседней комнате. А может быть, и не только в соседней. Чудно.
— Ныр вполне знающий, — без предисловий выложила Лот-Та.
— Откуда?! — Син с совсем девчоночьим волнением вцепилась в подол юбки.
Лот-Та пожала плечами:
— Догадался. Перепоночный — он умнющий.
— Да нет, быть не может. Мы с ним вот только-только разговаривали, он и бровью не повел. Нет, узнал бы, давно на ваш проклятый «Квадро» смылся, — прошептала Син.
— Он меня о тяжелости расспрашивал только что. Вероятность есть — желал, чтобы я тебе намек показала. Вам разговаривать прямолинейно потребность есть. Позвать?
— Сейчас?! — Син в ужасе закрыла ладонями лицо.
— Зачем еще тянуть? — сочувственно сказала Рата. — Поговорите. Боги видят, Ныр хороший парень. Что не решите, все на пользу будет.
Ныр действительно слонялся по двору, собирал в потемках разбросанные головешки. Рата сказала, что его хочет видеть хозяйка, и фуа молча отправился в дом. Похоже, разговора он страшился не меньше, чем Син.
Девушки сели под покосившийся навес. В садике уже стрекотали первые цикады. Весна входила в Глор.
— Не пойму, зачем он тебя расспрашивать начал? — сказала Рата, осторожно ощупывая ноющий бок. — Насчет тяжести и детишек ты еще поменьше Жо знаешь. У вас на Клыке с семейной наукой совсем паршиво было.
— Я весьма обучавшаяся, — заметила Лот-Та, обнюхивая начавший зеленеть листочек вьюнка. — Потом, разговор о тяжелости я легко наметила. Ныр охотно разговор поддерживающий был. Он и правда, догадывающийся. Мило поболтались.
— Правильно — поболтали. Значит, это мы их подпихнули? А ты, Чучело, жутко хитрая стала.
— Не жутко. На свою проблемность ума не хватает. Но дурно таким знатным некроманткам только с неупокоенными свой мозг напрягать. Так?
— Внесомненности. Это ты очень правильно сделала. Неопределенность — жутко неприятная вещь.
— Так оно. Бок заживляй, и определенность устраиваем. Милорд Жозеф Несравненный на нас облизывается, но лизануть боится. Немыслимое издевательство. До каких?! Если так протягиваться будет, я в «Померанец» пойду. Подзарабатывать. Понимаешь?
— Фирштейн-вирштейн. Только я против. Тебе там понравится, а что я буду делать? Меня там разве что в утреннюю прислугу наймут. С похмелья клиентам все равно кого валять. Нет, бордель — это не наш путь.
— А куда наш путь правит? Без секса нам, вдовам, нет возможности. Жо располовинивать? Мы с тобой сами блудствовать запретились.
Рата промолчала. Насчет «блудствовать» решение было, конечно, правильным. Только устоять будет трудно. Это еще хорошо, что пока дырка в боку ноет.
Молча смотрели на звезды, потом Лот-Та взяла исцарапанную ладошку сестрицы:
— Про «Померанец» я приврала. Не хочу чужих. Прости, я в Жо очень глубинно влюбленная.
— Я знаю. Лучше его нам никого не найти, верно? Давай, я тебя за него замуж выдам. Ты ему отлично подходишь. И ростом, и вообще…
— Неверно. Ты ростом почти со мной сравнившаяся. И он тебя любит. Я вижу.
— Я тоже вижу, как он на тебя смотрит. Похоже, наш любезный милорд пополам разорваться вознамерился.
— Убийственная ситуация, — вздохнула Лот-Та. — И в никакой пентаграмме помощи не изыщется. Пойдем, Дитя, тебе отдыхаться нужно. Бок заживет, мы возлюбимого по-честному поделим. Тебе — верх, мне — низ.
Рата хихикнула:
— Ишь какая хитрая. Я теперь от низа тоже, пожалуй, не откажусь. Сама виновата, — нечего было меня расшевеливать.