Страница 8 из 98
Ла Марка, тощий отпрыск мелкого мафиози из Неаполя, с темной кожей и не внушающей доверия физиономией, имел мерзкую привычку никогда не смотреть собеседнику прямо в глаза, но зато быстро соображал и был довольно изворотлив и хитер, а это могло оказаться полезным, если что-то пойдет не так. Гуэрино, не слишком сообразительный крестьянский сынок из Абруццо, — мощный малый и достаточно крутой, чтобы всех держать в узде. Сандро Виньола, болезненный на вид парнишка из Болоньи, невысокий, типичный ботан в очках с толстыми стеклами, так отлично знал латынь, что мог свободно беседовать с Изабеллой Амато, некрасивой умной толстушкой. Ее Виньола обожал до такой степени, что вспыхивал всякий раз, когда она с ним заговаривала, но никак не осмеливался назначить свидание. Рауль Белуччи, вечно от чего-нибудь в ужасе, имел отца-адвоката, недавно отвоевавшего себе место в сенате. Такой папаша всегда придет на помощь сыночку, если влияния Ла Марка окажется недостаточно. А Дино Абати вошел в состав группы, чтобы сохранить им всем жизнь, — классный диггер, «пещерник», как их еще называли, тренированный, знающий, ростом пониже Гуэрино, но также сбит очень крепко.
Абати всегда был немногословен. Торкья подозревал, что он вообще не верит в то, чем они занимаются, а всего лишь пользуется возможностью расширить познания, проникнуть еще в какую-нибудь тайну в огромных и неизведанных пространствах подземного Рима. Но в этом таинственном и странном мире диггер ориентировался лучше любого из них. Это Абати вел группу, что нашла люк в подземном отмостке недалеко от рынка Траяна, который вел в подземелье, где располагались укромное помещение и могила, отнесенная специалистами ко II веку, богато украшенная фресками и надписями. Для него лучший отдых в выходные представлял собой многочасовое блуждание в непромокаемом костюме, по пояс в воде и даже кое в чем похуже по всей Большой клоаке — древней канализационной системе, которая по-прежнему пронизывала подземелья города, проходила под Форумом и выходила в Тибр. Торкья и сам прошел по ней однажды и обнаружил, что она, как и прежде, продолжает принимать всякую дрянь из всех известных и неизвестных канализационных труб и тут же швыряет в лицо любому, кто осмелится сунуть нос в ее тайны.
Но самое главное, основная причина, из-за которой Лудо привлек Дино к участию в этой затее, заключалась в том, что Абати хорошо знал эти пещеры и катакомбы, отлично умел обращаться с веревками и фонарями, узлами и лебедками, а также умел выбираться из чрезвычайных ситуаций: когда у кого-то сломана нога, когда тебе грозит внезапное наводнение, когда рушатся стены или потолок подземного коридора.
Профессор же по какой-то причине — Торкья полагал, что из ревности, поскольку Абати явно собирался стать профессиональным археологом — не допустил того к участию в последнем этапе раскопок. Организатор подземной экспедиции и сам лишь случайно узнал о его открытии, подслушав беседу Браманте с американской аспиранткой Джудит Тернхаус — они вполголоса обсуждали это событие в коридоре после окончания лекций. После этого студент выкрал из административного отдела ключи, сделал со всех копии, испробовал на деле, убедился, что они открывают все, что нужно. Оставалась малость — проникнуть в лабиринты катакомб, в глубине которых перед этим побывал Джорджио Браманте в сопровождении Тернхаус и маленькой группы особо доверенных лиц с факультета. Сохранить все в тайне было нетрудно. С поверхности ничего не видно, исключая железные ворота, какими оборудованы входы почти во все римские подземелья — прежде всего из соображений безопасности, чтобы не допускать туда детей, вандалов и любителей выпить в экзотическом месте. На поверхности земли не было ничего, что хоть намеком указывало бы на то, что лежит в проходах, вырубленных в мягком камне под красноватой римской почвой всего в нескольких шагах от археологического факультета. Рядом находились церковь Санта-Сабина и небольшой парк, привлекательный для парочек, стариков и собак. Местные жители — к большому неудовольствию Торкьи — именовали его «Апельсиновый сад».
А по-настоящему, как было хорошо известно и студенту, и Браманте, он назывался парк Савелло — в честь старинной римской улицы Кливо ди Рокко Савелла, что в современном облике тянется вниз, к Тибру. Все та же узкая, мощенная камнем улочка, вырубленная в скале, ныне загаженная мусором — останками давно сгоревшего мотороллера «ламбретта», использованными шприцами и презервативами.
Когда-то на вершине холма располагался гарнизон и манипулы легионеров маршировали вниз по улице, первой мощеной улице Рима, отправляясь на защиту империи или на новые завоевания — как решали их начальники и хозяева. А внизу, под казармами, они вырыли и оставили потомкам некое магическое наследие. Касательно его точной датировки Торкья пребывал в сомнениях. Митраизм пришел в Рим из Персии в первом веке от Рождества Христова и стал очень популярен среди простых солдат. Чуть меньше двух тысяч лет назад легионеры, видимо, и начали тайно копать ход под своими казармами, вырубая там лабиринт с единственной целью: приблизиться к своему богу, а затем с помощью испытаний и церемоний связать всех последователей прочными, неразрывными узами в единый послушный иерархический организм, в котором они будут состоять до самой своей смерти.
Раньше Лудо не понимал этого до конца. Но когда выкрал ключи и с растущим удивлением открыл для себя то, что находилось в лабиринте проходов и пещер, начал наконец осознавать — как теперь могут осознать и остальные. В последней пещере, целом зале, самом святом и священном месте, его ожидало откровение — оскверненное, растоптанное какой-то злобной, варварской, всепобеждающей силой, — от которого он застыл, потеряв способность дышать, шатаясь и с трудом удерживаясь на ногах.
Тут его мысли остановились. Проход был таким низким, что им приходилось сгибаться в три погибели; экспедиционеры толкали один другого, но приближались к нужному месту. Торкья жалел, что не сумел раздобыть карту подземелий — Браманте наверняка начертил такую. Видимо, почти добрались до места. Они уже миновали несколько помещений — туда он свою группу не пустил. Времени на это не было. Нужно сосредоточиться на главном.
И тут, без какого-либо видимого повода, Тони Ла Марка вдруг завизжал. Вопль получился без преувеличения девчачий. Сын мафиози вопил фальцетом, и эти вопли, эхом отражаясь от пола, стен и потолка коридора, метались по подземелью словно каучуковый мяч.
— В чем дело? — рявкнул Торкья, поняв, что Ла Марка сейчас бросится на него.
И осветил этого идиота фонарем с головы до ног. А тот стоял, словно окаменев и прилипнув к грубо отесанной стене, и в ужасе смотрел на собственную правую ладонь, которую только что отнял от камня. Явно во что-то вляпался, во что-то живое. Сантиметров пятнадцати в длину, толщиной с палец и примерно такого же цвета. Под взглядами оно шевельнулось, изогнулось и дернулось, оторвав гладкое тело от ладони, словно испытывало отвращение от контакта, ничуть не меньшее, чем Ла Марка.
Дино посветил фонарем и пригляделся.
— Плоский червь, — объявил он. — Их тут полно. Хотя, — Абати нагнулся ниже, — я никогда ничего подобного не видел.
— Ну так пользуйся случаем, — буркнул Тони, рывком сбросил червя на пол и принялся размазывать кедом по камню, пока тот не превратился в мокрое пятно.
— Ой, Боже мой! — саркастически воскликнул диггер, когда Ла Марка покончил с этим. — Ты ж червячка раздавил! Какой ужас!
— К черту все это! — заорал взбешенный студент. — С меня довольно! Все, я пошел назад.
— Даже для такого остолопа, как ты, — холодно заметил Абати, — уход представляется чрезвычайно глупым решением, особенно в данных обстоятельствах. Вспомни-ка уроки геологии. Вокруг — сплошной туф. Ценный строительный камень. Эти коридоры — искусственные, их проложила не вода или что-то другое. Их вырубили. Здесь, видимо, когда-то был карьер. Иди… — Тут он сбился с уверенного тона. — Может, конечно, и что-то другое, я не знаю…