Добавить в цитаты Настройки чтения

Страница 48 из 73

— Вот как! — Де Сегюр устремил взгляд на генерала.

— Да, месье. В заговор были вовлечены Палабретти, Крошка, лейтенант Ржевусский и, вероятно, кто-то еще из его офицеров. Два или три шпиона, оставленные русскими в городе, им помогали. Очень может быть, что одна из них — цыганка Настази, говорящая по-французски.

— Но Крошка и эта цыганка уже задержаны? — спросил Коленкур.

— Да, они в соседней комнате под охраной гвардейцев. Я думаю, что они нуждаются в очной ставке с человеком… которого мы сейчас называем императором.

— Значит, сир… — побледнел де Сегюр.

— Не торопитесь с выводами.

— Надо сначала осведомиться у врача, в каком состоянии пребывает… — Лористон несколько запнулся, — предполагаемый император.

Врач оказался легок на помине и уже входил в комнату.

— Он в сознании, — доложил медик. — Спросил, отчего пахнет дымом. Я сказал, что за ночь пожары очень усилились…

— Какова была его реакция? — спросил де Сегюр.

— Он сказал: «Должно быть, наши солдаты были неосторожны…»

— Он не называл себя Палабретти?

— Нет. Настроение у него скорее бодрое, чем подавленное. Простуда почти прошла.

— Благодарю вас, сударь, вы свободны. Впрочем, желательно, чтобы вы побыли достаточно близко от его величества.

Врач поклонился и вышел.

Лористон прошелся от стола на середину комнаты, повернулся кругом, бряцнув шпорой.

— Ну, я полагаю, что пора вызвать мадемуазель Пьеррон. Цыганку пока оставим в покое.

Гвардейцы ввели бледную и перепуганную Крошку. Так близко столь высоких особ она еще не видела.

— Прошу вас сесть, мадемуазель Пьеррон, — сухо пригласил Себастиани.

Крошка присела на краешек стула.

— Вы имеете маркитантский патент, мадемуазель?

— Да. Вы можете справиться у командира полубригады или у бригадного генерала.

— Это успеется. Алессандро Палабретти также?

— Да, месье. У него все в порядке.

— По докладу из нижестоящих штабов вы были задержаны вместе с цыганкой за хождение по городу в ночное время, не зная пароля. Что вы делали на улице?

— Мой генерал, я готова рассказать все! — воскликнула Крошка. — Клянусь, что ничего, кроме правды, вы от меня не услышите!

— Именно этого мы от вас и ждем.

— Да, но для этого мне нужно очень много времени.

— Мы будем терпеливы до определенного предела.

— Я начну с самого начала. Позавчера днем мы с Палабретти заехали с фурой во двор дома, куда потом приехали польские уланы.

— Зачем, простите? — испытующе прищурился Себастиани. — Вы собирались мародерствовать?

— Дом был уже ограблен, — оскорбленно сказала Крошка. — У нас просто сломалась оглобля, и Сандро, то есть месье Палабретти, решил поискать какую-нибудь доску или шест, чтобы вытесать новую. Мы уже вышли во двор, когда явились польские уланы во главе с Ржевусским и заявили, что им этот дом указан для постоя. Когда мы с мужем… то есть, конечно, с месье Палабретти, пошли показывать лейтенанту дом…

Тут Крошка действительно выложила все. Не упирая на то, в какой момент Надежда напала на них и застала врасплох, она тем не менее рассказала и о перестрелке в доме, и о появлении Клеща, и о наличии подземных ходов — словом, раскрыла все карты, какие могла. Особо долго она рассказывала о колдунье Марфе и о том, как та управляет Настей на расстоянии, о том, как Марфа вернула Надежде ребенка и, отобрав молоко у Насти, передала его Надежде.

— Да она нас дурачит, — шепнул Коленкур на ухо Лористону. — У этой девицы буйная фантазия.

— Итак, мадемуазель, — резюмировал Себастиани. — Маркитанта Палабретти вы не видели с позавчерашнего вечера, не так ли? Он пропал бесследно. Я правильно вас понял?





— Да, мой генерал.

— Вы были его любовницей?

— Ну кто же задает такие вопросы даме? — Крошка пыталась изобразить возмущение, но Себастиани это не смутило.

— Меня не интересуют романтические подробности. Я хочу знать, видели вы его голым или нет? Могли бы в случае чего опознать его тело?

— Боже, он убит?! — взвизгнула Крошка.

— Это пока неизвестно. У нас есть некто, выдающий себя за Палабретти. Подойдите вон к той двери и посмотрите в щелку. Но не открывайте дверь настежь.

Крошка подошла к щелке и заглянула. После первого же взгляда она ахнула и отшатнулась.

— Господи… — пробормотала она. — Но это же император!

— Значит, вы убеждены, что это не Палабретти?

— Вы что, хотите сказать, что его величество выдает себя за Палабретти? Свихнуться можно! — Глаза Крошки округлились.

— Но какие-то черты лица напоминают вам Палабретти?

— Да никаких… Может быть, лоб, нос чуть-чуть. Но где борода? У Палабретти была огромная борода. Она начиналась прямо от ушей, перекатывалась через подбородок и через шею соединялась с шерстью на груди. Далее вся эта растительность тянулась, пардон, до щиколоток.

— Вы никогда не видели Палабретти бритым?

— Никогда… — помотала головой Крошка.

— Итак, она его узнать не хочет, — констатировал Себастиани. — Или не может все-таки?

— И не сможет, если показывать его через замочную скважину, — усмехнулся Лористон. — Но очень может быть, что он ее узнает…

Он взял, хоть и элегантно, но очень решительно, Крошку под ручку и ввел в спальню императора. Следом за ним вошли все остальные.

Палабретти широко открыл глаза и побледнел как смерть…

…Когда прошлой ночью внезапно грохнуло и гора камней посыпалась в шахту, он подумал, что все кончено. За какие-то секунды груда кирпичей, досок и других обломков завалила отверстие трубы, через которую он проник было к этой вонючей пропасти. Правда, новая опасность вывела его из апатии, и он с какими-то запредельными силами начал расчищать заваленную трубу, сумел выползти из дыры на кучу кирпича, но тут, видимо, под его тяжестью, кирпичи глубоко просели в дерьмо, захлюпала вода, с боков на Палабретти навалились другие кирпичи, и он потерял сознание… Потом появились гвардейцы; они откопали его, подняли на веревке наверх. Полубезумный, он не помнил, что говорил, кажется, ничего не понимая, видел вокруг себя генералов, клялся в чем-то, убеждал, что ни в чем не виновен… Потом его напоили коньяком, дали какие-то порошки… Когда он проснулся утром, то почувствовал себя совсем свежим и здоровым, с аппетитом съел завтрак, даже не удивляясь, что его называют сиром, что рядом с ним возвышается огромный мамелюк Рустан, что за ним ухаживает лейб-медик Наполеона. Что-то сдвинулось в его мозгах, и на какое-то время Сандро вдруг поверил, что никогда не был маркитантом и свое имя придумал в бреду.

«Господи! — даже с восторгом подумал он. — Я всегда был императором! Мое имя — Наполеон Бонапарт, я повелитель Европы!»

И тут, когда он уже всерьез поверил в это, в комнату вошли Лористон под руку с Крошкой, а следом — Коленкур, Себастиани и де Сегюр.

— Боже мой! Я погиб! — вскричал он и рухнул на колени в одном белье.

— Вы — Палабретти? — жестко произнес Лористон.

Сандро только молча закивал головой. Крошка воскликнула:

— Боже мой! Ты жив, ты жив, мой драгоценный! Да, я узнаю его! Я узнаю его, мой генерал! Вот, — тут она расстегнула ворот рубахи лжеимператора и показала маленький шрам у ключицы. — Вот, это примета, которую не спутаешь!

— Отлично, мадемуазель, — сказал Лористон. — Проводите ее, Себастиани, и оставьте под конвоем. Пусть приведут цыганку. Рустан! За жизнь этого человека ты отвечаешь головой!

— Да, начальник! — Гигант-армянин положил руку на грудь.

Оставив ошарашенного Палабретти в спальне под охраной мамелюка, генералы вновь перешли в канцелярию.

— Ваше имя, мадемуазель? — спросил Себастиани, когда гвардейцы, конвоировавшие Настю, вышли.

— Настази, — объявила Настя, — Настази, генерал-диамант.

— Чем вы занимаетесь?

— Кочую, гадаю, судьбу узнаю, — Настя подарила всем генералам ослепительную улыбку. — Позолотите ручку, все узнаете!

По-французски у нее выходило недурно, во всяком случае, понять ее французы могли.