Страница 3 из 73
Но ведь Люба тоже трогала этого мужика. И даже вроде бы ухо к груди прикладывала. Правда, этого Сергеич не видел. А на руках у нее перчатки резиновые. Она их теперь все время надевает, после того как чесотку с одного бомжа прихватила.
Сергеич припомнил: Шнобель сказал, что ныне покойный намазал кремом грудь, живот и спину. Старшина брал покойного только за руку, когда приподнимал, чтоб поглядеть, нет ли какой раны на спине.
Послышалось пиликанье сирен, и на пятачок, откуда уже задолго до этого исчез джип «Рэнглер», одна за одной вкатились несколько машин с мигалками. И это были не только оперативники из родного райотдела. Мама родная! Город приперся! Область! Санэпиднадзор! Экологическая прокуратура! ФСБ! А это, похоже, областная администрация… Да, вот это подстраховались! Эфир, конечно, вещь хорошая, но уж больно широковещательная. Навряд ли райотдел успел так быстро проинформировать всех. Не иначе комитетчики по привычке чужие частоты прочесывают… И не только они. Вон, е-мое, желтый «мини-вэн» областной ГТРК прикатил, уже кассеты заряжают! На всю область шухер.
От заполнивших площадку машин отделился какой-то плечистый дядя в штатском и произнес в матюгальник:
— Граждане отдыхающие! По распоряжению мэра города, в связи с неблагоприятной санитарно-эпидемиологической обстановкой, пляж временно закрывается. При выходе с пляжа просьба соблюдать порядок и организованность! Лиц, ощущающих какие бы то ни было болезненные симптомы, просьба обратиться в медпункт пляжа!
Группа людей, кто в форме, кто в штатском, приблизилась к Сергеичу.
— Ну что, Муравьев? — кисло поприветствовал подчиненного подполковник Тягунов, начальник райотдела. — Хороший шухер навел?! Видал, сколько наехало?
— Кто ж его знал… Я вообще думал, что это солнечный удар. Ну а потом выяснилось, что он уже того…
— Что уже известно?
— Есть подозрение, что яд какой-то. На нервы действует.
— Э, пресса! — заорал на телевизионщиков омоновский майор. — Ну-ка, назад!
— Ребята! — вдруг заорал один из телеоператоров. — Это же Андрей Рыжиков! Из «Областного телеграфа»!
— Молодой человек! — гаркнул Тягунов. — Да-да, вы! Давайте сюда. Один и без камеры! А вы куда, остальные? ОМОН, вам за что деньги платят?!
Телевизионщик оставил помощнику свой репортерский комплекс — дорогая штука, если расшибут, жалко будет! — и спустился к подполковнику.
— Вы утверждаете, что знали погибшего? Он журналист?
— Да, это наш коллега, — кивнул телеоператор, — только он газетчик. Когда-то вместе делали эфирные выпуски «Телеграфа» на облтэвэ.
— Говорите, его зовут Рыжиков Андрей? — Из-за спины Тягунова появился человек в штатском. — Отчество помните?
— Да. Андрей Михайлович, кажется. Между прочим, по-моему, наверху его машина осталась. «Фольксваген-Гольф»…
— Ключ от машины у него в шортах, — позволил себе вклиниться Муравьев. — Документов не было…
Подкатила труповозка, вылезли мужики в синих халатах с двумя парами носилок. Уложили сперва Рыжикова, потом Володю, затарили в свою «уазку-буханку». Потом покатили в морг. Опера в это время рассовывали по полиэтиленовым пакетам одежду, полотенце, кроссовки с носками. Голыми руками не брали, все в резиновых перчатках делали. И тут старшина приметил, что чего-то не хватает…
— Э! — окликнул он парня, который укладывал в пакет кроссовки и носки. — А где тюбик?
— Какой тюбик? — удивился тот.
— Да в кроссовке, под носком лежал! Крем для загара!
— Не было там никакого тюбика! Очки лежали, вот они…
— Е-мое! — вырвалось у старшины. — Да это ж самое главное! Я кому про этот тюбик говорил?
— Мне говорил, мне! Успокойся, Сергеич! — сказал старший группы. — Все нормально, никуда у нас ничего не пропадает…
И показал Муравьеву пакет, в котором лежал тюбик с иностранной надписью. Только вот риски, нанесенной слесарной чертилкой или гвоздем, у него на крышке не было…
— Что за ерунда? — вырвалось у Муравьева. — Это не тот!
У БАБУШКИ В ДЕРЕВНЕ
Все эти страсти творились в областном городе, а в сорока километрах выше по реке, где стояла деревня Шишовка бывшего Васильевского сельсовета, ни фига об этом не знали.
Река тут была совсем неширокая, безо всяких судоходных фарватеров, без пляжей и потому совсем чистая. Народу проживало совсем немного. Постоянных жителей в деревне оставалось двенадцать человек, и моложе семидесяти пяти, кажется, никого не было. Конечно, на лето сюда приезжали из разных городов России и других стран СНГ дети, внуки и правнуки, но, конечно, не все враз, а как бы по очереди. То к одной бабке сын приедет в мае — картошку посадит, то к другой, в июне-июле, — сено для козы косить, то к третьей — копать эту самую картошку в августе или сентябре. Были бабки и дедки счастливые, у которых по нескольку сыновей и дочерей было — и все поочередно приезжали, а были невезучие, которые своих сыновей или дочерей по разным причинам ждать не могли.
Но бабушка Наталья Владимировна Веретенникова к таким не относилась. Она считалась по всем статьям везучей. Во-первых, оба сына, и Мишка, и Женька, оказались толковые, дружные, дом не забывали и приезжали каждый в свой черед. В тот год Мишка приезжал летом, сено косить и огород пропалывать, а Женька на неделю приехал весной, чтоб огород сажать, и на две осенью — чтоб картошку копать. В эту весну уже Мишка картошку сажал, а окучивать и сено косить прислал свою дочку с зятем. Да еще и правнука привезли, Алешечку! Разве не счастье такого крохотулю побаюкать?! Это ж надо же — Мишка, которого она таким же вот помнила, уже дед! Правда, этот внук у Мишки уже не первый, у него еще две дочки есть, Маринка с Лариской, и вроде бы у них тоже по ребятенку имеется, но их бабушка Наталья уже лет десять как не видела. Одна в Москве, другая в Ленинграде, — как замуж вышли, так носа и не кажут.
А вот младшая, Надька, не такая. Обходительная, веселенькая, все норовит по дому сделать и просто так отдыхать не любит. И паренек у нее ничего, Юркой зовут. Чернявый, здоровенный, хотя, конечно, мрачноватый иногда. И понятно отчего. Мать с отцом пьяницы непробудные. Это Тонька, невестка, рассказала по секрету. Ведь живут-то они там, в городе, можно сказать, рядом, а Юрка к отцу с матерью не заходит. Правда, он, конечно, солдат, в армии служит. И Надька-то тоже, как это ни смешно. Только Надька в последекретном отпуске состоит, а Юрка в казарме живет, на выходные домой ездит. Но вот сейчас ему отпуск дали, так он не к родителям, а с женой к ее бабке. Любит, видно…
В данный момент бабушка Наталья сидела в прохладной горнице, вязала помаленьку носочки из козьего пуха для правнука, а сам правнук посапывал в коляске, высосав полторы бутылочки, которые Надька оставила, убежав с Юркой купаться. Это у них как штык заведено. Утром, как проснутся, бегут окунаются, то же самое перед обедом и вот как сейчас, под вечер, когда солнце не жжет и вода самотеплейшая. В эти часы они дольше всего купаются. Молодежь…
И тут сквозь глубокую здешнюю тишину, нарушаемую только чириканьем птичек да жужжанием мух, послышалось нарастающее урчание автомобильного мотора.
Это к кому же, интересно? К Марье Васильевне или Андрею Поликарпычу? К Насте Косой навряд ли. Ейного внука зимой посадили. А на иномарке приезжал! Все и говорили, что либо сам вор, либо других воров прикрывает. Разве честный заработает на этакую штуку? Ни за что!
Окна бабушкиного дома были отгорожены от улицы кустами сирени, и покамест она только слышала, что машина едет по деревне, постепенно приближаясь. У кого ж она притормозит? Марью проехал, Поликарпыча проехал и Косую проехал. Больше и не к кому вроде, кроме нее. Дальше все избы пустые стоят.
Автомобиль притормозил прямо у ее калитки. И солидный такой бас спросил:
— Есть кто дома, хозяева?
Бабушка вышла на крыльцо. За калиткой стоял огромный лысоватый мужичище, солидный, под пятьдесят или даже немного больше. А рядом с ним симпатичненькая девчоночка лет шестнадцати. Машина у них самая обычная была.