Страница 24 из 73
Через три полных витка лестница закончилась, и маркитанты оказались в низком сводчатом подвале, заваленном драными, полусгнившими диванами, табуретами, стульями, грудами тряпья. Где-то попискивали крысы, по стенам, осклизлым и заплесневелым, ползали мокрицы.
— Нет тут ничего, — пытаясь подавить дрожь в голосе, вымолвила Крошка, — не стали бы русские прятать тут что-то, если они даже мебель из дома увезли. Да и дверца, думается, уже давно была закрыта…
— Не знаю, не знаю… — забормотал Сандро, в котором азарт отнюдь не убыл. Он велел Крошке держать фонарь, а сам принялся расшвыривать обломки мебели и кучи тряпья.
— Неужели ты думаешь, что русские заранее припрятали тут столовое серебро? — попыталась шутить Крошка.
— Заткнись! — оборвал Палабретти. — Вот!
Дрожащий свет фонаря высветил под грудой ломаных стульев большущий, окованный железными полосами сундук.
— Лом! — заорал Сандро. Он аж задыхался от предвкушения удачи.
Что-то хрустнуло, крышка приподнялась, Палабретти откинул ее и издал восторженный вопль:
— Мадонна миа!
Красноватые отблески фонаря замерцали на поверхности кубков, чаш, стоп, братин, ваз, сверкнули в гранях алых рубинов и зеленых изумрудов, перламутровые радужные блики взыграли от жемчужин…
— Мы богаты, как Крезы! — прошептала Крошка.
Палабретти, еще не веря в то, что его самые фантастические грезы сбылись, осторожно вынул из сундука чеканный золотой кубок, отделанный узором из жемчужин, мелких рубинов и бирюзы, поднес его к глазам…
— В нем золота — только золота! — на пять тысяч наполеондоров… — пробормотал он. — Даже если бы нам досталось только это, можно считать, что московский поход себя оправдал…
У Крошки разгорелись глаза. Она стала доставать из сундука одну вещь за другой, расставлять на полу. Ниже, на дне сундука, оказались женские украшения: серьги, колье, диадемы, гребни, ожерелья. Конечно, она тут же принялась примерять их, нацепила на пальцы несколько перстней и колец, попробовала продеть в уши огромные серьги с голубыми сапфирами.
— Погоди, — дернул ее за плечо Палабретти, — сперва надо подумать, как вытащить все это отсюда. Весь сундук мы не утащим!
— Возьмем частями, — беспечно произнесла Крошка.
— Сколько нам придется бегать! — озабоченно произнес Сандро. — А потом, кто его знает, что сейчас творится во дворе… Если хоть кто-то увидит, даже не патруль, а просто солдаты, то нам отсюда и сотой части не достанется; Да нас просто приколют, чтобы забрать и не делиться.
— А мы завернем это в тряпки, — немного отрезвев от первоначального восторга, предложила Крошка, — вон сколько их тут…
До фуры Палабретти добрался без приключений, не обратив на себя внимания. Повозка была загружена множеством самых разнообразных вещей: тут было несколько бочек с вином, мешков с солью, ящиков со скобяным товаром, несколько штук сукна и полотна, мотки галуна, коробки с пуговицами, несколько связок оловянных кружек, ложки, чугунные котелки, утюги… Куда спрятать добычу, Палабретти уже придумал: для этого были очень удобны пустые бочки, стоявшие в середине фуры. Осторожно переложив содержимое своего тюка в бочку, Сандро накрыл ее сверху тулупом и поспешил обратно в дом.
Но в это время его окликнули с улицы:
— Эй, маркитант! Что вы здесь делаете?
Палабретти обернулся, У выломанных ворот гарцевало шестеро польских улан во главе с лейтенантом Ржевусским. Маркитант уже не раз встречался с ним за время похода.
— Это вы мне, месье? — как можно спокойнее переспросил Палабретти.
— Да, да, вам, месье! — уланы въехали во двор, и их прекрасные тонконогие кони полукольцом окружили Сандро.
— Вам кажется, что я делаю что-то противозаконное, месье? — маркитант знал, что учтивость и «благородный» язык, которым долгие годы ему пришлось овладевать, производят впечатление на всех начальников без исключения.
— Нет, месье, — ответил юный лейтенант, — но будьте добры объяснить, зачем вы разместились здесь, в этом доме, который отведен моему эскадрону? И вообще, все, что по левую сторону этой улицы, предназначено для расквартирования корпуса Понятовского, а по другую — Жюно…
— Простите, месье лейтенант, — развел руками Сандро, — кто вам сказал, что я разместился в этом доме? Я не страдаю манией величия, и мне не нужно столько места. Осмелюсь заявить, что я только заехал во двор, чтобы починить упряжь и не мешать движению колонн.
В этот момент, очень некстати, из дома вышла Крошка. Правда, она еще загодя, из окошка, увидела улан, обступивших Сандро, а потому предусмотрительно запихнула узелок с драгоценностями в поддувало печи-голландки. Вместо него лукавая парижанка взяла под мышку рулон обойного шелка и, как ни в чем не бывало, двинулась к военным.
— Месье лейтенант, — с не меньшей учтивостью, чем Сандро, спросила она, — если вы намерены приобрести что-либо, то мы еще не открывали лавку.
— Проше пани… — юный Констанцы даже осоловел от лилового блеска Крошкиных глазенок и опять непроизвольно выразился по-польски. — Мадам, мы вовсе ничего не покупаем, — смягчившись, пробормотал он, — мы хотели знать, что делает здесь этот господин.
— Он здесь ничего не делает, — безапелляционно объявила Крошка, — он ждет меня! Мне нужно было привести себя в порядок.
— Но он только что сказал, что заехал сюда починить упряжь… — вякнул Ржевусский.
— Месье! — гневно стрельнув глазами в лейтенанта, выговорила Крошка. — Мой муж не счел нужным сообщать вам интимные подробности…
Лейтенант спешился и решил осмотреть дом. Крошка вызвалась помочь ему.
Четверо улан привязали коней к деревьям, росшим вокруг фонтана, и закурили трубочки.
— Господа уланы, — заметил Сандро, — вы не желаете немного промочить горло? Вы сегодня, похоже, весь день в седле?
— Да, — кивнул один из улан, — это верно. Император сегодня весь день гонял нашего лейтенанта с поручениями, а заодно и нас. Но, слава Иисусу, война, кажется, кончилась. Так что можно передохнуть.
— А у тебя хорошее вино, хозяин? — спросил другой поляк.
— Малага, херес, рейнвейн — что угодно! — расплылся Палабретти.
— Тащи малагу, — ухмыльнулся первый улан, — я ее помню по Испании…
Палабретти проворно принес кувшин, заполненный искрящимся вином, поляки разлили его по кружкам, гаркнули: «Честь, панове!», крепко чокнулись, выпили и тут же налили снова. Предусмотрительный Палабретти сбегал к фуре и принес целый бочонок. Теперь, когда уланы занялись делом, он решил понемногу начать переноску клада.
В том, что Крошка надолго займет внимание польских офицеров, он был уверен. Разумеется, его компаньонка увела Ржевусского и Пшежецкого в самый дальний от потайной лестницы конец дома, и Сандро без особых приключений успел сделать несколько рейдов, перетаскав почти все содержимое сундука и упрятав его в бочки. Если во время первого из этих рейдов Палабретти слышал бодрое пение «Сто лят!», то ко времени последнего он услышал только громкий храп из четырех глоток.
Собираясь в очередной поход, он не преминул полюбопытствовать, чем столь долго занимается дама. Осторожно прокравшись по анфиладе пустых комнат, он издали еще услыхал веселенький смех Крошки. Сняв сапоги, чтобы не стучать по гулкому паркету, Сандро решил подсмотреть в замочную скважину. Он уже подходил к заветной двери, сосредоточив все внимание на звуках, долетавших из-за нее, когда нелегкая заставила его посмотреть налево. Маркитант с трудом подавил истерический вопль, готовый вырваться у него из глотки: на полу, выпучив мертвые глаза, лежал с распоротым горлом вахмистр Пшежецкий. Большущая лужа крови уже успела подернуться морщинистой пленкой…
— Мадонна! — пробормотал Сандро. — Неужели она сошла с ума?
В ошалелом сознании маркитанта мгновенно промелькнули все возможные последствия происшедшего. Спустя час, а может быть и меньше, сюда придет польский эскадрон и обнаружит труп вахмистра… Ни пеньковая веревка, ни двенадцать пуль Палабретти не устраивали. Правда, скользнула спасительная мысль: быть может, господа офицеры передрались из-за Крошки?