Добавить в цитаты Настройки чтения

Страница 11 из 73

— Кто там?

— Это я, Пухов Иван! — очень робко отозвались из-за двери. — Сергеич, теза, открой!

Голос был точно Вани-Пуха. Старшина рискнул глянуть: да, на тускло освещенной площадке стоял взъерошенный спасатель с пляжа, и никого больше не просматривалось. Муравьев открыл дверь и сразу почуял густой запах перегара. Ваня, пугливо озираясь, заскочил в квартиру и сам за собой захлопнул поскорее дверь.

Ваня-Пух когда-то учился с Муравьевым в одной школе, только на три классу моложе. И был при этом притчей во языцех или скорее штатным посмешищем для всей школы. Некоторые педагоги считали, что Ванино место во вспомогательной школе, другие — что он хитрый пройдоха, который только изображает придурка, третьи, которых было, к сожалению, меньшинство, полагали, будто Ваня вполне нормальный мальчик, только ему фатально не везет.

Эти третьи, безусловно, были правы. Во-первых, ему не повезло с родителями. Сначала родная мама сбежала от папы и сына. Фиг знает куда и зачем. Папа вроде бы от сына не отказывался, но привел домой другую тетю. Эта другая тетя Ваню тоже не полюбила, но зато приучила папу к пьянкам, от которых тот и загнулся. Потом эта тетя привела в квартиру вполне сносного мужика. Этот мужик, наверно, был даже лучше, чем Ванин родной папаша, потому что его споить не удалось, и Ваня все-таки сумел окончить восемь классов.

Во-вторых, Ване не повезло с характером. Вообще-то он был жутко стеснительным и застенчивым мальчиком, у доски заикался так, будто имел врожденный дефект речи, но, с другой стороны, на него нередко находило желание доказать всем, что он храбрый и отчаянный.

Выйдя из стен школы, Ваня пошел на местный кузовной завод и попал в цех покраски. Работал он хорошо, но отмывался от краски плохо. К тому же и там с ним постоянно что-нибудь происходило. Рабочий класс, как известно, к спиртному равнодушия не проявлял, а Ваня проявлял солидарность с рабочим классом. От полного спаивания Пуха спас призыв в армию.

После возвращения на родину Ваня вновь стал работать на кузовном и принимать все, что горело. Само собой, что это время от времени приводило его в милицию, куда он, как правило, попадал тоже не самым обычным образом.





Потом, как известно, началась перестройка. Пух к этому времени трудился маляром в жэке (кто не помнит, так раньше РЭУ назывались). Как на грех, именно в том подъезде, где Пух производил покраску стен, проживал один из первых в городе бизнесменов-кооператоров, которого за что-то собрались воспитать одни из первых в городе рэкетиров. Три качка в спортивных костюмах и футбольных бутсах — такими пинать приятнее! — притаились под лестницей на первом этаже, дожидаясь своего несговорчивого клиента. Причем как раз там, где Пух оставлял на ночь ведра с краской и кисти. В то время как бизнесмен, приехав после работы домой, парковал свою машину во дворе, Ваня, тоже завершив рабочий день, спускался с третьего этажа, неся на плече покрасочный валик, а в руке ведерко, где еще оставалось литров пять светло-зеленой краски. Конечно, Ваня принял еще с обеда, а потом еще немного добавил, но в общем и целом передвигался устойчиво. Однако, по несчастному совпадению, Пух добрался до первого этажа именно в тот момент, когда кооператор, одетый в шикарный белый плащ тайваньского производства и костюм, родившийся от несчастной любви «Пьера Кардена» к «Большевичке», вошел в подъезд. Естественно, что рэкетмены с громким криком — не то «Стоять!», не то просто «Ки-я!» — выпрыгнули из засады. Бизнесмен рванул вверх по лестнице, то есть туда, откуда спускался Ваня-Пух. Пух от неожиданности сделал резкое движение, уронил покрасочный валик прямо под ноги кооператору. Тот запнулся за длинную рукоятку, на которую был насажен валик, нырнул головой вперед и макушкой боднул Пуха в коленку. Сам Ваня запомнил только то, что потерял равновесие, а каким образом ведро с краской оказалось надето на голову бизнесмена, даже в милиции объяснить не сумел. Так или иначе, оба они — и кооператор, и Пух — скатились вниз по лестнице, аж до самого парадного. При этом вся нежно-зеленая краска равномерно распределилась между малярной робой Вани-Пуха — ее уже трудно было чем-то испачкать! — и одеянием отважного бизнесмена. Восхищенные таким нежданным результатом, рэкетиры не стали никого бить — жалко было бутсы в краске пачкать! — и минут пять давились от хохота. Потом один из них вытащил из бумажника две купюры с портретом Джорджа Вашингтона и, свернув трубочкой, засунул в открытый от изумления рот Вани-Пуха: «Молодец алкаш! Два доллара твои! А ты, пидор (это он уже обращался к кооператору), помни: если, блин, завтра бабки не отстегнешь — мы тебя в синий цвет покрасим!»

Наконец, года два назад, Ваня-Пух едва не угодил в киллеры. В то время он, пережив еще пару увольнений, устроился дворником в один из довольно престижных домов. Однажды утром он нашел на детской площадке забытый кем-то из малышей большой игрушечный пистолет, стреляющий пластмассовыми шариками. Издали эту пушку очень трудно было отличить от настоящей.

Надо заметить, что время от времени у Вани, которому в описываемый период уже стукнуло тридцать, что называется, детство играло. В каком месте — хрен поймешь, но, так или иначе, Пух, пользуясь тем, что утро было раннее и во дворе никого не было, отложил в сторону лопату, которой расчищал снег, и начал сам с собой играть в войну. То есть перебегать по дворовому скверику, падать в снег, прицеливаться и негромко — от стеснения, конечно! — говорить «пых-пых». В это самое время во двор престижного дома вкатил «трехсотый» «мерс», на котором возвращался из казино молодой и богатый банкир. Едва банкир в сопровождении пары телохранителей вылез из «мерса» и стал входить в подъезд, как откуда-то сбоку из-за гаражей-«ракушек» выскочил некий тип в черной вязаной маске и трижды шарахнул в банкира из бесшумного «ТТ». Охрана проморгала — бодигарды бросились накрывать собой банкира уже после того, как он свалился. После этого киллер рванул бегом в темную часть двора, то есть той самой детской площадки, где Ваня-Пух впадал в детство. Охранники очухались только через минуту или больше, а потому дали ему приличное время на то, чтоб оторваться. Шофер остался при банкире, который уже не нуждался в помощи, а отбойщики бросились в погоню за злодеем.

Выстрелы из «ТТ» с глушителем Пух то ли не расслышал, то ли не обратил на них внимания, потому что в это самое время изображал из себя Терминатора, забравшись под деревянную горку для катания на попках. Киллер, пробегая мимо горки, ненадолго задержался и швырнул в снег пистолет, маску и перчатки. Пуха он в темноте не заметил, благополучно прошмыгнул в какую-то заранее намеченную дырку в заборе, сел в машину, которая его там, на той стороне, дожидалась, — и был таков. Пух тоже на киллера внимания не обратил. Он привык, что тут по утрам один любитель занимается оздоровительным бегом. Однако, когда услышал топот и мат двух верзил-охранников, заинтересовался и вылез из-под горки с пластмассовым пистолетом в руках.

То, что Ваню не застрелили, было чистой воды случайностью и следствием хреновой подготовки охранников. Увидев человека с пистолетом, они, не раздумывая, упали в снег и дружно пальнули в него из своих «Иж-71». Но оба промазали. Ваня, который вовсе не обязан был догадываться, что имеет дело с охранниками, а не с бандитами — секьюрити никаких опознавательных знаков на себе не имели, — резко юркнул за горку, потом перебежал за детскую избушку на курьих ножках и, покамест охранники ожидали ответных выстрелов, пролез через ту же дырку в заборе, через которую отходил киллер. Охранники бабахнули еще по разу, но опять не попали. Перепуганный Ваня понесся через соседний двор с воплем: «Помогите! Убивают! Милиция!»

Но все обошлось благополучно.

Все это мероприятие стоило Пуху одной недели пребывания в СИЗО и двух недель психиатрической экспертизы. Мог бы и дольше промаяться, потому что опера нашли боевой «ТТ», маску и перчатки, а рядом с ними — множество следов от Ваниных валенок с калошами.