Добавить в цитаты Настройки чтения

Страница 7 из 17



— А для себя? — спросил он.

Она изумилась.

— Как так? Но ведь это и для меня, раз я сильнее всего хочу этого… Ведь это просьба и за себя.

— Какой гадкий эгоизм! — заметил он. — Но в самом деле, разве вы не хотели бы, чтобы золотая звездочка принесла вам такое… такое большое счастье, что сердце ваше превратилось бы в пламенную звезду, высоко-высоко вознесшуюся над всем, что только существует на земле?

И она почувствовала, что сердце у нее растет, превращаясь в пламенную звезду, и именно поэтому весело ответила:

— Если б мне уж непременно пришлось просить для одной себя, то я попросила бы, чтобы еще этим летом я смогла пойти в лес и полдня провести в нем. Я очень люблю лес.

И тотчас же она добавила:

— А вы, о чем больше всего вы просили бы падающую звезду?

— Я?

Он ответил задумчиво:

— Я просил бы золотую звезду, чтобы она возвратила мне веру, что есть на свете добрые, чистые и верные сердца, и чтобы одно такое сердце принадлежало мне…

И помолчав, продолжал:

— Я просил бы ее: «Ясная звездочка, дай мне силу забыть о темных снах, которых у меня в жизни было так много…»

Она слушала этот голос, чувствуя в нем грусть, смешанную с горечью… Сладостной мелодией звучал этот голос, грустью веяло от слов, в которых она угадывала сердцем какую-то непонятную ей и неясную глубину…

А он встал и уже спокойнее проговорил:

— Не пройтись ли нам по саду?

Она послушно встала и пошла по направлению к беседке, по заросшей травой дорожке между кустами крыжовника.

— Вы просили бы у падающей звезды здоровья для отца?.. А разве он нездоров?

— Слабое у него здоровье… и уже давно…

— Что же такое у вашего отца?

— Какая-то грудная болезнь.

— Это печально. А лечится он?

— Несколько лет тому назад лечился, а теперь уже никогда и не бывает у врача. Лечение стоит дорого, а пользы от него мало, должно быть, из-за тяжелой, изнурительной работы в конторе… Все дело в соблюдении предписанного ему режима: пораньше ложиться спать, пить молоко, есть побольше фруктов…

— Что касается последнего, — заметил Пшиемский, — то это нетрудно, имея вокруг дома довольно большой сад, а рядом — другой… В княжеском саду отличные фрукты.

Клара усмехнулась в полумраке. Странный он! Какая связь между тем, что ее отцу для здоровья надобны фрукты, и тем, что их много в княжеском саду? Нет ни малейшей связи между этими двумя фактами.

А он молча смотрел на нее, словно чего-то ожидая. Потом, будто без всякого умысла, стал говорить:

— Как раз сегодня я с князем осматривал оранжереи… и там оказалось такое множество прекрасных фруктов, что князь сказал мне, чтобы я посылал их Перковским и вообще моим знакомым, какие у меня тут найдутся.

Он замолчал и все глядел на нее.

— Князь, должно быть, очень милый человек, — заметила она.

И тут же указала на виллу.

— До чего красива теперь эта вилла, когда окна освещены. Знаете, сегодня вечером, взглянув на нее, вот такую, я подумала: не звезды ли просвечивают там между ветвями деревьев.

Они стояли у решетки, рядом с беседкой. В тихом воздухе слегка зашумели деревья, а затем на этот аккорд природы ответили звуки музыки.

— Что это? В вилле кто-то играет? — шепнула Клара.

Пшиемский ответил:

— Это он. Он большой любитель музыки, и мы часто играем вместе.

— Вы тоже играете?

— Да, на виолончели. Он мне аккомпанирует на фортепиано и наоборот. Вы любите музыку?

Со стороны виллы неслись новые аккорды, на этот раз более продолжительные, сливаясь со слабым шумом, который снова пронесся по деревьям и тотчас замер. А рояль не умолкал.

Клара тихо сказала:



— Никогда не могу слышать музыки без какого-то особенного волнения.

— А вы часто ее слушаете?

— Со смерти мамы, которая обыкновенно играла отцу по вечерам, я слышала музыку раза два, а может быть и три.

Пшиемский воскликнул с удивлением:

— Да неужели? В течение четырех лет только два-три раза слышать музыку!.. Как вы можете жить без музыки?

Она ответила усмехнувшись:

— Разве это так важно, что я лишена этого удовольствия?

— Да, это верно, — сказал он, — разве это так важно не иметь в жизни удовольствий, особенно в таком возрасте?

— Конечно! — поспешно согласилась Клара, — ведь я давно уже взрослая…

Он посмотрел вверх.

— Падают ли еще звезды?

А она, тоже глядя на небо, ответила:

— О да, — еще падают! Видите, теперь одна мелькнула, вон там, за тем большим деревом… А вот еще… над самой виллой, видели?..

— Вижу… Говорите же: «Я хочу послушать хорошую музыку».

Она стала смеяться, но он настаивал:

— Скажите: «Золотая звездочка! Дай возможность мне, твоей земной сестре, слышать сегодня хорошую музыку!» Скажите же!

И она, не в силах отказать ему в этой просьбе, смеясь, стала повторять:

— Золотая звездочка! Дай твоей сестре…

И вдруг замолчала, потому что в воздухе поплыли уже не разобщенные аккорды, а волны переплетающихся между собой и непрерывно льющихся звуков. На лице ее, все еще обращенном к звездам, изобразилось восхищение.

С чуть раскрытыми от взволнованной улыбки губами и с глазами, которые, несмотря на сумрак, отливали золотом, она стояла неподвижно, заслушавшись.

Голос его понизился до шопота.

— Видите, как скоро падающие звезды исполняют желания своих земных сестер! Но я неудачно сравнил вас со звездой. Слишком уж много злоупотребляли этим сравнением, и оно напоминает совсем о других явлениях. Иное приходит мне на мысль… Вы знаете, кто был Гейне?

— Немецкий поэт, — шепнула она.

— Так вот, я припоминаю стихи Гейне, которые мне и хочется прочитать вам на прощанье.

Он опустил голову, быть может припоминая в течение нескольких мгновений стихи Гейне.

Музыка в вилле становилась все мелодичнее и выразительнее. Деревья снова тихо зашумели. С мелодией музыки и тихим шумом деревьев сливался бархатный голос, полный ласки:

Произнеся последний стих, он взял ее руку и, наклонясь, поцеловал ее, чуть коснувшись.

Выпрямляясь, он сказал:

— Подождите здесь. Я с моим другом буду сейчас играть для вас.

Он надел шляпу, быстро подошел к калитке в решетке парка и исчез в темноте.

В течение нескольких минут царила полная тишина. Наконец воздух наполнился звуками музыки, но играли уже на двух инструментах. За освещенными окнами виллы рояль и виолончель согласно исполняли какое-то величественное длинное произведение, звуки которого наполняли собой сад, смешиваясь со слабым шумом деревьев и чаруя и опьяняя Клару. Девушка стояла, опираясь на решетку и закрыв лицо руками.

Заснула она очень поздно и очень рано проснулась.

Обычно она в одно мгновение срывалась с постели, подбегала к тазу с водой и долго плескалась в нем, как птичка, играющая в песке.

А сегодня она, сидя на кровати, слушала.

Вся душа девушки была полна мелодичных звуков и ритмических слов, ласкающих ухо и сердце:

Рояль и виолончель вторили:

Она сделала над собой усилие, соскочила с постели и через полчаса была уже одета. Пока она умывалась, убирала комнаты, чистила платье, все было ничего. Но лишь только она стала у окна, застегивая пуговицы блузки, в ее душе зазвучали слова: