Таран

Но мечтам Юрки насчет уединения в комнате было не суждено сбыться. Когда он взялся за ручку и дернул, дверь его комнаты открываться не захотела. Это еще что такое? Неужели кто-то заперся у него в комнате?

Спрашивать у выпивох Таран не стал. Они пять минут будут врубаться, о чем он спросил. Юрка отступил на несколько шагов и долбанул в дверь плечом. Крепко долбанул, от всей правды!

Таран — он и есть таран. Крак! Бряк! Задвижка слетела, и Юрка вломился в родную комнату…

— И-и-и! — какая-то голая баба завизжала как свинья.

Там, на постели Тарана, с которой он утром поленился собрать белье, пристроилась голая парочка. Какой-то кабан, потный и волосатый, и растрепанная стерва с размазанной косметикой на роже! И эту же, блин, тушь с помадой по его подушке распятнали. Духан стоял еще тот — винно-водочный и табачный перегар в смеси с потом и еще чем-то. Ну, пьянь, ну, суки! Злость так и закипела!

— Пошли отсюда! — Юрка схватил ворох тряпья, который свиньи бросили ему на письменный стол, и вышвырнул из комнаты прямо туда, где бражничал отец с друганами. Одним пинком вышиб в столовую мужские ботинки, другим — бабьи туфли. Одна туфля при этом взлетела вверх и врезалась точно в непочатую бутылку, которую только что выставили. Бац! Бутылка повалилась, покатилась по столу и грохнулась на пол. Дзынь! Водяра лужей разлилась вокруг острых осколков.

— Ты что делаешь? — взревел отец. — Что делаешь, щенок?!

— Да я тебя!.. — прогудел Сизый и попер на Юрку.

Вот тебе! Таран двинул Сизого так, что тот полетел спиной на стол, и весь закусон с посудой вертанулся на пол. Облезлый тоже поднялся и какое-то движение сделал, то ли замахнулся, то ли пытался равновесие удержать… Один хрен, Тарану без разницы — огреби по усам!

Мать со своей собеседницей, визжа, выскочили из кухни, а из Юркиной комнаты в голом виде выбрался Мохнатый, изрыгая мат на мате. Здоровый, килограмм под сто, наверно. И не такой пьяный, как остальные, глаза бешеные — как же, трахаться помешали с чужой бабой! Как бык взревел, махнул кулачищем, Юрка увернулся, отпрыгнул влево и заодно толканул под ноги Мохнатому упавший стул Облезлого. Тот запнулся, не удержал равновесие и с грохотом полетел дальше вперед, мордой в опрокинутый на ребро стол. Хорошо приложился носом, аж кровянка брызнула.

— Вон отсюда, пьянь вонючая! — бешено заорал Таран, рывком разламывая рассохшийся стул. — Все вон, падлы, быстро! Поканаю всех до одного!

И поскольку Мохнатый с разбитым носом, не переставая крыть в три этажа, опять на него попер, гвозданул его отломанной ножкой стула по лбу. Мохнатый шмякнулся голой задницей на осколок бутылки и истошно взвыл. А затем — что показалось Юрке очень неожиданным! — подхватил с пола штаны и кинулся бежать, едва не сшибив по пути Таранову мамашу с подругой, успевших с визгом шарахнуться в кухню. На пороге он запнулся за Облеванного, рыбкой вылетел на лестничную клетку и плюхнулся к ногам обнимавшейся пары. Баба завизжала и потянула своего кавалера вниз. Не рассчитала, дернула слишком сильно, и оба едва не слетели по ступенькам. Чудом баба ухватилась за перила, а мужик — за подол ее юбки. Тр-рык! Юбка лопнула по шву, но, слава Богу, не пополам. Задерживаться «влюбленные» не стали, кое-как, где бегом, а где ползком, но довольно быстро спустились вниз и выскочили из подъезда, хотя мужик, кажется, бормотал что-то типа: «Я этого пацана по стенке размажу!» Но баба, видно, умнее была — утащила.

Тем временем Таран, схватив за шиворот барахтавшегося на полу Сизого, находившегося в состоянии грогги, подтащил к двери и мощно поддал ему коленом под зад. Фр-р!

Сизый шлепнулся поверх Мохнатого, кувырнулся через голову и с грохотом покатился вниз по ступенькам лестницы.

Как он долетел, Юрка не глядел. Ему было по фигу, сломал себе этот алкаш что-нибудь или нет. Таран вновь влетел в комнату, где только-только поднялся на ноги Облезлый, и заорал:

— Сам уйдешь, козел?

— Сам! — почти трезво произнес алканавт, пятясь к двери. — Все путем! В натуре — понял…

— Бегом! — рявкнул Таран. — Вали отсюда, на хрен1 Облезлый, пробежавшись ботинками по Облеванному — тот только прохрюкал что-то, — рванул вниз мимо Мохнатого, который на четвереньках отполз куда-то в сторону и, сидя порезанным задом на лестничной площадке, пытался натянуть штаны. Облезлый удрал, а Мохнатый попал двумя ногами в одну штанину и, смрадно матерясь, никак не мог выбраться обратно.

— На, прибери шмотье! — Юрка вышвырнул почти все тряпки сразу, позабыв, что у него в комнате осталась перепуганная голая баба.

— Юрик! — завопила мамаша, которая, кажется, начала чего-то соображать, хотя и не очень сильно. — Это ж ты Галино выкидываешь! Трусы-то ей оставь!

Юрка пинком зашвырнул этот не самый свежий предмет дамского туалета обратно в комнату и заорал:

— Быстро одевайся, лярва траханая! Мозги вышибу!

Толстая Галя, одной рукой прикрыв титьки; а другой подобрав одну из туфель, которую Юрка не успел выкинуть на лестницу, в одних трусах вылетела из квартиры. Мамашина подруга резко испарилась следом, даже позабыв зонтик, и Таран вышвырнул его на лестницу, где все еще пыхтели Мохнатый со своей жирной Галей, разбираясь в тряпках.

Затем осталось дать пинка Облеванному, который не смог подняться выше чем на четвереньки, и выпихнуть его за порог. Когда квартира очистилась от посторонней пьяни и в ней осталась только здешняя, тут прописанная, Таран захлопнул дверь и оторвал провода от звонка, чтоб «гости» не трезвонили больше, если забыли еще что-нибудь.

— Прием окончен! — объявил Юрка.

— Какой ты у нас сильный, сыночек! — пьяно забормотала мать. Отец уже храпел, напустив из-под себя лужу, благополучно смешавшуюся с разлитой водкой.

— Спать иди, дура старая! — посоветовал Таран без особого почтения к матушке. Та, кажется, хотела обидеться, но сил уже не было, пробубнила нечто матерное себе под нос, доплелась до дивана и плюхнулась, скорчившись калачиком.

А Юрка взял веник и стал заметать в совок осколки посуды и разметанные по полу остатки закуски. Потом стол поставил на ножки, поднял храпящего папашу и доволок до дивана, подложил к матери. Завтра встанут с больными головами и начнут «разбор полетов». Заодно и на него, Юрку, ворчать. За то, что кайф поломал и «друзей» обидел. Жалко, конечно, что они, мать и отец, ему родные. И бить их как-то западло. Иначе б Таран всех на лестницу повышвыривал, алкашей чертовых…

Затер лужи тряпкой, распахнул окна, чтоб весь перегар выдуло. Потом пошел к себе, начал задвижку ремонтировать. Надо бы замок врезать, только вот стоит дорого, даже самый простенький. Нет, надо работу искать, бабки зарабатывать, а то стыдно у этих алкашей выпрашивать на жизнь.

Нет, отец с матерью у него пьяницами не родились. Когда-то он и не знал, что такое пьющие родители. Конечно, отец и мать даже в лучшие времена совсем уж трезвенниками не были. Принимали по праздникам, на дни рождения, иногда просто по рюмочке пропускали для аппетита в выходные дни. Но было совсем мало по сравнению с тем, что сейчас творилось. Ни дня без поллитры! И хорошо, если они эту поллитру вдвоем раздавят, без такого «дружного коллектива», который Тарану пришлось нынче разгонять.

Восстановив задвижку, Юрка содрал с постели белье, загаженное Мохнатым и жирной Галей, бросил его в бак, забитый под завязку, а потом полез в шкафы искать чистое. Нашлась одна простыня и наволочка — мать, не иначе, месяца два не стирала.

Запах чужих тел все-таки оставался. «Лишь бы, блин, вошек не натрясли! — брезгливо подумал Таран. — А то у таких чистюль и сифоном разжиться можно. Во обидно будет — ни одной бабы не поимев, заполучить такое!»

Было б у Юрки где переночевать — ушел бы, не стал на свое коронное место ложиться. Но деваться некуда. Улегся, закрылся одеялом без пододеяльника и заснул, твердо решив, что пойдет устраиваться на работу. Прямо завтра! Ни на день не откладывая, чтоб эта алкашня больше его не попрекала, что он на ихние живет!